Анатолий Дроздов - Капеллан Страница 7

— Что делает здесь трактирщик?

— Хлопочет о компенсации. Шиды разграбили его имущество.

— Что сказал Крум?

— Ренийка явилась в Ремс накануне. Пришла к Круму, чтобы поесть. Момент, надо сказать, выбрала неудачный. Гарнизону выплатили жалованье, солдаты пили. Свободных мест не было. В одиночку за столиком сидел лишь Гро.

— Почему?

— Крум утверждает, мэтр так требовал.

— Трактирщик не возражал?

— Гро щедро платил. Он вылечил дочь Крума – у нее была сухая рука, и не взял платы. Крум готовил ему отдельно.

— Не удивительно! — сказал король. — Маги – они капризные. То им не так, то не эдак.

Шут, соглашаясь, кивнул.

— Продолжай! — велел Этон.

— Гро не хотел, чтобы ренийка присоединилась нему. Но та проявила вежливость, и маг сдался.

— Она хороша собой?

— Крум говорит, что не очень. Молода, стройна, крепкого сложения, но не красавица. Однако чем-то приглянулась магу. Тот накормил ее из своих блюд, после чего напился. Ушли они вместе. При этом ренийка придерживала Гро, а тот пел.

Этон засмеялся.

— Крум был удивлен. Ранее женщины мэтра не интересовали. В Ремсе есть бордель для солдат, но Гро его не посещал.

— Я его понимаю, — хмыкнул король. — Представляю тех красоток!

— Крум объяснял это возрастом Гро. На вид ему лет шестьдесят.

— Посмотрел бы я на эту ренийку! — воскликнул Этон.

Шут хмыкнул.

— Но-но! — сказал король. — Я еще ничего. Не так, как в молодости, но женщины не жалуются. Из того, что ты рассказал, ясно одно: Гро улетел навсегда.

— Вряд ли.

Этон уставился на собеседника.

— Если б Гро хотел жить в Рении, он не пришел бы к нам. Однако он выбрал Мерсию и заштатный городок. Как думаешь, почему?

— Тихая жизнь, — пожал плечами король. — А он старый.

Шут захохотал.

Король насупился.

— Ах, братец! — сказал шут. — До чего же ты у меня глупый. Подумай сам! Старый человек знакомится с молодой ренийкой и ведет ее к себе. Из трактира они идут в обнимку, при этом старик громко поет. Наутро он не впускает в дом сотника, утверждая, что там не прибрано. Интересно, что? Затем он разом вылечивает двадцать воинов, взбирается на башню, откуда уничтожает машины и огневые запасы шидов, и возвращается к себе – поспать. Что же он делал ночью? И вот Слай сообщает ему, что город сдан. "Старик" встает, обвешивается оружием, надевает шлем и улетает на диге. По дороге сжигает шидов. Тебе сколько лет, братец?

— Ты же знаешь! — сказал король. — Сорок.

— А Гро, если верить Слаю, — шестьдесят. Ты бы смог провернуть то же, что и он, за тот же срок?

— Я не маг! — открестился король.

— Маги – люди, такие же, как и мы с тобой. Они болеют, стареют и умирают. В шестьдесят лет человек – развалина. Ему не нужны женщины, он не любит много ходить, избегает лестниц. Башня в Ремсе высотою в сорок локтей, я узнавал. Наверх ведет лестница с высокими ступенями. Гро взобрался по ней, не запыхавшись.

— Откуда знаешь? — удивился король.

— Спрашивал, — усмехнулся шут. — Ни Слай, ни его воины не обратили на это внимания. А стоило.

— Ты думаешь?..

— Личина! — подтвердил шут. — Это и наши могут. Гро выдавал себя за старика.

— Зачем?

— Первое, что думаешь, для солидности. Пожилому лекарю верят больше. Но в Ремсе не было других магов. Значит, скрывается.

— Знать бы от кого! — сказал король.

— Он не местный. Язык Мерсии ему чужой. Но он не из Рении – выговор другой.

— Из Хайрии? — задумался король и ответил себе сам: – Вряд ли. Хороших магов там нет. Когда заболеют, едут к нам. Тиррана? Далеко. Даже морем плыть более луны.

— Жить захочешь – поплывешь, — сказал шут. — Не о том говорим. Как наградишь Гро, если вернется?

— Дам тысячу золотых!

— Всего?

— Патент мага.

— И только? Человеку, который обратил вспять армию врагов? Ты скуп, братец!

Этон нахмурился:

— Что предлагаешь?

— Личный лен в наследственное владение. Звание придворного мага. Должность главы Корпорации с правом пересмотреть выданные патенты и отобрать их у шарлатанов.

— Его сожрут!

— Мы защитим.

— Как?

— Женим на дочери могущественного человека.

— Чьей?

— Твоей.

— У меня нет дочери!

— Разве? — сощурился шут.

