Александр Мазин - Викинг Страница 47

Аргумент был веский.

Но аборигены уперлись рогом. Может быть, оттого, что им было во что упираться.

Позиция больно выигрышная. Карниз узкий, да вдобавок изгибается удачно, а стрелки вообще за камнями прячутся. А вот мы — как на ладони. Если начнем чужое имущество прибирать, то сверху очень удобно будет в нас разными предметами швыряться. Стрелами, например, или булыжниками…

Диспут длился примерно полчаса. И вот наконец прозвучало редкое в устах викинга словосочетание «мы заплатим».

Теперь пошел уже конкретный торг. И почти определились условия: наверх мы не пойдем. Съестные припасы в виде пары козлят и трех свинок, свежую воду и даже пару бочонков пива нам снесут прямо сюда…

И цену аборигены предложили приемлемую… После получасовой торговли.

…Словом, дело было почти на мази, когда этот дебил взял да и стрельнул. Причем — в меня.

Что у него там в башке переклинило, понятия не имею.

Стрелу, допустим, я отбил. И вторую — тоже. А потом Трувор удачно метнул копье и сбил стрелка с карниза.

Тот пролетел метров пять, еще столько же прокатился по камешкам и затих, не подавая признаков жизни.

Родичи стрелка обиделись (за что? — он же первым начал!) и открыли военные действия. Одно копье полетело в Свартхёвди, второе — в Трувора. Свартхёвди пригнулся, Трувор увернулся — а может, метатель был не слишком меткий… Но в итоге оба копья «достались» мне. Первое продырявило щит, второе смачно долбануло по макушке шлема.

Результат: я, оглушенный, плюхнулся в воду и едва не потоп, потому что место оказалось довольно глубокое, а плавать в доспехах весьма затруднительно.

Выручил Сигвад, подцепивший меня, еще в процессе падения, за ремень щита бородкой секиры. Тут подоспели наши: Рулаф ухватился за древко застрявшего в щите копья (остальные прикрывали щитами) и выволок меня на сушу.

Тем временем бой прекратился.

Свартхёвди заорал, мол, стоп! Ну ее, драку! Давайте все-таки поговорим!

Оставшиеся без копий аборигены, хоть и с топорами наголо, тоже в атаку идти не спешили.

Свартхёвди истово клялся атрибутами Тора и добрым именем своего дедушки Ормульфа, приходившегося родичем кому-то из местных ярлов, что не хочет кровопролития. Но если все же такая неприятность случится, то там, за мысом, находится драккар Хрёрека-ярла, и пусть тогда поднявший топор на его хускарлов пеняет на себя!

Не знаю, какой из доводов оказался более убедительным, но наши противники опустили топоры, и через минуту Свартхёвди уже представлял им хольда Трувора.

А я в это время сидел на береговом камешке и пытался определить, есть у меня сотрясение мозга или нет. Тошнить вроде не тошнило, но голова кружилась, и меня не по-детски трясло. Не сразу до меня доперло, что трясет от холода: я же промок до нитки. Некоторое тугодумие тоже было косвенным свидетельством сотрясения… Ну да ладно. Мог ведь и воды нахлебаться, а то и вовсе утонуть.

— Благодарю тебя, выручил! — с чувством сказал я Сигваду.

— Пустяки! — махнул рукой мой спаситель. — Мы же с тобой, считай, молочные братья.

Ну да. А вместо общей материнской сиси у нас — ритуальный сапог Хрёрека. Хорошо хоть его пришлось не облизывать, а только обуть. Хотя (я теперь уже был в курсе некоторых местных обрядов), если бы меня принимали в обычный род, пришлось бы и на коленках посидеть, и к «материнской» груди приложиться. Не подумайте, что местные ребята — извращенцы. Это они «рождение ребенка» изображают. Чтобы, значит, собственных предков-чуров в заблуждение ввести. По-моему, это неуважение к покойникам — держать тех за полных недоумков.

Хотя, если вдуматься, плевать через левое плечо (как это популярно у их отдаленных потомков), еще глупее. Если на этом плече (как предполагается) сидит черт, то плевком его не собьешь. Только обидишь. А обиженный черт вряд ли добрее необиженного…

Начавший драку абориген, к моему немалому удивлению, оказался жив, хотя должен был сначала продырявиться копьем, а потом разбиться всмятку.

Парень оказался настоящим везунчиком: во-первых, копье Трувора не проделало в нем дыры (как это обычно бывало), а всего лишь снесло с тропы. Во-вторых, от контакта с гранитными камнями он, можно сказать, почти не пострадал. Вывихнул руку и сломал обе ноги. Сущая ерунда, если вспомнить, на что и откуда он падал.

