Целитель 10 (СИ) - Большаков Валерий Петрович Страница 52

Я развел губы в садистской улыбочке.

— Ремешочком его! Или ее! И в угол. И без сладкого на весь день. Нет, на неделю!

— Только попробуй! — пригрозила мне Рита, и заворочалась, вставая. — Какие планы на сегодня? — поправляя прическу, она быстро договорила: — На работу не идешь!

— Ну, здрасте!

— Привет! Отдыхать надо! — шлепнув меня по заднице, «яжмать» тяжеловато выпрямилась. — Подъем! Хватит валяться!

— Полежать уже не дают, — заворчал я и сел, преувеличенно стеная. — Вставать нужно постепенно, чтобы организм не ощущал себя ущемленным… И где логика? «Подъем! Отдыхать!» Это ж додуматься надо было…

— Не брюзжи! — жизнерадостно ответили с лестницы.

Воздыхая, я натянул треники и футболку, а ноги сунул в самые настоящие «кунфуйки» — выбросили в местном универмаге.

Разумеется, на нижней ступеньке развалился кот. Гладкий, полосатый, здоровый. Он прибивался к нам постепенно, но последовательно. Сначала просто заглядывал в гости, гуляя мимо, с достоинством принимал угощенье, и как будто приручал нас.

Вот так вот, незаметно, перекочевал с улицы в дом. Ленивого и уютного, мы назвали его Коша.

— Эй, животное! — я пошевелил Кошу пяткой, и тот недовольно муркнул. — Разлегся тут… Подъем!

Кот потянулся, зевая — и свалился со ступеньки на пол. А чтобы сохранить лицо, то бишь морду, стал озабоченно вылизываться. Мол, так и задумано было — брякнуться со спального места.

— Тюлень лохматый!

Рита хлопотала на кухне, и я поспешно вышел на крыльцо, лишь бы задавить голодные позывы. Пока они не задавили мою слабую волю.

С прохладцей намотал круги вокруг дома, станцевал пару связок с прыжками, с высокими ударами, и самому себе махнул рукой: хватит мучать организм.

Но, все равно, взбодрился. Ожил. И мысли резвее замельтешили. Само собой, с привязкой к институту.

Мы в один день, так сказать, и щит сколотили, и меч отковали.

Киврин по потолку бегает; от жадности не знает, за что хвататься. Циркониевые пластины, бериллиевые, титановые… И у каждой свой норов, свой выверт. Цирконий вызывает самую мощную вторичную эмиссию, вот и меня спас, зато бериллию достаточно самого слабого тахионного излучения.

В общем, хоть в три смены изучай, загадок на всех хватит. Еще и прикладникам открыли фронт работ.

Лепишь на броню бляхи из модифицированного металла — и никакому инверсионному оружию танк не одолеть. И самолет так прикроешь. А что мешает приделать пару кармашков на серийный бронежилет? Сунул в них циркониевые плашки — и обращение времени тебе нипочем!

Ну, это я так, на комсомольском задоре. Там еще работать и работать, пока на все вопросы не сыщутся ответы.

А вторичная эмиссия, все эти виртуальные фонтаны — явление постоянное? Долговременное, хотя бы? А последствия? Ведь, если в одном месте тахионов прибывает, то…

— Миша! Здрасте!

Я очень удивился. У калитки подпрыгивала Елена фон Ливен в компании Иванова. Генерал-лейтенант явился в штатском костюмчике, но армейскую бравость не спрячешь. Даже в очках — орел!

— О, привет! Вот уж, кого не ожидал увидеть! Прошу!

Елена мимоходом чмокнула меня в щечку, невинно прощебетав:

— Борюсик, надеюсь, ты не будешь ревновать, как тот противный мавр?

— Нет, — ухмыльнулся «Борюсик», — придушу чисто по-русски! Здорово, Миша. Не рад?

Я крепко пожал протянутую руку, и честно ответил:

— Рад, Борис Семенович. Наука заела!

Хмыкнув, Иванов огляделся и предложил:

— Пройдемся?

— Вокруг, — описал я незамысловатый маршрут.

Шурша сосновыми иголками, мы зашагали по дорожке, уводившей за дом, к гаражу и беседке.

— Порадовали вы Устинова, Миша, — улыбнулся генерал-лейтенант. — Как он довольно ворчал! Будто медведь, разоривший улей!

Посмеявшись, мы завернули за угол.

— Скажите, Миша, а ударить этим… инвертором с орбиты, вообще, как? Реально?

