Рекламщик в ссылке для нечисти - Олли Бонс Страница 65

Он подумал ещё немного, и в голову его закрались подозрения, что ему подсунули поддельный нож. Казимир мог бы точно сказать, но его пока спрашивать не хотелось.

Василий вернул нож в ножны и опять спрятал в изголовье. Спрятал там же и пёрышки, завернув их в тряпицу, в которой Марьяша приносила ему хлеб.

Плюнув на всё, он попробовал лечь и уснуть, но сон не шёл. Колдун ещё повторял, мол, отступись… не он ли посылал эту тень, душить и шептать на ухо? Надо было спросить. Жаль, раньше в голову не пришло.

Тихомир вроде простой мужик, да и Марьяша на притворщицу не похожа. Как же у них может быть такая мать-интриганка? Хотя кто их знает, этих женщин. Царица вон тоже, получается, двадцать лет строила планы, как вернуть сына, и с царём не делилась. Зато приезжему колдуну сразу всё и выложила. Ну, конечно, бывает, чужому человеку о чём-то легче рассказать, чем родному…

Василий перевернулся на другой бок и опять прикинул, что имеется. Колдун говорил (если не врал), что царский сын при рождении выглядел иначе. Тихомир был другом царя, а значит, мог видеть царевича до и после. Ну, теоретически. Вот Тихомир точно уверен, что Мудрик — подменыш. И Хохлик уверен. Хохлик слишком глупый, чтобы врать.

Василий вздохнул. В детстве он любил такие игры: в жёлтом доме живёт не поэт; тот, у кого попугай, живёт между красным и белым домом, и так далее. У кого канарейка?

Кто врёт?

И в чём врёт?

Марьяша дружит с Мудриком. Опекает его. Она, выходит, не верит, что он подменыш? Или верит и именно потому и дружит, что они родственники по дедушке-водяному? Или по бабушке… Тьфу.

Василий сердито перевернулся на другой бок. Он вдруг понял с тоской, что с большим удовольствием бы думал над рекламными текстами. «На Купалу к нам придите, в поле клады поищите! Все рады искать клады». «Щедрый улов по цене петуха, сети раскинул — вот и уха». «Приобретайте, Мани и Вани, веник целебный для бани…»

Так себе, конечно, можно и лучше. И он вообще-то старался бы, он бы всё сделал по красоте. Он уже представлял, как тут всё будет, он только загорелся этой работой, и что? Всё остановить, испортить, как посоветовал Казимир?

Неужели правда случится беда? Неужели все эти существа оголодали, истосковались по людям и теперь притворяются, используют Василия, чтобы он им помог? Может, в лицо улыбаются, а за спиной плетут заговоры? Добряк вон вполне успешно сотрудничал с колдуном и виду не подавал, в Перловке никто и не знал.

Кому верить?

С такими мыслями Василий и заснул. Спал тревожно. По очереди к нему являлись Мудрик и бабка, и сова, и Тихомир, и все душили его и требовали переделать креативы.

Потом приснился день открытия. Василий как наяву увидел толпы гостей — вот они идут, сперва несмело, удивляются, смотрят по сторонам. Вот смеются, оживляются, вот полевик дарит им венки… Вот лозники вцепляются в одежду, запутывают в кусты, тащат в воду. Оттуда водяницы тянут когтистые руки, скалят щучьи зубы. Гришка бежит, топчет людей, а сзади, подгоняя его, смеясь, улюлюкая, несутся грабы и кикиморы.

Люди, испуганные, ищут спасения на холме, мечутся среди домов. Банник выплёскивает на них чан кипятка, хихикают, подступая, кикиморы, ползёт одноглазый кузнец с клещами в руке. Бурый медведь ревёт, встаёт на дыбы, бьёт наотмашь когтистой тяжёлой лапой…

Крики, плач, стоны. Люди бегут, люди ползут, молят о помощи…

Те, кто сумел убежать, вернутся с огнём и железом. Теперь будут охотиться уже они.

Перловка затихнет. Останутся только чёрные остовы домов, запах гари и смерти, дурная слава… И это будет смерть невинных. Может, и его собственная смерть.

Василий остро чувствовал, что он на развилке. Перед ним лежат пути: один верный, другой приведёт к беде. Но каким будет итог, можно узнать, только пройдя до конца, и никакой подсказки, никакого камня с надписями или волшебного клубочка — ничего, и даже совета не у кого спросить. Нужно решать самому. И винить, если что, некого, кроме себя.

И времени страшно мало. Времени, можно сказать, и нет совсем.

Глава 17. Василий выбирает путь

Поднялся Василий поздно. Слышал, как по улице прогнали коров, и как выпустили гусей, и как гуси за кем-то погнались, гогоча и хлопая крыльями. Слышал, как пел петух, и как двое прошли мимо, вразнобой стуча копытами. Донеслись и затихли их голоса.

Он ждал, Марьяша придёт, принесёт завтрак, но она почему-то не явилась. Может, думала, он сам придёт. Он обычно сам и приходил, дрессировал Гришку, это вчера всё отменилось из-за плохой погоды, а сегодня… А сегодня казалось, та привычная жизнь осталась далеко-далеко, как будто её никогда и не было. Привычная! Даже смешно. Он и пробыл-то здесь всего ничего.

Василий умылся, почистил зубы, расчесался пятернёй и не спеша побрёл в сторону дома старосты.

Он не торопился. Это раньше бы он спешил — как же, осталась пара недель, или сколько там, и нужно заинтересовать народ, нужно проконтролировать, как Деян мастерит таблички и как Любим их расписывает. Нужно пройтись с Гришкой до леса и обратно, за брёвнами, потому что теперь Гришка его вроде слушает…

Он шёл, по пути рассеянно задевая рукой стебли подсолнухов, и они качались, и шешки на них смеялись и верещали. Как