Бурсак принцепса Инферно - Сим Симович Страница 68

Он стоял в центре хаоса из падающих книг и разлетающихся страниц. Его фигура выделялась на фоне этого бушующего беспорядка, словно маяк на бушующем море.

В его глазах горели огоньки, но это была не прежняя нежность, а решимость, которая не знала границ.

Тёма больше не был тем спокойным и мудрым человеком, которого я знал. Он превратился в неумолимого и гневного рыцаря, став похожим на боевую машину. Его улыбка, которая раньше согревала душу, теперь была холодной и застывшей, словно лёд, заточенный для смертельного удара.

— Карим, держись! Я помогу тебе! — крикнул Тёма, его голос резонировал силой пламени, словно он сам был выкован из огня. Огненный меч в его руках дрожал от жара, отбрасывая яркие отблески на лицо, испещренное волной черных прожилок. В его глазах горел неистовый огонь, он был преисполнен решимости, и я увидел в нем воина, который готов отдать жизнь за свою семью.

Но в следующую секунду его лицо застыло, брови схватились в удивленном жесте, и он прищурился, словно пытался разглядеть что-то невидимое для меня.

— Стоп, где демон? — прошептал он, его голос теперь звучал не как рёв льва, а как шепот ветра. — Где он?

В его глазах отражался ни гнев, ни отчаяние, а глубокое недоумение, словно он проснулся от тяжелого сна, не помня событий последних мгновений. Его движения стали медленными, растерянными, и в них я увидел не железную волю воина, а нерешительность запутавшегося человека.

Он смотрел на меня, на разрушенную библиотеку, на падающие книги, и в его глазах я видел не память о бое, а пустоту. Он не помнил, кто он, что происходило, зачем он взял в руки меч. И почему перед ним стою я, покрытый ранами.

— Тёма, ты не помнишь? — спросил я, голос мой был слаб и прерывист, но в нем звучало отчаяние. — Ты не помнишь, что произошло?

Он покачал головой, и в его глазах я увидел лишь тупую пустоту, пустоту утраченной памяти, утраченной личности.

Я огляделся вокруг. Библиотека была в разрухе, книги горели, ледяной туман висел в воздухе. Но я не чувствовал страха. Я чувствовал силу, я чувствовал уверенность.

- Мы победили, - сказал я.

— Да? Хорошо. А где матушка? — поинтересовался Тёма.

— Я видела, как она скрылась в чертогах магического ядра дома, — тихо молвила Лизонька и тут же умолкла.

Мы бросились к Лизоньке, словно два огненных вихря, разрушающих все на своем пути. Книги падали под нашими ногами, страницы шелестели в воздухе, но мы не замечали ничего, кроме ее фигуры на полу. Она лежала на спине, ее голубые глаза, обычно яркие и искрящиеся, были закрыты. Ее лица не трогала ни бледность смерти, ни магический холод.

- Лизонька! - крикнул я, мой голос раздался в тишине библиотеки, как гром. - Лизонька!

Но ответа не было. Она не двинулась, не откликнулась. Она была пуста...

— Лизонька, проснись! — повторил за мной Тёма, но его голос был не полным силы, а растерянным и слабым. Он тоже понял, что она ушла, что ее больше нет.

Мы остались наедине с ее телом, с ее тишиной, с ее отсутствием. И в этой тишине я услышал шепот демонов, их злобные улыбки, их смертельный холод. Они победили, они украли у нас надежду, они украли у нас жизнь.

- Идём. Мы должны спасти хотя бы матушку! - Тёма потянул меня за собой.

Он вёл меня через разрушенную библиотеку, среди падающих книг и разлетающихся страниц, сквозь туман пыли и запаха старых чернил. Он не обращал внимания на хаос вокруг, его взор был устремлен вперед, к цели, к матушке, которую еще можно было спасти. Мы бежали по темным коридорам дома, мимо гобеленов и мертвых каменных гаргулий. Каждая ступенька звучала как удар в сердце, каждый изгиб коридора увеличивал отчаяние, каждый шаг уводил нас дальше от жизни, ближе к смерти. Тёма бежал, как тень, его движения были быстрыми и бесшумными, словно он не человек, а призрак, пробирающийся сквозь стену. Он не оглядывался, не останавливался, он шел к цели, к матушке, как к последней надежде, как к последнему острову среди бушующего моря.

Мы добежали до чертогов магического ядра дома, до того места, где хранились секреты семьи, где собиралась сила, где обитала душа. Дверь, отделяющая нас от спасительного убежища, была заперта, но Тёма не замедлился. Он схватил ручку и сжал ее с такой силой, что она сломалась. Дверь открылась, и мы оказались в темной комнате, заполненной блеском звезд и шумом ветра. Здесь был не мир библиотеки, не мир дома, а мир магии, мир души. И здесь мы увидели ее, матушку, лежащую на полу, ее голубые глаза были закрыты, ее губы были бледными, и она была так слаба, так незащищена, что я не мог не заплакать.

— Матушка! — прошептал Тёма, и в его голосе я услышал не воинственную решимость, а детскую грусть ребёнка, потерявшего всё и вся.

- Артемиус, - слова, произнесенные матушкой, прозвучали в тишине комнаты смертельным шепотом. Ее голос, слабый и хриплый, казался призрачным, вырванным из самой глубины ее души, где еще теплилась жизнь.

Она лежала на полу, ее голубые глаза были закрыты, но в них не было пустоты, как до этого, а глубокое понимание, не человеческое, а нечто более древнее, нечто, что принадлежало не ей, а самому этому дому.

— Ты помнишь кредо этого дома? — прошептала она одними губами, ее голос то и дело срывался на шепот, словно она боялась нарушить тишину, царящую в комнате.

В ее шепоте не было угрозы, не было гнева, не было страха. В нем была не просто память, а нечто более глубокое, нечто, что выходило за пределы человеческого понимания. Это было не просто кредо дома, а кредо души, кредо жизни, кредо смерти.

Артемиус, который стоял перед ней, окутанный темным пламенем, прислушался к ее словам, и в его глазах, полных злобы, я увидел не только ненависть, но и нечто иное, нечто, что заставляло его сомневаться, нечто, что приносило ему боль.

— Ты помнишь кредо этого дома? — повторила матушка, ее шепот стал еще тише, еще слабее, словно она уходила в туман, в небытие.

Я понимал, что она пытается затронуть что-то глубокое, что-то древнее, что-то, что связывало ее с Артемиусом, что заставляло его сомневаться в