XVII. Мечом и словом Божьим! (СИ) - Шенгальц Игорь Александрович Страница 6

Люка и Бенезит никуда не отпрашивались, они ни за что не оставили бы меня одного, без малейшего прикрытия, лишь в компании слуг, которые, хоть и могли попытаться дать отпор в случае нападения, но даже все, вместе взятые, и близко не сравнились бы с братьями.

После ужина я поднялся в свою спальню. Слуги уже зажгли свечи, и первое, что мне бросилось в глаза — тот самый портрет Ребекки. Точнее, конечно же, не Ребекки, а Екатерины Михайловны Романовой-Хлоповой, незаконной дочери первого русского царя династии Романовых, путешествующей по Европе в качестве агента высшего уровня, вхожей в любые царственные дома.

— Привет, Катя, — привычно поздоровался я с портретом, — как поживаешь?

Портрет, как обычно, промолчал. За неимением оригинала, мне приходилось довольствоваться общением с творением кисти художника. Катерина смотрела на меня, чуть улыбаясь краешками губ, и словно зная обо всем, что со мной происходит и происходило за время нашей разлуки.

С тех пор, как она спешно покинула этот дом по неведомой мне причине, Екатерина, как в воду канула. Но я верил, что она жива, и что мы еще встретимся.

Кстати, из поля моего зрения пропала не только она. Леди Карлайл и граф Рошфор так же исчезли, покинув Францию или же затаившись где-то в провинции. Я бы на их месте поступил схожим образом — гнев кардинала Ришелье был ужасен. Если бы они попались Его Высокопреосвященству под горячую руку, их головы давно попрощались бы с телами.

Я же на них зла не держал, тем более что Люси Хей, кажется, понесла от меня ребенка, если не врала. Так что пусть себе живет спокойно в своей мерзкой Англии, лишь бы обратно не пыталась вернуться.

Да, о детях… моя прекрасная рыжая ведьма Лулу родила в срок мальчика — крупного и спокойного, как танк. Я назвал его Александр. Он никогда не кричал без нужды, даже в младенчестве, в три года научился читать, а недавно я купил ему первую учебную деревянную шпагу.

К сожалению, приставка «бастард» при нем останется на всю жизнь, но я его официально признал своим сыном. Мэтр Жоли составил нужную бумагу, епископ де Бриенн подписал, заверил епископской печатью, и дело в шляпе. Теперь Александр дворянин. И любой, кто в этом усомнится, пожалеет.

Все эти годы Лулу жила в моем замке, став для всех слуг непререкаемым авторитетом, и воспитывала Александра. Сейчас как раз наступало время, когда мальчик входил в возраст ученика, и я намеревался нанять ему всевозможных наставников, дабы сын получил подходящее времени образование. Да и сам планировал с ним заниматься, но позже, когда он наберется азов и немного подрастет.

Замок за это время был полностью перестроен и модернизирован, и уже совершенно не походил на те развалины, которые достались мне в свое время. Я не пожалел ни сил, ни денег, и был доволен результатом, превратив замок в поистине неприступную крепость, способную, в случае осады, продержаться на полном самообеспечении много месяцев.

На улице было уже темно, Лаваль и Мерентрин давно покинули дом, отправившись на поиски ночных приключений, когда явился Жоли.

Мэтр за прошедшие годы обрел солидный и уверенный вид человека, востребованного в своем ремесле. Его плечи расправились, насколько это было возможно, подбородок был гордо поднят вверх, от юношеских прыщей не осталось и следа. Его адвокатская практика приносила солидный доход, и я был одним из основных его клиентов. Передо мной стоял взрослый, многоопытный профессионал.

— Господин барон! — поклонился он, завидев меня. — У меня для вас хорошие новости!

— Ну-ну, послушаем-послушаем! — я жестом пригласил его подняться и пройти в мой кабинет на втором этаже.

Мы удобно расположились в креслах, я лично разлил по бокалам вино, один из слуг споро притащил огромное блюдо с сырами и колбасами.

