Черные ножи 2 (СИ) - Шенгальц Игорь Александрович Страница 6

Задача предстояла сложная: 4-я танковая армия должна была нанести удар чуть западнее Болхова, войти в прорыв, перерезать коммуникации — железную дорогу и шоссе, обойти Болхов и попытаться блокировать отступление немецких частей — отсечь их и окружить.

Евсюков, Корякин и Казаков, как обычно колупались с танком. «Уралец» был готов к бою так, как это только было возможно.

Ожидание боя всегда страшит больше, чем сам бой. Я видел, что бойцы и командиры соседних экипажей дергались по пустякам. Все на нервах. Думаю, сейчас многие добровольцы предпочли бы оказаться далеко отсюда на уральском заводе, а не на передовой, где все дышало предвкушением скорой смерти. Но ни один не дрогнул… а мысли… не боится только идиот. Но такие долго не живут.

— По машинам! — часы показывали четверть десятого.

— Наконец-то! — обрадовался Петр Михалыч и любовно похлопал броню танка. — Сейчас и узнаем, на что наша лошадка способна!..

Был бы я верующим, обязательно бы перекрестился. Но я всю жизнь привык полагаться исключительно на себя, что в первой своей жизни, что в новой, случайно мне дарованной. Кем? Этого я не знал. И все же верил скорее в некие неизвестные законы природы, чем в чью-то личную волю. Впрочем, чужую веру я уважал, и когда заметил, что Корякин бормочет себе под нос слова молитвы, сделал вид, что ничего не заметил. Незачем смущать человека, тем более перед боем, который может стать последним.

Мы выехали из леса, выстроившись в боевые порядки, и остановились в самом начале бескрайнего черного непаханого поля, с другого края которого была естественная возвышенность, на которой как раз и окопались немцы. Тут же рядом находилась деревня, название которой я точно не помнил. Кажется, Лунево. За деревней и полем текла река Орс — ее потом нужно было форсировать.

Повезло в одном — саперный взвод сообщил, что поле разминировано, и неприятностей с этой стороны ждать не стоит, можно двигать вперед без волнения.

Ждали приказа, никто не спешил. Ни с нашей стороны, ни со стороны врага. Им вообще спешить было некуда. По слухам, немцы только и думали, как удачнее отступить, чтобы сохранить как можно больше техники и живой силы. Причем первое было в приоритете. Но слухи — слухами, а пока враг никуда не бежал.

Мы находились во втором эшелоне и должны были вступить в бой, когда 6-й гвардейский механизированный корпус совершит прорыв.

Видимость была отвратительная, черные грозовые тучи низко висели над землей, по полю стелился густой туман. Пахло сыростью и еще древесиной. Танки, проходя сквозь лес, переломали десятки деревьев, и свежий елово-березовый запах окружал нас со всех сторон.

В небе басовито загудели бомбардировщики.

— Наши, — констатировал приободрившийся Евсюков, — сейчас отбомбятся по немцам, а там и мы вступим в дело…

Но все сразу пошло не так.

Вокруг засвистело, и кто-то истошно заорал:

— Воздух!

Пехотинцы, облепившие танки, посыпались вниз, прикрывая головы руками. Кто-то тут же полез под днище, ища укрытие.

Первый разрыв произошел совсем рядом, метрах в ста от нас. Землю тряхнуло, потом снова, и снова, и снова.

— Да что же вы творите, сволочи! — Евсюков едва успел захлопнуть люк мехвода, как наш танк окатило целой грудой земли. А вот командирский люк был приоткрыт, и я отчетливо слышал крики боли, доносившиеся со всех сторон.

— Это семьсот сорок четвертый! Нас атаковали, нас атаковали! — пытался доораться неизвестно до кого в рацию Корякин, но ему никто не отвечал.

— Летчики перепутали, — мрачно констатировал Казаков, — видимость нулевая, вот и ошиблись…

— Да за такие ошибки расстреливать надо!

Я высунулся из люка башни и огляделся по сторонам. Наши порядки сбились, две машины чадили густым черным дымом. И тут и там валялись мертвые изувеченные тела наших товарищей, так и не успевших вступить в свой первый бой.

Между тем самолеты пошли на второй круг, и я понял, что сейчас все станет еще хуже. Пилоты так и не поняли свою ошибку, но очередной заход будет еще более кровавым.

