Принц из-за моря (СИ) - Чайка Дмитрий Страница 6

— Поднимай всех, — скомандовал император. — В ту долину пойдем, что мы с тобой присмотрели.

День спустя. 12 декабря 627 года. Там же.

Оба войска выстроились друг напротив друга. Центр заняла тяжелая пехота, по бокам от нее — пехота легкая, а на флангах стала конница. Полководец Рахзад выехал вперед, красуясь перед собственным войском. Щит, доспехи, шлем, ножны меча, конская упряжь и даже седло были украшены золотом и камнями. Хорошую деревню можно было купить на то золото вместе с жителями, и даны завистливо смотрели на скачущее перед ними богатство, мечтая, как бы снять это все с тела хвастливого дурака, превратившего себя в мишень для целого войска.

— Я его хочу! — почти простонал Сигурд, толкая локтем Хакона, который ответил ему одобрительным ворчанием. Тут все хотели этого парня.

— Ожерелье на шее фунтов пять весит, — вздохнул ярл. — Достанется же кому-то.

— Не достанется, — сплюнул Сигурд. — Он нашего конунга на бой зовет.

Август Ираклий, одетый куда менее роскошно, выехал вперед, опустив копье. Лишь пурпурный плащ, недоступный никому из смертных, говорил о его власти. Он был закован в железо почти сплошь, и даже лицо его закрывало забрало, сплетенное из железных жил. Многие из персов были снаряжены куда богаче, чем он. Полководцы долго не разговаривали. Рахзад, даром, что был разодет в золото, воином оказался отменным. Он погнал коня в галоп, подняв над головой копье. Всадники сблизились, и обменялись ударами. Пластины доспехов, сделанные лучшими мастерами, не подвели. Сухой стук древка о древко разносился далеко, но крики воинов заглушали их.

— А!!! Смотри! — заорал Сигурд. — Наш конунг Ираклий ранил его!

Разрезная юбка персидского доспеха пропустила жало копья, и Рахзад взвыл. По его ноге потекла густая кровь, заливая сухую землю под копытами его коня.

— Недолго осталось, — со знанием дела сказал Хакон, видя, как слабеет Рахзад. И он оказался прав. Следующий удар в шею оказался последним.

Из рядов персов с визгом выскочил еще один всадник, тоже одетый невероятно богато, но и он погиб быстро, разрубленный тяжелым фальшионом, подаренным императору послом из далекого Новгорода. Пластины доспеха жалобно звякнули и полетели на землю, залитые кровью. Войско ромеев орало в восторге, и эти крики не затихли, когда государь сразил и третьего всадника, который оказался хитрее остальных. Он ударил копьем в забрало, ранив Ираклия в губу.

— Ваша царственность, достаточно! — подскакал Ваган. — Дайте и нам кого- нибудь убить.

— Да! — повел Ираклий налитыми кровью глазами. Он устал безумно, а его грудь разрывалась в одышке. — Я немного передохну. Начинайте!

— То-о-ор! — заорал Хакон, и даны, сомкнув щиты, пошли вперед, ускоряя шаг. Первый удар копейной пехоты был страшен, и уже через несколько минут даны рубились на трупах персов. Множество копий застряло в телах, было сломано и порублено мечами.

Сигурд, раскрутив топор, шел по рядам персов, словно какая-то кровавая мельница. Их удары отскакивали от него, а он хохотал, круша тела, словно глиняные горшки. Ему хватало одного удара, и доспехи никого не спасали. Удар дана превращал кости в крошево, отбрасывая врага, словно поломанную куклу. Огромный топор в его руках порхал, словно прутик. Он рубил, колол острием и стаскивал всадников с коней крюком на обухе. Персидский центр был смят.

А император Ираклий рубился в самой гуще, окруженный охраной. Не раз и не два он получал удары, но крепкий доспех спасал его. Забрало шлема держало даже удары меча, и гвардия едва успевала прорываться за государем, который пришел в боевое неистовство. Очень скоро персы, вожди которых были изрублены, дрогнули. Их было вдвое меньше, они устали, они были голодны, и им безумно надоела эта война. Армия Хострова II Победоносного побежала. Побежала так, как не бежала никогда, бросая обозы, коней, роскошное оружие и тела товарищей, увешанные золотом. Все это достанется победителю.

