Художник, что рисует… (СИ) - Alex O`Timm Страница 5

В тот же момент распахнулась входная дверь ведущая в кабинет, и в нее буквально ворвались трое милиционеров без лишних слов, схватившие Семена, одевшие ему на руки наручники, потащившие его с собою на выход. При этом, в комнате остался один из них, тщательно фотографируя и открытое окно, и находящийся в здесь развороченный железный шкаф, с посыпавшимися из него документами, и инструменты, якобы принесенные слесарями. В приемной к его удивлению не обнаружилось не секретарши, ни Владимира Алексеевича. Уже находясь на улице, он вдруг заметил, что к раскрытому окну второго этажа, именно туда, где находился кабинет его будущего тестя приставлена длинная лестница, хотя еще полчаса назад ее там не было. Но хотя это и отложилось в памяти, никто его ни о чем не спрашивал, а просто затолкали в обезьянник милицейского уазика и отвезли в Следственный Изолятор.

А на следующий день, начался кошмар. Никто, просто не желал слушать его о том, что он находился в кабинете второго секретаря, по его приглашению, и оказался в нем, как все нормальные люди зайдя через дверь, а не по лестнице через окно. И о том, что именно Владимир Алексеевич, попросил его открыть этот сейф, а сам вышел буквально на минутку, чтобы дать кое-какие указания своему секретарю. Позже, вдруг оказалось, что второго секретаря в это время просто не было в городе, потому что он вместе с семьей за два дня до этого события отбыл в очередной отпуск по предоставленной ему путевке в Сочи. И следовательно все его слова о данном поручении являются ложью. Тоже самое подтвердила и секретарша, сказав, что никого не пропускала в кабинет начальника, потому что того не было на службе, дверь в его кабинет была закрыта на замок, а сама она отлучилась со своего места, так как был обеденный перерыв. В тоже время, она подтвердила, что Семен уже бывал в этом кабинете много раньше, по какому-то делу, вызванный ее шефом.

Следствие завершилось в рекордные сроки, буквально за две недели. И хотя Сёма, отказывался подписывать любые бумаги, отказываясь от любых обвинений, ничего от этого не изменилось. Состоявшееся следом закрытое судебное заседание, вынесло ему приговор, по статье 89\2 Уголовного кодекса РСФСР о попытке кражи государственного имущества со взломом, и присудило три года лишения свободы, с отбыванием наказания до исполнения ему восемнадцати лет, в колонии для несовершеннолетних. Закрытым его провели потому, что дело касалось партийного руководителя. Прокурор просил пять лет, но учитывая, что подобное произошло впервые, срок сократили до трех лет.

Особенно всех растрогало выступление второго секретаря горкома партии, который проходил по делу в качестве потерпевшего. Он рассказал суду, что Семен, втерся в доверие его семьи, ухаживал за его дочерью, оказывается только для того, чтобы похитить документы и деньги, находящиеся в этом сейфе и предназначенные для выплаты какой-то там премии или чего-то еще. И выбрал время, для своих преступных действий как раз в тот момент, когда был твердо уверен, что самого хозяина кабинета не окажется на месте. Так как был вхож в дела семьи и прекрасно знал о намеченной поездке на отдых. Но благодаря тому, что кабинет был подключен к сигнализации, о чем подсудимый не догадывался, его и взяли с поличным.

Чуть позже, когда уже все завершилось, и Семен готовился к этапу в колонию, его неожиданно вызвали на беседу к воспитателю. В принципе, подобные вызовы были делом достаточно обыденным, если не сказать регулярным, но дело в том, что до этого его вызывали буквально полчаса назад, а повторных вызовов к воспитателю, обычно не случалось. К его удивлению, в комнате оказался какой-то незнакомый майор. Который спросил, понял ли он причину, по которой оказался здесь. После того, как Семен начал, чуть ли не кричать о том, что его оболгали и он обязательно найдет управу на второго секретаря, и что он будет жаловаться прокурору и кому-то там еще. Майор просто не стал его слушать, а поднявшись со своего места пошел на выход, бросив напоследок.

— Что ж, я думал ты немного умнее.

После чего вышел из комнаты, притворив за собой дверь. Семена, к его огромному удивлению, отвели не в ту камеру, в которой он находился до этого момента, а совсем в другую, и в ту же ночь он упал со второго яруса шконки, ударившись головой о бетонное покрытие пола. Видимо недавно произошедшие события сильно взволновали его, из-за чего, он неловко повернулся во сне.