— Ну… — смутился король. — Она внебрачная. Я не видел ее много лет и даже не знаю, жива ли.

— Жива! — успокоил шут. — Хотя могла и умереть. Девочке пришлось несладко. Ее растила бабушка, поскольку муж матери невзлюбил падчерицу. Хорошо, что у девочки есть дядя, который помнил о ней и помогал деньгами.

— Брат!

— Не надо благодарить! — сказал шут. — Сам знаю, что я хороший.

— Она красива?

— Похожа на отца.

— Бедная девочка! — покачал головой король.

Шут засмеялся.

— От тебя у нее только одна черта. Правда, приметная. Опознаешь сходу. Мы договорились?

— Я подумаю, — сказал Этон. — Она все же моя дочь.

— Ты неисправим! — покачал головой шут.

— Надо сначала взглянуть на дочку, — смутился король.

— Тогда пошлю в Муг гонца, — сказал шут. — Пусть едут с матерью.

— Это обязательно? — сморщился король.

— Боишься? — сощурился шут.

— Королева ревнива, — вздохнул король. — Сам знаешь.

— Остановятся у меня. Места хватит.

— Ах, брат! — сказал Этон. — Не тому боги дали корону. Хотел бы я поменяться с тобой местами!

— Не получится! — хмыкнул шут. — Во-первых, я бастард. Во-вторых, — вот! — он повернулся к брату спиной. — Горб королю не к лицу. В-третьих, я не хочу править. Поэтому ты и держишь меня возле себя. Я не прав?

— Прав, как всегда! — кивнул Этон. — Но я бы на твоем месте подумал…

4

Ноэль поет. Ее голос, звонкий, сильный, рассыпается серебряными колокольчиками, и эти колокольчики бренькают в моей голове, толкаясь в виски болью. Вот ведь, зараза! Никакого уважения к почтенной старости.

— Угомонись!

Голос стихает, чтобы тут же смениться обиженным:

— Тебе не нравится, как поет Ноэль?

— У меня болит голова.

— А вот не надо было пить столько оука!

Не надо было, конечно, только что теперь? Ноэль сдержала слово. Когда мы долетели до этого заброшенного оазиса посреди степи, она первым делом стряхнула с какого-то дерева с десяток плодов. Плоды походили на кокосы, а само дерево – на пальму, но Ноэль сказала, что это "оук". Она вскрыла плоды кинжалом и слила болтавшуюся внутри молочную жидкость в казан. Выставленный на солнце, сок почти сразу забродил, и к вечеру стал прозрачным. Вкус у него оказался кисловатый, но приятный. Оук щипал язык и шибал в голову. К ночи я впал в нирвану. Кто же знал, что у этой штуки такой откат?

Я охнул и открыл глаза. Блин! На Ноэль было невозможно смотреть. Пока оук бродил, она потребовала заняться ее носом, что я и сделал. Нос покраснел и распух. Это при сращивании переломов опухоль опадает. Организм сам пытается залечить повреждение, и влитый импет только мобилизует этот процесс. Трансформация – дело другое. Тело привыкло к своему органу, а тут его заставляют менять форму и рассосать лишнее. Организм бунтует. Поэтому процесс занимает не один день, и протекает бурно. Ноэль, разглядев в озерце свой распухший нос, немедленно замотала лицо. Спрашивается, зачем? Кому на нее смотреть? Здесь нет никого, кроме нас двоих и летающего крокодила.

Повязка и сейчас укрывало лицо Ноэль. А вот другой одежды на ней не наблюдалось. Совсем. И она стояла надо мной, уткнув кулаки бока, так что я мог беспрепятственно разглядеть все ее прелести. Начиная от стройных ног, треугольного островка лобка, поросшего черным волосом, до тяжелых полушарий грудей с дулами-сосками. Они смотрели мне в лицо. Кровь прилила мне в голову – и не только в нее. Капелланов учат смирять плоть. Есть духовные и физические практики. Жизненная необходимость. За священниками на целибате присматривают строго. Попадешься на блуде раз – поедешь на покаяние в монастырь сроком на год. Можешь и на два – это как митрополиту на сердце ляжет. Рецидив влечет извержение из сана. А это жопа. Нет, выпускник академии – человек образованный и может хорошо устроиться. Теоретически. Только государственная служба для расстриг закрыта, а о выборной должности можешь и не мечтать – ни одна партия возьмет под крыло за изгнанного за блуд священника. Учителем не мечтай – кому нужен растлитель учениц? Так что иди в бизнес, если есть к этому способности. А если нет? Значит, дорога в грузчики или санитары – туда всех берут…

Однако сейчас мои духовные и физические практики не работали. Трудно их применить, когда над тобой нависают такие прелести.

— Ты почему голая?

— Одежду постирала, — Ноэль указала на шаровары и рубаху, развешенные на кустах.

— У тебя есть другая.