Князь Голицын - Дмитрий Лифановский Страница 7

с волнительным восторгом продолжил: — Я не слышал, чтобы после такой силы удара молнии, кто-то выжил. Она же вокруг молодого человека камни и землю в стекло расплавила! Чудо, настоящее чудо! Настоятельно буду просить у Елизаветы Петровны разрешения описать этот случай в научном журнале! Что касаемо Петра Алексеевича, наверное, мы можем попробовать выполнить его просьбу.

— То есть, Вы, доктор, считаете, что я еще не достаточно готов, а употреблять в пищу не готовые продукты плохо? Хотя да, меня ведь даже не посолили.

Эскулап хохотнул на мою незамысловатую шутку. И несколько рук с двух сторон осторожно начали меня поднимать. И когда я утвердился на ногах, осторожно стали поддерживать меня.

— Доктор, могу я вас попросить, прикрыть мне глаза платком? Боюсь их открывать.

— Разумное предложение. Одну минуточку, — я почувствовал, как на лицо легка, почти невесомая ткань, — Все можете открывать.

Это были феерические ощущения. Глаза слезились, зудели и чесались, как будто в них сыпанули песку, перцу и соли одновременно. В них хаотично плясали фиолетовые пятна, отдаваясь в лобной части болезненными всполохами.

— Знаете, видимо мне придется заказать затемненные очки, на первое время. А в имение я поеду с повязкой на глазах, — сморщившись от неприятных ощущений поведал я, — Дядька, делай что хочешь, но мне срочно надо умыться и промыть глаза. Прямо сейчас. И еще. Я там у кого-то из наших мужиков видел картуз, мне он нужен. Вернем, как приедем в имение.

— Вот, барин, у меня есть картуз возьмите, — послышался грубый, хрипловатый мужской голос.

— Извините, но нам чужого не надо. Дядька, заплати!

— Что ты барин, грех это. — отказался голос, пояснив, — Даже батюшка говорит, что нужно помощь оказывать в деле малом.

— Ну, раз батюшка говорит, то пусть тебе воздастся по делам твоим, — я протянул руку в сторону голоса. В теле энергии было много, добавив энергию души, я сформировал молнию и привязал к ней матрицу восстановления суставов. Ну и наощупь направил в руку, протягивающую картуз. Все должно было выглядеть естественно. Да и картуз мне действительно был необходим. Пошитый не на меня, он должен был быть большого размера, и тулья с козырьком как раз должна была образовать тень, которая и защитила бы мои глаза от прямых лучей солнца. Тем временем молния от меня ударила в протянутую руку с картузом, раздался болезненный вопль, тут же сменившийся матом, затем, немного погодя смехом и громкими восклицаниями:

— Не болит! Ничего не болит! У меня ж все кости ломило, после того, как в прошлом годе по весне застыл я, под лед провалившись. А тут, ничего! Да и по мужеской жиле чую тепло животворное пошло! Ну старая, вот приеду домой, я тебе покажу еще на что я годен! — радостно вопил мужик, — Барин, да я же ради такого дела Вам целый воз картузов привезу! Правильно батюшка говорил! Каждому воздастся по делам его. А я теперь ух!

— Охолонись, Никишка! Чай с княжичем разговариваешь! — урезонил разошедшегося мужика дядька. Ну а я тем временем стал пристраивать картуз на голову.

— Да уж, Ваше Сиятельство, удивили, так удивили. Вы теперь так всегда молниями разбрасываться будете? — удивленно и недоверчиво протянул доктор.

— У вас, сударь, тоже появилось желание проверить ее на себе? — вот ведь зануда, трубка клистирная, — Мне бы водички, очень уж умыться хочется.

— Нет уж, я как-нибудь и без нее, — боязливо отозвался доктор, — Очень уж у ваших молний получаются эффекты феерические. И ведь не похоже это на статическое электричество. — ух ты какие он слова знает и правильно складывает — А воду вон, уже несут.

— Дядька полей мне на голову, — скомандовал я. И пока тщательно промывал глаза, поддерживаемый доктором и кем-то справа, старался оглядеться по сторонам. Наконец, заметил то, что мне нужно и попросил дядьку вылить всю оставшуюся воду на меня, прям как есть в одежде. Мне просто необходимо было смочить и охладить свое тело. Надев картуз, спросил:

— Дядька, а там справа случайно не лавка с витриной?

— Она самая, Петр Алексеевич.

— Помоги к ней подойти.

— Зачем это тебе? — спросил удивленный дядька.

— Поверь, нужно, — не стал я вдаваться в подробности.

— Ну, хорошо, пошли. — в дядькиных интонациях слышалось явное сомнение и недоумение.

Подойдя к витрине, попросил помочь мне снять сюртук и рубаху. Старый казак возмутился — невместно княжичу телесами сверкать на публике. Пришлось настоять, да и доктор поддержал меня, хоть и не понимал, для чего это все нужно. А народу к этому времени набралось очень много, даже вроде парочка жандармских нижних чинов, к нам подтянулось. И кругом шепотки: молнию пережил, извозчика прикосновением вылечил, пришествие святого, убили молнией, погиб от молнии, сейчас одежку скинет и всех грызть пойдет, ну и прочее. Пренеприятное ощущение, должен я вам сказать, стоять в толпе и слушать, как я сейчас их всех клыками и когтями на части рвать буду. Люди, ау, вы вообще сбрендили?! Если я такой опасный, то зачем ко мне так близко стоите? Я ведь без смирительной рубашки! Так мало вам, вы еще и рассказываете что я с вами сердешными делать должен. Бабка, ты что из ума выжила?! Ну и фантазии у тебя кошелка! Мне двенадцать только исполнится. Да и не думаю, что захочется бросаться на такую каргу старую, даже если за двадцать будет. Мы, монстры существа нежные и на такое не способны! Ты же ужасней всех казней египетских! И вообще, люди, лучше бы вы все разбежались что ли по темным углам, глядишь кто-нибудь да и выживет.

Но мы же князья, нам честь блюсти надо! Потому стоим с каменной мордой помятого лица, и делаем вид, что ничего не происходит, и все так и должно быть. И никакая толпа в затылок не дышит, и странных перешептываний нет. Да и дядька вон с доктором с каменными лицами стоят и не реагируют. Им то хорошо, рядом с ними жандармы стоят. Только что это они постоянно крестятся? Ладно, рубаху снял. Пора посмотреть что за образования на груди и шее у меня.

— Дядька, ты тоже видишь, что и я? Это же крестильный крест с цепочкой выжжен?

— Он самый, Ваше сиятельство, — в голосе дядьки послышалось благоговение. Дядька Николай, а ты у нас на грани религиозного экстаза, что-то не замечал я раньше за тобой особой набожности. Или тут что-то другое?

— Доктор, и Вы видите? — на старого казака полагаться не стоит, мало ли что он там в фанатизме своем узрит, а доктор человек науки, ерундой заниматься не будет.

— Да, вижу, —