Глава 3

3

Сейчас, это тело, то есть меня относительно вылечили, хотя, как мне кажется, не будь меня, вряд ли мой предшественник находился бы сейчас здесь, скорее всего его бы уже похоронили, или в лучшем случае отправили в дурку. Ну да ладно бог с ним, как говорится, а вот в чем провинился именно я, что меня поставили в такие условия, до сих пор не могу понять.

Пока меня радует только одно. Это то, что находящийся со мной пацан покинул вагон буквально на прошлой остановке. Другими словами, некому на зоне будет рассказать о том, каким он видел меня после больнички. Хотя конечно жаль, что я пришел в себя несколько поздновато. Можно было ему козу показать в стиле доцента, обещать моргало выколоть и пасть порвать. Просто так, ради прикола. Мне бы все одно ничего за это не было, ему было бы страшно, а мне весело. Может караульного напугать попробовать. Хотя не стоит, судя по интеллектуальному выражению его лица, он недалеко ушел от меня недавнего. К тому же вооружен, еще начнет стрелять ненароком.

В деле наверняка есть некая отметка о том, что я был «слегка не в себе», но она в основном касается начальства и вряд ли дойдет до основного контингента, но даже если так, то веры ей будет немногого. И совсем другое дела, если бы об этом рассказал тот парнишка. В этом случае ничего, кроме низшей касты мне бы не светило. А так какие-то слухи появятся, всегда можно найти отмаз. Тем более, что в качестве доказательства будет только отметка в личном деле, а учитывая «потерпевшего» поверят скорее мне, чем этой отметке.

Сейчас, когда я относительно оклемался, решил посмотреть, что у меня есть из вещей. До этого дня, как-то не особенно обращал на это внимание, и только благодаря тому, что пацан, с которым я ехал, видимо просто побрезговал моими вещами, я и обнаружил, что они у меня имеются.

Помимо продовольственного пайка, выданного в дорогу, то есть двух буханок серого хлеба, примерно килограммового куска уже изрядно обгрызенного за время пути, свиного соленого сала обнаружил чемодан, средних размеров, обтянутый брезентом. И не надо говорить, что так не бывает. Но взрослой да, на это никто не смотрит, а вот на малолетке с этим очень строго. По словам моего знакомого прапорщика, один такой пацанчик, написал жалобу, что у него пропал чемодан с вещами во время пути в колонию. Перевернули все на свете, объяснительные писали все, кто хоть как-то контактировал с ним с момента получения его дела в СИЗО и до его приезда в колонию. А чемодан, все это время спокойно находился в камере следственного изолятора, уже у совсем другого человека. В итоге оказалось, что чемодан и все его содержимое малолетний преступник проиграл в карты еще находясь в изоляторе, и потому отправился в путешествие налегке. А вот по прибытии в колонию, решил накатать жалобу об утере вещей и постараться их вернуть. Вещи, разумеется, в итоге вернули владельцу, только вот приехавший вслед за чемоданом очередной малолетний зэка рассказал об этом случае остальным, и как итог, написавший жалобу, ожидал окончания срока обживаясь возле параши. Это все конечно поучительно, но с некоторых пор, началась обязательная проверка личных вещей перед отправкой. И если они имелись в наличии, то так или иначе, они оказывались у своего владельца. Их либо передавали через караул, либо подряжали кого-то еще, если сам владелец был не в состоянии их перенести самостоятельно. То есть так как это произошло со мной.

И вот сейчас я впервые открыл чемодан, переданный с воли от любящей бабушки. Когда-то в будущем у меня было нечто похожее, впрочем, подобные фанерные чемоданы, обтянутые натуральной кожей старого боевого Дерматина, были, пожалуй, у всех жителей СССР. В первую очередь в глаза бросились фотографии и картинки из советских журналов наклеенные на внутренней части верхней крышки. Причем наклеенные так плотно, что оторвать их было практически невозможно. С них на меня смотрели погибшие родители, которых я не помнил в этой жизни. На соседней фотографии была бабуля вместе со мной. А особенно поразила фотография бабушки, в полевой форме и с немецким автоматом в руках, сфотографированная в каком-то лесу, в группе таких же как она партизан. О том, что бабуля прошла всю войну, будучи заброшенной в партизанский отряд, и часто выходившая в рейды на оккупированную территорию, я знал из доставшейся мне памяти и даже в какой-то степени гордился ею, хотя она, по сути, была чужим для меня человеком. Кроме еще нескольких фотографий с нею и со мной, остальная площадь крышки была заклеена вырезками из журналов. Причем создавалось впечатление, что если фотографии появились благодаря бабушке, то все остальное лепил сам Семен, ведь среди всех остальных картинок, преобладали в основном гимнастки и пловчихи в купальниках. Похоже при этом предпочтения отдавались тем картинкам, на которых грудь была наибольшего размера.