Александр Мазин - Викинг Страница 55

— Один! — так же, как тысячи викингов до него, радостно взревел ярл. — Я иду к тебе!

И ушел.

А я остался.

Глава сорок шестая

Sic transit gloria mundi

Я не ожидал бурных оваций. Все-таки я здесь — человек новый. Но редкие возгласы, приветствовавшие мою победу, показались как-то слишком уж редкими. Позже я узнал, что и эти крикуны одобряли не столько меня, сколько свою прозорливость. То были голоса немногих, кто рискнул поставить на меня. Ну само собой, голос подали мои братья-хирдманны. Но тоже как-то хлипко. С оглядкой на молчание Хрёрека-ярла.

Чем я опять не угодил, хотелось бы знать…

Сквозь толпу протиснулся верный Хавчик, протянул кусок холстины. Не спеша, я стер кровь с рук, доспехов и засапожника. Вложил нож в карман-чехол на голенище. Освободил меч из объятий Торсонова щита.

Меч был чист — Вдоводел так и не попробовал кровушки. Я внимательно изучил лезвие, убедился, что жестокое соприкосновение с «бастардом» не оставило на клинке зазубрин, и только после этого вложил меч в ножны.

Нет, история эта еще точно не закончилась.

Народ не расходился. Все ждали, пока я закончу обихаживать свое оружие. Ничего, потерпят. Здесь с этим делом торопиться не принято. Это женщиной викинг может попользоваться наспех. Боевое железо положено любить, холить и лелеять. В мире, где я жил раньше, человек, который способен часами возиться с каким-нибудь драгунским палашом позапрошлого века, доводя его до идеального состояния, считался не совсем нормальным. В лучшем случае, знакомые признавали в таком любителе право на своеобразное хобби. Вроде вязания крючком. В худшем, считали придурком. Такое отношение было естественно. Потому что после вылизывания и выведения до бритвенной остроты, вышеупомянутый палаш всего лишь занимал свое место на стене среди прочих декоративных орудий убийства. Ну, может быть, парень вроде меня снимал его раз-другой, чтобы поиграть с тенью бесплотного противника.

А здесь из-за попорченного клинка можно навсегда утратить возможность совокупляться.

Я вложил меч в ножны и поглядел на Рагнара-конунга.

Маленькие глазки, упрятанные под тяжелыми арками надбровных дуг, взирали на меня без тени доброты. Впрочем, добротой никто из здешних вождей не отличался.

Конунг тоже не торопился. Наконец вяло обозначил рукой: подойди.

Я бросил взгляд на своего ярла. Я — его человек. Рагнар — хозяин здешних мест. Но Хрёрек — мой старший.

Ярл кивнул: иди.

Огромное тело Торсона лежало на моем пути. От великолепного воина осталась груда мертвечины. Лужа крови, вонь вспоротых кишок…

Я не стал перешагивать через мертвеца — обошел.

Рагнар восседал на подобии трона с обитой бархатом высокой спинкой и позолоченными львами вместо подлокотников. Этот предмет мебели был здесь, на площади, столь же уместен, как «мазератти» на деревенской улице где-нибудь под Пинском. Этакое кресло — в сочетании с засаленными штанами из знаменитой козлиной шкуры…

Тем не менее выглядел конунг величественно. И на меня глядел, как опер — на рецидивиста.

Я перевел взгляд на его сыновей.

Детишки у Рагнара — еще те.

Самым крутым, насколько мне известно, был Сигурд Глаз Змея, но его нынче не было на острове.

Следующим по старшинству считался Бьёрн Железнобокий. С ним я уже встречался, и он мне был более или менее понятен. Воин и авантюрист. Прирожденный вожак.

Ивар Бескостный… Одного взгляда достаточно, чтобы понять: для этого люди — инструменты для достижения собственных целей. Еще о нем говорили, что никто не сравнится с ним во владении мечом и копьем. Ивар встретил мой взгляд и чуть усмехнулся. Счел меня полезным инструментом.

Хальфдан… Совсем молодой, и двадцати нет, но уже стяжавший изрядную славу. Тоже разглядывает меня с любопытством. Еще бы! Никому не известный салага завалил чемпиона.

— Покажи мне нож, которым ты убил Торсона! — прогудел Рагнар.

Я вынул засапожник. В Рагнаровой руке-лопате он выглядел почти игрушечным.

Конунг тронул лезвие толстым ногтем, понюхал и зачем-то лизнул…

— Он чист, отец, — подал голос Ивар. — Я же сказал тебе — простое железо. Он вспорол ему брюхо. Можешь пойти и посмотреть на требуху.

— Может, и так, — буркнул Рагнар. — Мои трэли такими ножиками шкуру со свиней сдирают. Кто бы поверил, что им можно убить такого, как Торсон.

Конунг поднял на меня тяжелый взгляд:

— Ты зарезал его, как свинью! — обвиняющим тоном объявил он.

