Срезанная ветвь - Андрей Валерьевич Скоробогатов Страница 7

Судя по тому, как он захрипел и закашлял — я попал.

— Йорген! Шайзе! — крикнул второй, темнокожий откуда-то сверху.

Снова посыпались пули, я решил переместиться в тамбур. У входа лежал ещё один топор, для колки дров для камина. Снова выстрел, боль пронзила ногу. «Ариец», которого назвали Йоргеном, больше не хрипел. Я скорчился, сгрупировался, схватившись за рану на ноге, выглянул из укрытия на миг и увидел, что он сидит на диване и вытаскивает брошенный мной нож из своего лица, покрываемый свечением.

Чёрт, понял я. У них либо колоссальный навык, какие-то мощные артефакты лечения — мне было непостижимо, как такую чудовищную рану можно вылечить. Интересно, помог бы сейчас «Пилигрим»? Или у моих убийцы и на него будет управа?

Топор был рядом. Но толку, если у них крупный калибр? Мне очень не хотелось применять пирокинетический навык, но, похоже, это был последний способ расправиться с ними.

Или, может, свой новый, пятый навык?

— Мне под кожу, мне под кожу мне…

Нет, я пока им очень плохо владею. Лучше что-то чуть более проверенное. Стрельба прекратилась. Второй уже спустился и подошёл к Йоргену, что-то сказал, из которого я разобрал только слова на немецком — «Пора» и «давай». Нас разделяло четыре метра. Я понял, что пора — и поднялся. Перехватил топор и начал бормотать строки из песни.

Темнокожий стоял ко мне спиной, автомат висел на плече. На первом моём шаге он обернулся — я увидел, что они держат в руках цилиндр. Лицо Йоргена было изуродовано, глубокая борозда проходила от носа через рот и до подбородка, хотя крови почти не было.

Мне не потребовалось подкреплять срабатывание навыка рукой — я просто кинул топор, посылая вместе с ним навык. Я не попал — собственно, даже и не пытался. Лишь рукоять в кувырке задела плечо ближайшего ко мне. Но с первым всполохом, обжегшим кожу, их лица исказила гримаса боли и ужаса. Броню обоих киллеров вместе с диваном обуяло пламя, загорелись волосы, раздался короткий крик — но тут же оборвавшийся. Я всадил остаток обоймы в Йоргена, но напарник сумел его подтянуть к себе, и затем они исчезли, вызвав небольшой огненный смерч от образовавшегося вакуума.

А под смерчем, на полу, остался лежать тот самый цилиндр, который они держали в руках. Я инстинктивно сделал шаг вперёд, чтобы рассмотреть его, а затем…

— Нет, только не!… — услышал свой голос словно в замедленной съёмке.

Когда цилиндр через две секунды после исчезновения киллеров начал превращаться в белый огненный шар с острыми шипами вылетающих поражающих частей, я понял, что не добегу. Что взрывная волна быстрее живого существа на земле, даже усиленного магией. И что мой автощит уже иссяк.

Вернее, я подумал уже в воздухе — в ту же секунду меня потащило наверх.

Пламя расширялось под ногами, обнимая всё, что было в гостиной. Я не успел сообразить, что пролетаю сквозь крышу — в уже пробитую заранее дыру, торчащую наружу обломками брусков, утеплителя и металлочерепицы. На миг я подумал, что меня так вынесла взрывная волна, но тут же понял, что это не так. Затем я услышал голос на незнакомом языке:

— Kaua i runga i toku whenua!

Голос слился с грохотом добежавшей до меня взрывной волны. Огонь вырвался из окон, дыры в крыше, из дымоходов и вентиляционных шахт. Меня швырнуло по параболе над козырьком дома на высоту в сорок метров и приземлило в сугроб. Хотел бы сказать — удачно, но нет. Гудело в ушах, все тело болело от переломов и ран, но через боль я смог приподняться и посмотрел на то, что осталось от особняка. Дом устоял, но в нём были выбиты все окна, а одну из стен гостиной вынесло вместе с дверным проёмом.

— Кто ты⁈ Где? — крикнул я в пустоту, надеясь найти своего спасителя, но услышал молчание.

Ко мне уже спешили соседи, где-то гудела сирена милиции. Я откинулся в сугроб и отрубился.

Я очнулся в светлой палате, в кресле сидел Аккордеон Патефонович. Признаться, меньше всего я ожидал увидеть своего начальника.

— Сколько… — хотел спросить я.

