Александр Холин - Ангел русской культуры Страница 6

Глава 2

Город встретил его своей всегдашней суетой, беготнёй, безумными глазами приезжих, проклинающих Москву, но снова и снова приезжающих купить что-нибудь на московских рынках. Этот город всегда был уникальным в своём жанре. Но в один роковой момент, когда бывший мэр принялся продавать квартиры выходцам с Кавказа, всё очарование и неповторимость столицы испарились как дым, как утренний туман. Небоскрёбы на американский манер окончательно разрушили старинный облик города, и он не мог теперь считаться своеобразным памятником прошлого. Почти не осталось настоящих москвичей. Но зато имеется больше одного миллиона только одних азербайджанцев, которые господствуют теперь на всех московских рынках с собственными ценами и не пускают бабок из пригорода торговать по умеренным ценам. К тому же за всем этим наблюдают хищные чеченцы, получившие с лёгкой руки президента звание нацгвардии. Словно пауки в банке они дерутся меж собой, но объединяются против заселения китайцев. Удивительное время, когда приезжие становятся очень быстро хозяевами жизни, наплевав при этом на местных жителей. Деньги – это всё для некоторого сорта людей. У алчности нет границ, особенно она концентрируется в крупных городах, в мегаполисах. Но самое удивительное то, что существует мировой опыт, например, в Сингапуре по количеству принимаемых переселенцев и их расселению. Важно сохранить некий баланс, чтобы город или вся страна сберегли свою уникальность, традиции и мирное сосуществование. В Москве, которую многие уже называли Москвабадом, правительству было не до кореных жителей, хотя мэр пытался изобразить иммитацию бурной деятельности.

Потом этого мэра всё же сместили с насиженного кресла. Но дело уже было сделано. Государственные бесплатные поликлиники теперь полностью превратились в коммерческие. В школах на переменах часто танцуют «лезгинку»…. Москвичам остается только пользоваться частными клиниками и отдавать своих детей в частные образовательные учреждения. Да вот далеко не все это могут! Короче, Москва уже – город не для москвичей. Подобная история происходит повсюду во всём мире и становится обычным явлением. И все потому, что люди Земли перестали жить по законам космоса, в частности, они нарушают закон меры и целесообразности!

Вот поэтому большинство свободного времени Никита с Лилей проводили в загородном доме, где московская суета и неразрешимые проблемы уходили на задний план. Во всяком случае, когда позволяло время, они без разговору уезжали в Кратово и тамошний сохранившийся сосняк возвращал им интерес к жизни.

Сейчас Никита решил побродить по Арбату. Эту старую улицу в центре Москвы недаром называют русским Монмартром. Сама улица и прилегающие к ней дворики хранили еще энергетику прежней Москвы. Здесь продолжали рисовать портреты прохожих; продавали картины, написанные маслом, сувениры; выступали различные артисты, пели цыгане…. Хотя и певцам уже начали затыкать рот. В общем, кусочек огромной столицы жил и дарил жизнь окружающему миру. Никита же, как настоящий художник слова, попытался внести свой эскиз в жизнь Арбата:

По Арбату чудные лица,зачастую забыв побриться,выползают повеселитьсяили просто срубить монету.Нету здесь ни князей, ни нищих,только каждый чего-то ищети оборвышей бродят тыщи –все художники и поэты.Лето жалует одержимыхбеспокойных рабов режимаи повсюду по щёкам – жимолость,а в улыбках – цветы жасмина.Гласность, вроде бы, не нарушена,отчужденья стена разрушена,и открыт уже домик Пушкина.Кто теперь у его каминавыжимает пыл вдохновения,вычисляет путь накопленияили ищет минут забвения,укрываясь от лап инфляции?Кто продолжит Арбата хронику:любера? проститутки? гомики?или сказок волшебных гномики?Ладно. Требуйте сатисфакцииза сближение несближимого,разрушение нерушимого.Я с улыбкою одержимогоговорю:– Господа, к барьеру!..

Эти стихи Никита написал уже давно, в то время, когда Старый Арбат только-только сделали пешеходной улицей. Шутка ли, впервые в России какая-то улица стала недоступной для проезда железных коней любой масти. Шоферюги, конечно, добывали для беззаконного проезда левые липовые бумажки и пропуска, но москвичам нравилось иметь свою пешеходную, вовсе неавтомобильную улицу и бродить по ней бесцельно, слушая выступающих здесь скоморохов и прочих уличных «народных» профессиональных артистов.

