Гай Орловский - Все женщины — химеры Страница 5

— Тебе так удобнее, — сказал отец полувопросительно.

Я кивнул.

— Точно. Но больше не спрашивай, ладно?

— Понял-понял, — ответил он послушно. — Что приготовить на ужин?

— Я всеядное, — ответил я.

Отчим посмотрел внимательно, в глазах проступило уважение, что вообще-то редкость. Человек он, как определяет себя, старых правил, а я, по его мнению, очень современный. В его интерпретации это звучит так, будто это крайне скверно.

— Уже? — поинтересовался он и добавил с сомнением: — С каких пор?

— Не знаю, — ответил я. — Не помню. По-моему, мужчина, если хорошо разбирается в еде, не совсем как бы даже мужчина. Как-то вот получилось у меня… Проснулся, смотрю, а я уже всеядный! И совсем не привередливый. Аж противно от своей бездуховности и недостаточной гурманности и гурманностичности. Наверное, съел что-нибудь.

— Взрослеешь, — ответил он.

— Правда?

— Взрослеешь, — повторил он.

— Объясни?

Он покачал головой.

— Вряд ли смогу. Это потом приходит. Все мы меняемся. Только никогда в это не верим, пока такое не случится.

Мать крикнула из распахнутой двери:

— Женя, твои друзья и здесь как-то тебя отыскали.

— Как-то? — спросил я. — Это раньше было как-то, а сейчас у всех в мобильниках или часах трекеры. Конечно же, все знают, где я, даже когда иду в ванную, а когда в туалет… если только не отключу нарочно.

Отчим рядом кивнул понимающе, отключение трекера выглядит невежливостью, и кто делает это часто, будет считаться подозрительным и в чем-то потенциально опасным для общества.

— Пообщайся, — сказал он.

— Пойду в комнату, — сказал я, — не хочу тебе портить вид…

Он улыбнулся, а я одел на себя всего беспечную улыбку и пошел вихляющей походкой в гостиную.

С телестены смотрят несколько веселых рож, я узнал Кирилла, Ганса, Шамшура, Цедендела, там еще несколько девчонок, по большей части новые, только Лолиола из старых друзей.

Она первой помахала мне с дивана.

— Привет, Юджин!.. Мы по тебе уже соскучились!..

— А как соскучился я, — ответил я. — Ты мне даже снилась. Дважды. Так что сейчас отдыхаю и восстанавливаю силы.

— Я могу помочь восстановить, — предложила она с живостью. — Я умею восстанавливать как никто! Кирилл, подтверди!

— Умеет, — сказал Кирилл.

— Еще как, — добавил Ганс.

— Феноменально, — сказал Шамшур.

Я сказал со вздохом:

— Мне нужны силы для сублимации. Вам хорошо, вы бездельники, а я — уработанная лошадка.

Лолиола сказала весело:

— Это во сне ты уработался? Я польщена.

— Я сейчас в самом деле занят, — сказал я уже серьезным голосом. — Как освобожусь, оторвемся по полной. Почти обещаю!

Лолиола посмотрела со стены очень серьезными глазами, улыбка медленно сошла с ее хорошенькой мордочки.

— Да, — проговорила она, — ты какой-то не такой… Вижу, ты здесь, а душа твоя где-то… Хорошо. Но как только, так сразу! Договорились?

— Заметано, — ответил я.

Она улыбнулась, экран погас вместе с остальными. Мать посмотрела на меня с понятным интересом.

— Как она тебе?

— Норм, — ответил я равнодушно, — только жопа холодная. Всегда, представляешь! Это ужасно.

— Ужасно, — согласилась мама чуточку озадаченно. — Да? А как Алиска?

Я переспросил:

— Эта которая с котом Базилио?.. Нет, я больше собачник.

— А как она вообще?

— В постели или в чем-то еще?

Она улыбнулась:

— В постели все женщины, ты прав, теперь одинаковы, а вот в остальном нет двух не то что одинаковых, но даже похожих. Она тобой интересуется.

— Так и сказала?

— Нет, но мне старается понравиться. А женщины, как ты знаешь, в отличие от вас, мужчин, ничего зря не делают.

Я пробормотал с опаской:

— Хороший подход. Наверное, хороший. И правильный… Но только я редко что делаю правильно.

— Тогда у нее есть шанс.

— В нашей квантовой вселенной для всего есть шанс, — согласился я. — Мама, я пойду прилягу?.. А то набегался так, что даже не знаю. Псевдоподии отваливаются.