Что делать? Как их предупредить, что они бомбят не тех?

Я выбрался на броню, прихватив кусок ветоши, которой мы протирали масло. Некогда белая, она давно изменила свой цвет, но ничего иного у меня под рукой не имелось.

Схватив ветошь в правую руку, я начал махать ей, делая знаки тем, кто наверху. Увидьте же! Поймите, что происходит.

Тут же одна за другой позади ударили пушки, началась обычная пятнадцатиминутная арт-подготовка перед наступлением.

То ли пилоты, наконец, сориентировались, определившись, где свои, а где чужие. То ли, что маловероятно, заметили мои знаки, но второй волны не случилось. Машины развернулись и унеслись в сторону немецких позиций.

— Твою же мать… — Корякин выбрался из танки и осмотрелся. Его огромные кулаки сжимались и разжимались в бессильной ярости. — Твою же мать…

Нам повезло, не зацепило. А вот многим другим удача не улыбнулась.

Из глубокой воронки, образовавшейся от взрыва совсем неподалеку от нашей машины, пытался вылезти человек. Я соскочил с брони и бросился ему на помощь, протянув руку. Со всех сторон спешили и другие бойцы, но я успел первым.

Лицо его, черное от грязи и копоти, выражало вселенское удивление. Я крепко схватил его чуть потную ладонь и дернул на себя. Боец пошел вверх неожиданно легко, я этого не ожидал и, чуть поскользнувшись в грязи, упал на спину, но руку не отпустил.

Он вылетел из ямы прямо на меня, рухнув сверху. И тут же захрипел на низкой ноте, а потом завыл долго и протяжно. У него была лишь половина тела. Все, что ниже пояса, отсутствовало. Из ямы наверх тянулась кровавая линия, вперемешку с кишками и внутренними органами.

Я же смотрел прямо в глаза солдата, уже мутнеющие, тусклые. Смотрел, и не отводил взгляда, словно отдавая этим действием ему последнюю почесть. Его глаза остекленели, и я отпустил руку.

Вокруг уже суетились бойцы, громко матерясь, они пытались отделить убитых от раненых. К нам уже спешили медсестры из санитарной роты, с ними бежали красноармейцы с носилками, а я все сидел на краю воронки и смотрел в лицо мертвеца.

А он смотрел на меня в ответ застывшими в вечности глазами.

— По машинам! — вновь раздался зычный крик откуда-то со стороны, и я очнулся.

Все только начинается.

Авиация отбомбилась, теперь, к счастью, по вражеским позициям, артиллерия сделала все, что смогла. Настал наш черед.

Я быстро забрался на броню «Уральца» и нырнул в люк. Все члены экипажа были на своих местах, злые и готовые к бою.

— Двинули! — приказал я, увидев, что соседние машины тронулись с места, и для надежности ткнул Евсюкова носком сапога в спину — «ножная связь» в Т-34 до сих пор была самой надежной, в шлемофонах слышимость была практически нулевая.

Автоматчики сидели на броне танков. Я через открытый люк видел сосредоточенные лица тех, кто занял места на нашей машине. Другие, двигаясь своим ходом, бежали вперед. После неожиданного обстрела своей же авиацией люди не знали, каких неприятностей еще ждать. Многие опасливо поглядывали в небо. Там было все так же сумрачно, но самолетов более не было.

Пехота под прикрытием танков медленно начала продвижение вперед. Где-то неподалеку находился враг, но ощущение опасности было привычным и знакомым. Более всего меня нервировало отсутствие данных о дислокации фрицев. Где их огневые точки? Где ждать усиленный отпор? Какого дьявола нам не дали подробную вводную? А если разведка в этот раз облажалась, зачем всему корпусу переть напропалую, грозя быть уничтоженным или взятым в клещи? При этом мы примерно представляли, что все южные берега рек Орс, Моховица и Нугрь были просто утыканы оборонительными сооружениями немцев. Каждое подходящее для этого место было использовано для обороны. Закопанные в грунт танки, пулеметы, минометы, батальоны пехоты, множество противотанковых орудий, станковых пулеметов. Плюс авиация в качестве поддержки.

И против всего этого есть лишь мы, в большинстве своем новички в ратном деле, у которых желания бить врага больше, чем умения это делать.