— Вполне, — кивнул я. — Только это последний довод, Борис Семенович. В том смысле, что затем начнется Третья мировая.

— Ну да, ну да… — покивал Иванов, и усмехнулся: — Дмитрий Федорович мечтает устроить гонку вооружений. Пусть, дескать, империалисты истратят последние триллионы, а мы и так у финиша!

— Пусть, — улыбнулся я. — А как там мои конкуренты поживают?

— О, кстати! — оживился генлейт. — Любопытнейшее фото получили со спутника! «Инверсионный» проект доверили Литу Боуэрсу… вы в курсе?

— Да, я читал расшифровку.

— Ага. Все работы они перенесли в Лос-Аламос, и вот, вчера ночью там здорово полыхнуло. Наш «Космос»… номер я не упомнил… зафиксировал мощную вспышку в гамма-диапазоне, а на следующем витке, когда в Нью-Мексико развиднелось, передал фото разрушенного корпуса. Дымы… Горит что-то, или догорает… Короче, инвертировали, инвертировали, да недоинвертировали! — выдал мой визави скороговорку.

— Называется — доигрались, — кивнул я в той же манере. — Ну, теперь-то они успокоятся? Не будут шпионажем донимать?

— Да Чёрч их знает! — пошутил Иванов. — Понимаете, комиссия Чёрча здорово сковала, ослабила американскую разведку, и новые активные операции за рубежом ЦРУ может и не потянуть. Тем более что мир изрядно потряхивает, происходит целый ряд неприятных для США событий, вроде войн в Никарагуа и Сальвадоре, в Анголе и Мозамбике, в Ливане… А «леваки» в Западной Германии, Франции и Италии уже координируют свои действия, долбят устои сообща! И на всё это тоже нужно выделить разведывательные ресурсы. Зря, что ли, цэрэушники подключили БНД, когда расшатывали Польшу? Своих силенок не хватало!

— А сейчас как? — спросил я с интересом. — Расшатали?

— А фиг им! — на губах чекиста заплясала хулиганская улыбка. — Под шумок учений мы такую чистку устроили… Зачистили ПНР! Мне даже осаживать приходилось самых рьяных. Не, мои опера работали по крупной дичи, а вся грязная работа свалилась на самих поляков — на Службу безопасности, на ЗОМО… Мне Стахура докладывал однажды о заброшенном карьере, куда свозили трупы боевиков, о бульдозерах, хоронивших эту сволочь, а сам кривится. Помолчал, кровью набух, да как рявкнет: «Сами виноваты! Развели срач!» Вот только…

Борис Семенович задумался, а я вопросительно глянул на него.

— Самых агрессивных и опасных мы ликвидировали, — проговорил Иванов. — Дрисливые болтуны сбежали или забились по щелям, а вот приспособленцы… Есть у них такой Лех Валенса. Сам вроде из рабочих, но говорлив, как интеллигентская прослойка. Такой, знаете, «и вашим, и нашим». Коммунистов клеймит, а сам давно завербован СБ, стучит под псевдонимом «Болек» — индульгенцию себе зарабатывает, чтоб задницу прикрыть! Вот Валенса сейчас и мутит народ, как поп Гапон. Сам-то в подполье, со своей «Солидарностью», а вы, товарищи, давайте, на демонстрацию, ать-два, дружно в ногу! Протестуйте и бастуйте! И вот что с ним делать? Опять танки выводить?

— Тогда Валенса поднимет народ на «оккупантов», — усмехнулся я. — Нет уж, пусть сами ковыряются в своем дерьме. Герека хоть убрали? А то я новости лишь по выходным слушаю…

— Еще летом прогнали, — буркнул Борис Семенович. — Сейчас вся надежда на «партийный бетон»! Выбрали Милевского. Человек, вроде, жесткий, и «Солидарность» терпеть не может, но…

— Мишечка-а! — разнесся сильный голос фон Ливен. — Боречка-а! Завтрака-ать!

— Пошли, — заулыбался Иванов, и подмигнул мне: — Может, и выпить дадут!

Вторник, 9 сентября. День

Вашингтон, Пенсильвания-авеню

Погода стояла идеальная — не жарко, и не холодно. Всё зеленеет, но ветерок веет прохладный, не мучая духотой.

«Сейчас бы в Кэмп-Дэвид…» — замечтался Даунинг.

Там, у подножия гор, листва уже вянет потихоньку, скоро осины и тополя вызолотят склоны, в прекрасном контрасте с глубоким синим небом. Там тишина, а тут…

Собрались в Комнате Рузвельта — окон нет, уже хорошо. Секретность соблюдена.