Она воскликнула заботливо:

— Полежи, полежи, сынок! Отдохни. Теперь жизнь такая трудная, такая трудная…

Я посмотрел с недоверием, но издевки нет, да это и не в характере моей мамы, говорит вполне искренне, для нее жизнь в самом деле такая трудная: каждый день сотни новых рецептов изысканных блюд, а нельзя пропустить, подруги назовут отсталой, новые способы завивки ресниц, фитобласты, наращивание ногтей… с ума сойти можно от сложностей прогресса!

— Попробую поспать, — сказал я. — Сейчас дико модно спать днем! Мелатонин вырабатывается. И еще что-то дико полезное. Без чего жить просто нельзя ну никак.

Она оживилась, прощебетала:

— Вот-вот! Я даже дважды в день сплю. По двадцать минут, так рекомендует Минздрав. А сейчас у Минздрава власти больше, чем у министра обороны.

— Даже свои десантные войска есть, — подтвердил я. — С такими правами, что и думать страшно…

— Это же хорошо?

— Чудненько, — подтвердил я. — Ну, я пошел.

— Свет всюду отключи, — напомнила она. — Мелатонин только в полной темноте вырабатывается чем-то таким. Органом, наверное.

Я закрыл за собой дверь, лег на диван и вырубил свет. Мелатонин в самом деле лучше всего вырабатывается в темноте, и чем темнее, тем вырабатывается лучше. Сейчас весь мир помешан на молодости и продлении жизни, а я — частичка этого мира, надо шагать в ногу, если мы демократы и свободные люди. Или делать вид, что шагаем, иначе будут неприятности, мы же в свободном мире живем.

Сердце пока что тукает сильно, мощными толчками гонит кровь в голову, слишком много нерешенных задач, а выполнить нужно кровь из носа. Да что там кровь из носа, это детство, все посерьезнее…

В темноте плавают серые пятна, одни чуть светлеют, другие растворяются. Если на светлых сосредоточиться, то будут становиться все светлее, в тех окошках можно увидеть появляющиеся картинки, а если всматриваться неотрывно, то картинки станут расширяться, наливаться резкостью, это и будет неслышное вступление в сон и сновидение.

Но сейчас слишком еще возбужден, в темноте не только пятна, но появились еще и две прямые красноватые линии, что не понравилось, психически нормальные люди не видят ничего цветного ни во сне, ни в темном лесу, в глазу отключаются не то колбочки, не то пестики, а может, и тычинки.

Багровые линии выступают из темноты все отчетливее. И не сдвигаются, хотя все остальное медленно плывет, как темные тучи по темному небу.

Я невольно подвигал головой из стороны в сторону. Весь темный мир пятен послушно сдвинулся туда, потом обратно, однако багровые линии на месте, как приклеенные.

Встревоженный, я поднялся с постели, держась лицом к этим красным линиям. Одна идет почти на уровне моего плеча, а вторая на уровне колен.

Сделал несколько шагов в темноте, пальцы вытянутой вперед руки наткнулись на стену. Багровая линия прямо под пальцами, но чувствую только прохладный пластик обоев.

От линии вниз идет отросток, я провел по нему пальцами и наткнулся на горбик выключателя. Машинально щелкнул, комнату залило ослепительное сияние.

Красные линии пропали в ярком свете. После паузы выключил, глаза режет, и через пять-шесть секунд багровые линии проступили из темноты снова.

Я повертелся на месте, вон там в трех местах от прямой линии вниз идут короткие отростки. Даже не включая свет, скажу, что те два к розеткам, а тот, что возле двери, еще к одному переключателю.

Сердце начало уже не стучать, а барабанить, как перед боем, в голове нарастает шум. Похоже, могу видеть, где в стенах проложены провода. Наверное, это хорошее свойство для ремонтников, чтобы сверлить дыру в стене, не опасаясь повредить электропроводку, но я никогда не занимался сверлением и дырлением, так что этот дар пропадет зазря, как у нас обычно и бывает.

— Ерунда, — пробормотал я вслух, — не все, что умеем, пригаживается…

Я лег поудобнее, сосредоточился и представил в ладони пистолет. Он возник моментально и без усилий, осталось только крепче сжать рукоять. Хотя… если спилить вот этот защищающий спусковую скобу выступ, выстрел грянет сразу же, как только рукоять ударит в ладонь. А это добавочные мгновения к моей нерасторопности. Себе-то могу признаться, это для других мужчина должен выглядеть орлом, если он, конечно, старается быть мужчиной.

В этом мире, конечно, можно им не быть, даже нужно. Идет усиленное стирание гендерных различий, быть мужчиной — анахронизм, но это нужно, чтобы преуспеть в том, где первобытные дикие и такие чистые нравы…

А нужно ли мне преуспевать в том, грубом, наивном и таком дурном в своей первозданной чистоте?

— Не нужно, — сказал я себе твердо. — Только перехвачу Рундельштотта и… никому ничего не должен!