Пока его перевязывали и упаковывали в лубки, стрелок несколько раз приходил в сознание и терял его снова, так что желающим выяснить, какого хрена он в меня выстрелил, пришлось потерпеть.

Тем временем на берегу развели костерок. Я избавился от доспехов и мокрой одежды, завернулся в шерстяной плащ Трувора, выпил горячего пива (местным нравится, а по-моему, редкая дрянь) и наконец перестал лязгать зубами.

Наши суетились так, будто я серьезно ранен. Неспроста, как оказалось.

Следовало показать, что с нашей стороны тоже имеется пострадавший. Для взаимозачета, так сказать.

После недолгих переговоров стороны сошлись на снятии взаимных претензий. Поскольку копье Трувора непосредственного вреда парню не принесло, было решено считать, что он свалился со скалы исключительно по собственной неуклюжести. Так же, как и мое падение в воду было признано следствием моей скверной координации.

Высокие стороны поклялись не делать предьяв на общем собрании-тинге, и инцидент сочли исчерпанным. Примерно так договариваются в двадцать первом веке автомобилисты, если не хотят привлекать ГИБДД. Только здесь обходятся без расписок: за соблюдением условий сделки тут следит самая высшая инстанция. Божественная.

За водой и четвероногими был отправлен сводный (после обмена суровыми клятвами нас больше не боялись) отряд. Ко времени его возвращения поломанный парень пришел в себя. Однако внятного ответа на главный вопрос дать не смог.

Захотелось — и выстрелил. Вот и весь сказ.

Услыхав это расплывчатое объяснение, Свартхёвди Медвежонок как-то очень многозначительно поглядел на меня.

Я даже подумал: а не спровоцировал ли я паренька каким-нибудь неправильным действием?

Нет, все оказалось намного проще. Или сложнее. Это с какой стороны посмотреть.

Тайну сию, вернее, свою интерпретацию сегодняшних и более ранних событий, Свартхёвди выдал мне, когда мы благополучно вернулись в бухточку, где «профилактировали» драккар.

Его вывод был абсолютно неожиданным для меня, но полностью отвечавшим духу времени. Присутствовавшие при разговоре хускарлы дружно поддержали мнение Медвежонка. А я впал в растерянность. С одной стороны, мои самые близкие друзья отнеслись к ситуации очень серьезно, а мнению этих суровых тружеников меча и топора я привык доверять. С другой стороны, моему рациональному (даже после волшебного «перехода») уму было трудно мыслить подобными категориями. Все-таки я родился не Ульфом Черноголовым, а Николаем Переляком. Которому было очень трудно всерьез отнестись к утверждению, будто на него навели порчу.

Глава сорок первая,

в которой герой ступает на землю Сёлунда, славного острова, на котором правит тот самый прославленный в веках обладатель «волосатых танов» Рагнар Лодброк

Длинный красивый фьорд… Пустынная и чистая красота дикой северной природы, плеск весел, мерный рокот барабана, ветер, надувающий полосатый парус, несущий горе всем, кто не способен за себя постоять. То есть несущий нас.

Бывало, правда, что из-за очередного изгиба-поворота вышмыгивали местные хищные «щучки» — такие же искатели приключений и чужого добра.

Однако, как вышмыгивали, так и ушмыгивали обратно.

С нами связываться — себе дороже.

Этот фьорд был каким-то… непуганым. Похоже, здесь совсем не опасались грабителей. Обитатели земли Сёлунд глядели на нас с берегов совершенно без страха, рыбачьи лодки не бросались наутек при виде драконьей головы, а с шедшего встречным курсом кнорра нам адресовали что-то вроде «добро пожаловать».

Вероятно, дело было в человеке, который заправлял на этом чудесном острове.

Звали его Рагнар Лодброк. Или Рагнар Волосатые Штаны. Прозвище не было оскорбительным. Слава Рагнара-конунга была так велика, что, даже если бы его прозвали, скажем, Крысиной Мошонкой, на его статусе это не сказалось бы.

Репутация Рагнара и страх перед ним были таковы, что наделяли всех жителей Сёлунда поистине геройским бесстрашием.

Однако любая храбрость здорово выигрывает, если подкреплена настоящей силой.

Эту силу мы увидели минут через двадцать.

Она приняла облик двух кораблей, чьи весла весьма энергично пенили воду. Надо полагать, на каждом руме сидело по двое. Вблизи от берега, когда не надо запасаться водой и пищей, на большой драккар можно загрузить человек двести, так что проблем с гребцами никаких. Они шли без парусов, поскольку ветер дул нам в корму, но шли, по-моему, раза в полтора быстрее нашего.