Полководец поневоле - Дмитрий Викторович Распопов Страница 6

Я замолчал, а все как один центурионы, кое-кто даже со слезами на глазах приложили кулак к сердцу, давая мне молчаливую клятву.

— Благодарю вас, мои воины, — я покивал и обратился к скромно стоящему позади моего стула ювелиру.

— Небсений, всё готово?

— Конечно мой царь, — склонился он, показывая на три больших сундука рядом с собой.

Меримаат и Бенермерут, по моему знаку подошли к сундукам и кряхтя подтащили первый ко мне ближе. Центурионы с любопытством смотрели, как я его открыл и вытащил оттуда кожаный пояс — балтеус. Выполненный из дорогой, хорошей выделанной телячьей кожи, он имел кольца под подвеску ножен гладиуса, а впереди пять спускающихся вниз кожаных лент с золотыми круглыми бляшками.

— Отныне, ношение таких поясов, будет прерогативой только воинов, служащих мне, — я поднял пояс в руках и показал им красоту. Мне самому понравилось, как мастера и Небсений сделали его по моим наброскам.

— Эта версия с золотыми бляхами, будет отличительным знаком центурионов. Его ношение будет не только показывать всем окружающим ваш статус, но и разрешение по отношению к вашим военачальникам и мне, не кланяться даже в мирное время. Вы — элита войска и этот отличительный знак будет сразу выделять вас в толпе простых людей. Именно потому, что пояс будет давать такие права, то и обязанности будет на владельца накладывать не меньшие. Его потеря будет жестоко караться, вплоть до смертной казни.

Я оглядел собравшихся. Глаза всех были прикованы к предмету в моих руках и только что не горели в предвкушении его обладания. Я не стал их мариновать дальше.

— Хопи, подойти ко мне, — приказал я и центурион моих личных двух сотен подошёл и замер, восторженно смотря на меня.

— Носи с честью воин, — я лично опоясал его и застегнул пояс, а когда он выпрямился, Небсений передал мне кошелёк с золотыми монетами, который я вручил Хопи. Пребывая на седьмом небе от счастья, он вернулся в строй. Так вызывая каждого по одному, я лично опоясывал их и вручал золото, повторяя одну и ту же фразу. В остальном процедура протекала быстро и при полном молчании. Вскоре передо мной стояли счастливые и довольные люди, рассматривая свои пояса.

— Позже, балтеусы будут готовы для опционов, они будут с серебряными бляхами, для деканов с бронзовыми, ну а легионеры будут носить медные, — напоследок оповестил их я, — это всё будет, но позже, когда мы вернёмся в моё поместье. Это всё что я вам хотел сказать, идите и служите мне верно воины.

Помещение задрожало от яростных и гордых криков, а также ударов кулаками по груди. Центурионы трижды прокричали здравницу мне и я отпустил их, закончив этот долгий и трудный день. Когда зал покинул последний центурион и в нём остались только мои спутники, ювелир и Хопи с охраной. Я тяжело опустился на стул.

— Мой царь, давайте я постелю вам кровать? — ко мне подошёл Бенермерут, остальные молча стояли рядом.

— Ваши подарки с Меримаатом, будут у меня позже, — я поднял на него взгляд, а потом на парня, — я не забыл и вашу помощь.

— Мы не сомневались в этом Твоё величество, — Меримаат низко мне поклонился, и его движение повторили все, кроме Хопи и охраны.

— Тогда спать, утро вечера мудренее, — сказал я, тяжело поднимаясь. Только сейчас, когда всё закончилось, я почувствовал, как же сильно устал.

***

Утром Бенермерут меня разбудил, сказал что прибыли купцы, нужно было посмотреть качество привезённых продуктов и оплатить их. В том числе там было много хлеба и вина, ведь в городе планировалось празднование. Меня хватило ровно на час такой работы, после чего я, тщательно скрывая раздражение, сказал Бенермеруту.

— Пошли гонца в поместье, пусть к нам приедет Рехмир с помощниками, хватит ему уже прохлаждаться.

Воспитатель, тщательно скрывая улыбку, низко поклонился.

Осмотр всех продуктов занял ещё два часа, после чего я поручил оплатить Небсению все счета и купцы с большим удовольствием взяли золотые монеты. Я сопроводил их вручение словами.

— Увижу, что кто-то из вас их плющит, самого камнями сплющу.

Меня тут же заверили, что среди них подобных идиотов нет, а тех, кто занимался уродованием монет, давно отстранили от поставок мои военачальники.

Закончив с купцами, я вернулся в дом и наконец позавтракал. После чего Бенермерут, старательно пытаясь оставаться спокойным, сообщил, что все всадники покинули город.

— Скатертью дорога, — буркнул я, на что он с Меримаатом вздрогнули, поскольку явно подумали, что я их проклял. Разубеждать в обратном я конечно не стал.

После завтрака я пошёл проверить, как обстоят дела с войском и был удивлён, какую активность развели центурионы, замотивированные мной вчера по самые уши. Они выбрали себе опционов из деканов и то тут, то там я видел, как они показывают и рассказывают им новые обязанности. Причём у всех центурионов золотые бляхи на поясах, явно были ещё и специально начищены. Так ярко они блестели при свете утреннего солнца, что притягивали взгляды всех без исключения: как наших военных, так и гражданских, которые открыв рты, осторожно следовали за военными и рассматривали красивую, функциональную вещь, на которую военные перевесили свои гладиусы с прошлых подвесов. Не видеть этого они не могли, что ещё больше придавало им веса в собственных глазах от обладания вещью, которой ни у кого больше не было.

Я же, забрав тех помощников, что мне оставили, старался успеть везде, всюду, да ещё и в нескольких местах одновременно. Нужно было распределить поступающую провизию равномерно по когортам, дальше центурионы всем занимались сами, потом встретиться с музыкантами и артистами, чтобы передать их часть вина и хлеба, и при этом ещё успеть проконтролировать, как идёт обучение новичков. Чтобы легионеры совсем уж не обленились от подобной сытой жизни, пришлось вернуть муштру, поскольку бездействующий и не занятый никакой деятельностью солдат, оказался вечным источником проблем.

Носясь по городу словно бешеная торпеда, я уже к обеду был раздражён и взбешён. И это мне ещё повезло, что войско просто стояло на постое в городе, а не двигалось на марше! С этими мыслями я отправился обедать, перебирая в уме то, что нужно будет сделать через неделю, когда мы оставим этот город.

Уже вечером к нам с Бенермерутом пришёл смущённый Меримаат, который сказал, что отец прислал ему сообщение вместе с гонцом, в котором отразил наш с ним разговор и спрашивал, если я не против, он бы хотел поехать посмотреть свой новый дом. Делать было нечего, я