Дасдагерд, резиденция персидского шаха. Недалеко от современного Багдада.

Не прошло и месяца, как армия персов перестала существовать. Шахиншах Хосров, навьючив верблюдов золотом и собственным гаремом, сбежал в Ктесифон, в город, который ненавидел всей душой. Его многолюдство угнетало его. Мыслимо ли, почти четыреста тысяч человек жили на небольшом пятачке земли. А вот Дасдагерд он любил, и обустраивал его с великим тщанием, превратив в одно из красивейших мест на земле.

— Глянь, Сигурд! — Хакон ткнул пальцем на высоченную голенастую птицу — Если это курица, то какие у нее яйца должны быть!

— О! — с детской непосредственностью тыкал пальцем Сигурд. — Полосатая кошка! А здоровая какая!

Они забрели в зоопарк шахиншаха, где было собрано множество диковинных животных. И если туранские тигры, львы, страусы и дикие ослы водились в персидских землях в изобилии, то бенгальских тигров везли из далекой Индии, и были они редкостью великой.

А из дворца тащили знамена и штандарты с римскими орлами. Тут были даже те, что были взяты в битве при Каррах семьсот лет назад. Великой древностью веяло от них, и войско потрясенно молчало, когда их бережно складывали в телеги, обматывая полотном. Их понесут в триумфе. Еще никогда, ни один император не наносил персам столь позорного поражения.

А из дворца в великом множестве тащили ковры и шелковые занавеси, одежды и специи, драгоценные деревья алоэ и серебряные слитки, забытые в суматохе. Горы этого добра росли каждую минуту, а Ваган негромко сказал:

— Государь! Нам это все не утащить!

— Сжечь все, что не влезет в обоз! — около рта Ираклия залегла горькая складка. Тут лежали десятки тысяч солидов, но Ваган был прав. Войску не унести этого всего.

— Ухх! — помотал головой стратилат. — Ну, сжечь, так сжечь! А зверье куда?

— Воинам в котел! — ответил Ираклий, и усмехнулся. — Твои горцы нечасто павлинов едят, правда?

— Мои горцы даже курицу нечасто едят, — улыбнулся Ваган. — Баранину только если. Но раз нет барана, сгодится а павлин. Парни, все зверье в котел!

— И львов? — раздался удивленный голос из толпы.

— Не, — сказал Ваган после недолгого раздумья. — Львов просто убейте.

Февраль 628 года. Ктесифон. Персия.

Хосров II Победоносный, «страшный охотник, лев Востока, от одного рычания которого содрогались дальние народы, а ближние от вида его таяли, как воск», прятался в дворцовом саду, среди цветущих кустов. Он сидел тут уже два дня, и очень хотел есть. Он никогда в жизни не был голоден, и вот теперь узнал это чувство, такое обычное для его подданных.

Последние месяцы правления стали форменным кошмаром. Он приказал разрушить дамбы в Междуречье, и сотни тысяч людей погибли, лишившись урожая. Он отдал на откуп все недоимки, даже те, что были прощены казной тридцать лет назад. Он с маниакальным упорством собирал золото и серебро, чтобы нанять на него новую армию, но его бросили все. Четыреста тысяч кошелей золота и серебра[11] он собрал в своем дворце, опустошив ради этого всю Персию, но деньги не спасли его. Они его погубили. Плети откупщиков мучили крестьян Персии, и теперь все проклинали своего шаха. А еще его погубил первенец Кавад Широе, которого он обошел, назначив наследником Марданшаха, сына от любимой жены Ширин.

Широе подкупил воинов и знать, обещая золото налево и направо, и шахиншах бежал, брошенный всеми. Он прятался в собственном саду, словно последний трус, и страдал от голода. Он очень давно не был в Ктесифоне, с тех самых пор, как четверть века назад гадалка предсказала ему смерть в этом городе. Он не был тут так давно, что даже дворцовые слуги не знали его лица. И вот теперь он ждал, когда придет садовник, которому он дал кусок расшитого драгоценными камнями кушака, чтобы тот купил ему еды.

— Вот тут он прячется, добрый господин! — услышал шах плаксивый голос садовника. — Священным огнем клянусь, я не украл эти камни.