Я пожал плечами. Если бы в таких поединках нельзя было использовать нож, мне бы сказали. Что не запрещено, то разрешено.

— Как свинью! — с горечью повторил Рагнар. — А я рассчитывал увидеть его в своем войске, когда пойду стричь франков…

— Если то, что я слышал о франках, правда, то думаю, ты, конунг, сможешь остричь их даже в одиночку, — заявил я. — Однако без войска тебе все равно не обойтись. Кто-то же должен привести домой корабли с серебром.

Рагнар хрюкнул. Ему моя реплика понравилась.

— Твой нож не отравлен, — сообщил мне конунг то, что я и без него знал. — Получается, ты убил его честно. — И добавил ворчливо: — Из-за тебя я не только потерял славного воина, но и проиграл две марки серебром. Вот ему, — толстый кривоватый палец показал на Ивара. — Я поставил против тебя десять к одному — и проиграл.

— Я бы и сам поставил против себя, — скромно заметил я. — Но боги поставили иначе.

— Да, — пробасил Бьёрн Железнобокий. — Удача сильнее мастерства. Надеюсь, Хрёрек наградит тебя по заслугам. Сойдись он с Торсоном — неизвестно, кто бы отправился в Валхаллу.

— Отец, — вновь подал голос Ивар, — сдается мне, этот хускарл принесет нам не меньше пользы, чем Торсон, — и коснулся висяшего на груди амулета — золотого копья размером с сапожную иглу.

— Может быть… — пробормотал Рагнар. Он все еще был недоволен. Интуиция подсказывала ему, что со мной — не совсем чисто.

— Придешь ко мне обедать, — пригласил, точнее, велел конунг. — Расскажешь, откуда ты и кто твоя родня.

Рагнар ушел, и тут же начала рассасываться толпа зрителей. Сеанс окончен.

Я победил. Но, боюсь, ни триумфа, ни прижизненной славы мне эта победа не принесет.

— Ты убил его ножом, — чуть слышно произнес Хрёрек-ярл. — Зарезал, как свинью.

И этот туда же. Оружие и доспехи покойного Торсона грудой лежали у наших ног. Они, равно как и вооружение погибшего Фрёлава, принадлежат победителю. То есть — моему ярлу. Я — всего лишь посредник. Отличные доспехи, кстати, совсем непокоцанные. Отмыть от крови — и вовсе будут как новенькие.

— Да, я убил его ножом, — согласился я.

Народ разошелся. Похоже, разочарованный. Вот кабы я Торсону ногу отрубил, а он бы храбро гонялся за мной на оставшейся конечности, пока не истек кровью из культяпки, вот это было бы шоу. А так… Незрелищно получилось. Так же обидно для болельщиков, как победа техническим нокаутом.

— Берсерка ты тоже убил ножом.

— Другим, — уточнил я.

Ярл дернул краем рта. Какая, на хрен, разница. Нож и есть нож. С него мясо кушают, а потом в зубах ковыряются. Разве это оружие воина?

Разговаривали мы с Хрёреком практически тет-а-тет. Наши стояли на приличной дистанции. Еще дальше — ребятки покойного Торсона. Этим-то что нужно?

А вот недовольство конунга мне понятно. Здесь нет СМИ. Вместо них — слухи. И скальды. Они во многом и определяют общественное мнение. И престиж того или иного вождя. Ты можешь быть сколь угодно великим полководцем, но, если какой-нибудь длинноволосый потребитель незрелого пива споет в твой адрес нехороший стишок — пиши пропало. Не знаю, есть в этом колдовство или нет, но если нахальный стихоплет в авторитете, то твоему собственному авторитету конец. Ты очень скоро станешь полководцем без полка.

Но сделай свою кровавую работенку красиво — и тот же потребитель пива состряпает в твою честь получасовую хвалебную драпу[48]. И люди к тебе потянутся.

Впрочем, скальда можно подкупить. Или припугнуть.

— Ты не очень-то силен, — задумчиво проговорил Хрёрек.

Я склонил голову, признавая очевидный факт. Девять из десяти произвольно взятых викингов сделают меня в армрестлинге, не вспотев.

— Не очень силен… А брюхо у Торсона вспорото, будто его поддел клыком Гуллинбурсти[49].

Ну это тоже понятно. Покойник сам помог сделать себе харакири.

Я подумал немного, и тут мне в голову пришла интересная идея.

Я ухмыльнулся как можно гнуснее и сообщил:

— Еще люди могут сказать, что Хрёрек-ярл испугался и выставил вместо себя урода-чужака.

Лучший способ избежать насмешек над своей нестандартной внешностью — громкая и публичная самокритика. С доброй толикой юмора. А чувства юмора мне не занимать.

Хрёреку — тоже. Однако сейчас он был далек от иронии. Хрёрек нахмурился. Еще бы: его назвали трусом. Я дождался, пока котел прогреется как следует, и сунул в костер новое поленце.