Последний бой (СИ) - "shellina" Страница 50

Они вышли, оставив меня с Криббе и Турком.

— Что там было написано? — Гюнтер хмуро кивнул на конверт.

— Подтверждение того, что именно англичане стоят за этой трагедией. Они не хотели, чтобы все так закончилось, думали, что Елизавета покрепче окажется. Этим козлам никто не доложил, что она ослаблена падучей, в общем... Английский посол запустил болезнь вместе со своим конюхом. Ведь конюхи, которые привозят гостей, ждут вместе со всеми на конюшне, — я зло пнул подвернувшийся под ногу пуфик и посмотрел в окно. Надо же, там все еще ясный, солнечный день, хотя, должны быть тучи, заполнившие небо. — План был простой, как топор: болезнь начинает поражать весь дворец, а затем вырывается в город. Начинается эпидемия. Среди простых людей смертей будет гораздо больше из-за того, что доктора для них недоступны. В то же время по городу начнут разбрасывать пасквили, в которых прямо укажут на виновников — на дворец и правящую семью. Пока Елизавета будет разбираться со свалившимся на нее кризисом, она забудет про Фридриха и Пруссию, и Саксонию, а когда вспомнит, будет уже поздно что-то делать. Таков был план, но он не удался, вот в чем дело. Елизавета погибла, Флемм ценой своей жизни не дал болезни проникнуть в город. Да еще Австрия вместе с Францией неожиданно решили поучаствовать в этом веселье. И пока они в раздумьях, а что же делать дальше.

— Вам нужно вернуться, ваше величество, — серьезно сказал Турок, когда я выдохся. — Удался план Кармайкла или нет, но Бестужев развернул бурную деятельность, плетя заговор против вас и настаивая на том, чтобы на трон возвели Павла Петровича. А Марию Алексеевну сделали королевой-консортом. Но, если она будет против, то и отравить недолго.

— Перетопчется, хрен старый, — я сжал кулаки. — Я завтра утром уезжаю. Но, прежде, чем попасть в Петербург, мне нужно посетить Париж. Вот просто позарез нужно. А вот ты, Андрей, возвращаешься, это не обсуждается. У тебя будет задание — сделать жизнь вице-канцлера максимально некомфортной.

— Каким образом? — Турок нахмурился.

— Во-первых, ты заберешь Марию и отвезешь ее в Ораниенбаум. Нечего заговорщикам глаза мозолить на самом деле. Во-вторых, найдешь Дидро. В конце концов, я за что ему плачу? За его прогрессивные и, надо прямо сказать, революционные идеи, или за то, чем он там занимается, я даже не знаю, чем именно. К англичанам не лезьте, ни ты, ни Андрей Петрович. От этих тварей не известно, что можно ожидать, а вы мне пока нужны живыми и здоровыми.

— Но, что я должен делать? — Турок нахмурился.

— Сам сообразишь. Как Дидро послушаешь, так и сообразишь. Можешь кого-нибудь из старых знакомых привлечь, тех, что с Ванькой Каином ошивались. Ну, а Андрей Иванович должен по мере сил сдерживать заговорщиков.

— Тех, которые с вице-канцлером, — уточнил Турок.

— Естественно. Вас он трогать не должен. Вы должны будете раствориться в тумане, когда я приеду. А пока... Они хотели кризис устроить, они получать кризис. И Бестужев пускай попробует этот кризис остановить, — я зло оскалился.

— Что-нибудь еще, ваше величество? — Турок поклонился. Раньше он этого практически никогда не делал. Тоже проникся, видимо. Они все прониклись, кроме меня самого. Я пока нахожусь в какой-то прострации, из которой отдаю приказы. И не осознаю себя императором. Может быть, позже, но не сейчас.

— Да, — я долго обдумывал этот нюанс, но только сейчас пришел к решению, которое уже нельзя было откладывать. Бунты мне точно не нужны, не тогда, когда я с Георгом сцеплюсь. — В Шлиссельбурге находится некий высокопоставленный пленник, — я остановился. Все-таки, это очень непросто, отдавать такие приказы. — Его жизненный путь должен прерваться. Так же, как и жизненный путь его братьев и сестер. — Мы с Турком долго смотрели друг другу в глаза, и, наконец, он медленно кивнул.

— Я понимаю, ваше величество. Все будет выполнено в точности, как вы приказали.

— Иди, отдыхай. Тебе нужно, как минимум выспаться и наесться. Приняв перед этим горячую ванну. И лишь потом отправляться в обратный путь. — Турок снова кивнул и на этот раз молча вышел из кабинета. Мы остались с Криббе одни.

— Зачем вам в Париж? — спросил он, вопросительно посмотрев на меня и переведя взгляд на злополучный конверт.

— Поговорить с очаровательной женщиной, и встретиться с несколькими весьма интересными людьми. Можешь прочитать, что планировали сотворить с Петербургом, — я отошел, наконец, от окна и подошел к камину, поворошив пышущие жаром угли.

— Ваше величество, — в кабинет заглянул Олсуфьев. Да, этот никогда не ошибается в подобных вещах. — Нашли ту типографию, где печатались срамные картинки, которые на армию и на ее величество поклеп возводили.

— Повесить, — равнодушно бросил я. Олсуфьев кивнул и закрыл дверь.

— Может быть, следовало их сначала допросить, да использовать как специалистов в подобного рода делах? — Криббе подошел ко мне и бросил конверт в огонь. По его сжатым и побелевшим губам было видно, что он в ярости.

— Зачем? — я пожал плечами. — Специалисты у нас подобного рода и свои имеются, Александр Румянцев не даст соврать. Вот сама типография, вот это да, тут стоит покопаться.

— Вы решили мстить, ваше величество? — Криббе смотрел, как догорает последний клочок бумаги.

— А что мне еще остается? — помимо воли в голосе прозвучала горечь. — Они ведь не считают нас людьми. Мы для них дикари, может быть, чуть поцивилизованнее, чем индейцы. А значит нам можно оспинные одеяла подкинуть. Это ведь даже и не грех получается, — я поворошил угли. — Я их уничтожу, Гюнтер, или сам сдохну, третьего тут не дано. Я искренне пытался играть честно, и свой последний бой проиграл. Пора начинать использовать их же методы, — выпрямившись, я направился к двери. — Вели карету закладывать, завтра утром мы с тобой в Париж едем.