— Итак! — бодро начал мэтр, отпив пару глотков терпкого, ароматного вина. — Мне удалось выкупить те земли, о которых мы говорили. Можно начать строительство!

Это, и правда, была отличная новость. Я не забросил свой проект по созданию элитного района, спроектированного с учетом всех возможных на данный момент модернизаций. Вот только, подумав, я отказался покупать земли вблизи городских стен — выходило слишком дорого. А вот когда Людовик начал перестраивать старый охотничий домик в Версале в новую дворец-резиденцию, то идея пришла сама собой — устроить район мечты вблизи нового дворца, а потом, глядишь, Его Величество захочет переместить свою основную резиденцию сюда, придворные потянутся следом, и тогда мои дома-павильоны будут стоить баснословные деньги.

И вот, начало положено, земли выкуплены.

— Вы молодец, мэтр! — небезосновательно похвалил я довольного собой Жоли. — Скажите архитектору, пусть поторопится с чертежами. Как только сойдет снег, приступим к строительству.

— Месье Лево* уже почти все подготовил. Через пару недель он предоставит окончательные планы.

*Луи Лево (фр. Louis Le Vau, или Levau, 1612, Париж — 11 октября 1670, Париж) — французский архитектор, один из основоположников французского классицизма.

— Я вами доволен, мэтр.

Жоли привстал и поклонился в ответ. Как же сейчас он разительным образом отличался от того неуверенного в себе юноши, защищавшего меня в королевском суде пять лет назад.

Когда адвокат ушел, явился Перпонше. За эти годы мой бывший слуга, а ныне полноправный компаньон, набрал изрядный вес, но нисколько не растерял свое жизнелюбие. Он женился на приятной вдовушке, и она уже успела родить ему пару детишек. В этом времени с подобными делами не тянули. Так что Перпонше стал важным буржуа с хорошим доходом и, наверняка, был счастлив.

И если с подчиненными, коих у него было уже немало, он обязан был быть строгим и требовательным, то со мной становился прежним Перпонше, стремящимся быть полезным. Живот мешал былой резвости, но он старался.

— Ваша милость! — Перпонше согнулся чуть не до земли. И тут же бросился подливать мне вино в кружку.

Я указал на стул, где до него сидел мэтр Жоли. Перпонше осторожно опустил на него свой раздобревший зад, стараясь ничего не сломать.

— Налей и себе, — предложил я, — и докладывай!

Перпонше с благодарностью кивнул, плеснул в кружку чуть не полбутылки и выхлебал все в три глотка. Луженая глотка!

— Стряпчие подвели итоги года. Мы в хорошей прибыли, господин. Сорок четыре тысячи ливров чистого дохода принесли одни только фиакры, а уборные добавили еще почти столько же. Самое интересное, что в этом году уборные для среднего класса дали денег больше, чем для знати.

Это меня нисколько не удивляло. Посещать общественные туалеты было все равно, что сходить в наше время в кино или театр. Там играла музыка, журчали фонтаны, бывало, разыгрывались целые представления — и все лишь для того, чтобы привлечь все новых посетителей, и не просто привлечь, а сделать так, чтобы ходить в наши павильоны вошло у всех в привычку. А кого в городе больше: знати или буржуа? Конечно, вторых. Отсюда и разница в прибыли.

— Далее, — продолжал Перпонше, — доходные дома дали двадцать пять тысяч за год. Меньше, чем в прошлом, но и казней в этом году было совсем мало.

Он недовольно покачал головой, словно удивляясь королевской воле, не отправлявшей преступников на виселицу, четвертование, под сломанное колесо* или меч палача.

*Вид казни. Удушение до перелома конечностей или после, в зависимости от тяжести преступления.

Пару лет назад я сделал то, что советовал в свое время д’Артаньяну, и купил несколько домов вокруг Гревской площади, где проходили казни. Знатные господа и дамы платили большие деньги, чтобы иметь удовольствие с балконов наблюдать за тем, как преступники прощались с их жалкими жизнями. Так что мои вложения быстро окупались. Тем более что в остальные дни комнаты тоже сдавались постояльцам, пусть и не за столь бешеные деньги.