Кучка зевак на Старом Арбате, возле театра Вахтангова, как всегда благоговейно внимала самостийным арбатским поэтам, перемежающим чтение стихов подгитарными песнями и даже анекдотами. Вероятно, что б не так тоскливо было слушать витиеватые поэтические изыски. А когда один из этих забавников начал обходить собравшихся с шапкой, дабы изъять какую ни есть дань, толпа заметно убавилась. Но всё же, в шапку сыпались железные и бумажные жизненно необходимые дензнаки. Значит, кому-то из праздно шатающейся публики всё же нравились живописные самостийные чтения, не говоря уже о необыкновенных бардовских песнях, которые вперемежку с проходным тюремным «блатняком» принялись с недавнего времени величаво именовать «русским шансоном».

Подобные выступления стали когда-то расползаться по миру с лёгкой руки Эдит Пиаф. Только наши московские уличные театралы решили даже в этом перещеголять Францию. А что, ведь театральное действо всегда должно нравиться почтеннейшей публике, иначе, зачем весь этот анекдот?! И анекдоты сыпались в честной народ даже в стихотворной форме с незабываемыми полутеатральными телодвижениями.

Естественно, что Россия была самой читающей страной, и такой же остаётся, но такие вот доходные представления не очень часто устраивались в России. Хотя нет, на ярмарках были всякие балаганы, и скоморохи усердно потешали публику. Только со времён поработившего страну патриарха Никона, который приказывал принародно казнить скоморохов, театральные действа захирели на Руси. И только после создания первого в стране государственного театра в городе Ярославле, никто не воспринимал в штыки уличных театралов. Улица бесплатно дала место для выступления артистам, а народу возможность оттянуться и поглазеть на что-нибудь интересное или не очень, но не требующее никаких забот и затрат. Платили скоморохам только те, кто мог или снисходил. Ведь так было во все века и во всех странах, где публика приветствовала артистов.

А нынешние балаганщики решили наверстать упущенное в веках и старались развлекать народ как можно лучше, чтобы доставить ближнему небольшую частицу радости. Ведь сейчас Россия – уже не коммунистическая, а, социо-дермократическая, значит, можно всё, хоть и не всё полезно. Скорее, всё полезно, но не всем разрешается.

Никита стоял посреди толпы, и отсутствующим взглядом следил за сборщиком народной благодарности. Но когда сборщик оказался рядом, Никита всё ещё не мог решить для себя: стоит ли положить в шапку денежку? Дело было не в деньгах, а в принципе заработка таким способом. А с другой стороны – почему бы и нет? Ведь любой писатель или поэт, печатая свои опусы, обнажается перед толпой, продаёт не только тело, но кое-что и посущественнее. Почему?

– А помочь собрату по перу вовсе не возбраняется, – прозвучал над ухом насмешливый голос.

Никита обернулся и встретился с ухмыляющимися глазами человека, одетого в полукафтан из голубой парчи со стоячим высоким воротом, подпоясанный широким красным кушаком с кистями. На голове незнакомца красовалась под стать кафтану соболья «боярка». Правда, худощавое, гладко выбритое лицо не сочеталась с одеждой былых времён, ведь русичи всегда носили бороду и считали обманщиком любого безбородого.

Впрочем, ничего удивительного: это же ведь Арбат со своими уличными спектаклями, постоянным карнавалом в центре Москвы! Отсюда всегда уходят с улыбками, с радостным светом, со всем тем, что помогает жить, дышать….

В этот момент ряженый вытащил из‑за спины деревянный размалёванный лоток на широком ремне через плечо. Книги в нём тесно стояли вперемешку с эстампами, картинами, деревянными ложками и свистульками, берестяными коробочками, желудёвыми бусами.

Одетый как коробейник из прошлого, который бродил по всей деревенской Руси, переходя от дома к дому, предлагая свой товар, – этот богато ряженый смотрел на Никиту с обезоруживающей улыбкой. Может, продать хотел чего-нибудь, или просто поболтать с подвернувшимся прохожим, обратившим на него внимание. Коробейнк принялся с шутками-прибаутками, показывать Никите разные сувениры. Никита его едва понимал, потому что тот говорил на цветистом народном наречии старорусского языка. Но поделки были хороши, и Никита их рассматривал с удивлением и интересом. Ряженый продолжал громко расхваливать свой товар и на этот зов подошли ещё несколько человек.