— О! Стоило мне прийти — как ты оклемался! Сколько лежал-то, спросишь хочешь? Часа четыре, подлатали тебя, почитай. Вот и лежишь.

В голове было шумно, я был обколот обезболкой, на руках и на ноге были шины. Как давно я не просыпался в таком состоянии! Когда владеешь лекарским навыком, когда вокруг достаточное количество людей с аналогичными способностями, и когда положение позволяет — забываешь о том, что где-то до сих пор травмы лечатся по-старинке.

Старик продолжил:

— Да уж, не повезло тебе, то ограбили, то взорвать хотели. Чего ж ты такой невезучий?

С последним утверждением я бы поспорил. Я мог бы десять раз погибнуть за прошлую ночь, но иначе как божественным провидением я объяснить случившееся не мог. Хотя, конечно, на Антарктиде всё что-то не заладилось. Как будто местные полярные боги были против моего присутствия на материке.

Может, судьба показывает мне, что я свернул не туда? Что я должен вернуться домой?

И тут я вспомнил голос. Чей мог быть этот голос? С трудом я вспомнил слова.

— Кауа и… кауа и ринга, чёрт, это тонмаорский же?

— Болит голова, да? Тут тебе не Москва, милок, — словно подтвердил мои мысли начальник. — С лекарским навыком человека два на город, жди теперь дня два-три.

— Так я же сам!

— С лекарским? Ну да, ты что-то говорил. Получится самому подлататься — хорошо. Дел невпроворот. Ну, в общем, я чего пришёл-то. Телефон твой нашли, на тумбочке. Спальня у тебя уцелела, попросил рабочих достать.

Я оглянулся — и действительно, на тумбочке лежал телефон.

— А ещё пришёл сказать, что у тебя на понедельник и вторник отгулы. А потом — на костылях, не на костылях — приходи. Сейчас медсестру позову — и пойду, дела ждут. Да, с квартирой я попросил помочь Зинаиду, пока у себя приютит, а затем поищем чего.

Я позвонил отцу — трубку он взял со второго раза. Сказал, что уже в пути, будет вечером. Остаток дня я занимался самолечением, выдувая литры жидкости и поглощая еду из местного буфета. Несколько раз после проведённых сеансов отрубался. В первую очередь подлатал себе ноги. Затем взялся за рёбра и брюшную полость. В вечеру дня я с гипсом на руке под расписку покинул клинику и отправился в дом к Зинаиде и её мужу Антонио, принявших меня достаточно тепло и выделившие тёплые вещи и спальню. На следующий день, в воскресенье, закончил с рукой и отправился разгребать завалы.

По счастью, у меня скопилось не так много вещей, и главное — рихнер и оставшиеся документы сохранились.

Не буду описывать дела с понедельника по среду. Бюрократия, бумажки, банки, покупки, переезд в крохотные трёхкомнатные апартаменты в отеле — решил не шиковать и перевести вещи, поездки в участок по поводу ограбления, пропажи Аллы и взрыва.

Тем более, что всё ещё зиждилась надежда, что мне осталось здесь куковать от силы месяц. Хотя, конечно, полностью уверенным я в этом быть не мог.

Были и переговоры с хозяином дома о неустойках — в итоге неделю спустя я выплатил пятьдесят тысяч имперскими, согласовав, что половину компенсирует Курьерская Служба из особого фонда.

Отец мне изрядно помогал. О делах и об Ануке пообщаться успели только вскользь. Сказал, что данные о колебаниях силы почти все собраны, но телепортация моих киллеров может изрядно испортить общую картину.

В вечер перед его отъездом, в среду, в гостинице мы смотрели фотографии драконов из открытых источников, он рассказывал несколько историй.

— Что это было? Фраза на тонмаорском? — спросил я, рассказав подробнее про моё чудесное спасение.

— «Только не на моей…» — вероятно, земле, или стране, — сказал отец. — Со мной общался этот голос. Пару раз. Ты же слышал гипотезу о «погонщиках драконов»? Неизвестном клане или племени местных, которое с максимально-возможным процентом сечения и может, как и русские, говорить с драконами.

— Слышал что-то, но мало.

— Я веду их поиски уже четыре года. Драконы ничего не сказали, но я общался только с шестью из них, а между собой они почти не говорят.

— С кем ты общался?

— Акамант… Муних… Климена…

Рассказывал он о себе и о молодости, встрече с матерью и моём детстве. Пожалуй, последних знаний больше всего не хватало, поэтому это многое мне объяснило.