Главред: назад в СССР 3 - Антон Дмитриевич Емельянов Страница 7

— Я и говорю про критику…

— Помолчи! Я еще не договорил! Ты знаешь, чего Кандибобер добивается? Чтобы мы все заводы закрыли в городе! В Европе, говорит, уже ловушки какие-то на трубы ставят! А мы чем хуже, мол?

— Я так понимаю, она тоже предлагает эти… ловушки ставить? — уточнил я. Возможно, старушка не так плоха, как я изначально про нее подумал.

— Именно! — подтвердил Краюхин и неожиданно успокоился. — Да это все будут делать, Женя, будут! И выбросы постепенно снизятся… Просто она хочет все и сразу. Остановить производство, пока уровень вредных веществ не придет в норму. А куда я людей дену? Как я поставки продукции остановлю?

— Вот и надо это объяснять, — улыбнулся я. — Каждый из этих людей — Котенок, Кандибобер, Голянтов — задают нам вопросы от лица части общественности. Пока они делают это адекватно, не переступают черту, мы c ними разговариваем. Отвечаем им, заодно разъясняем населению нашу позицию. Подробно рассказываем, что уже делается, что можно сделать, a что — просто популистская болтовня.

— Я так понимаю, что в основном это все будет идти через газету? — Поликарпов уже ухватил суть моей идеи, но не до конца. — Вот только не превратится ли тогда районка в поле для словесных баталий? Если каждую претензию так разбирать, полос не хватит… На ежедневку тогда предлагаете перейти?

— В идеале, — принялся объяснять я, — нужно открыть новую площадку для выражения мнений. Необязательно печатное издание, хотя вскоре это все равно потребуется… Пока я предлагаю оставить это на перспективу вечерки. А на постоянной основе — дискуссионный клуб. С жесткими правилами. Кто не вписывается, как этот Смелый из боевого листка, тот остается на обочине информационной повестки. И ответственность несет по всей строгости закона.

— Ты понимаешь, что тогда будет? — Краюхин одним махом выпил половину стакана крепкого горячего чая, который внесла Альбина. — Ты видел, что сегодня произошло после статьи в твоей газете. А что начнется, когда всем высказываться можно будет?

— Не всем, — я вновь покачал головой. — Только тем, кто примет наши правила игры. Знаете, как у детей… Нарушаешь — c тобой никто не играет. Единственное отличие — во взрослой жизни и ответственность взрослая. По всей строгости советских законов. И люди это увидят. Читатели, я их имею в виду. Адекватно критикуешь, доносишь свою позицию — к тебе прислушиваются. Грязью поливаешь — это твой выбор, пеняй на себя. Помните, я в начале сказал, что нам надо контратаковать в двух направлениях? Там вот, если одно — это трибуна для тех, кто готов сотрудничать, то второе — это война.

С минуту мы сидели молча, поглощая наваристый грузинский чай. Краюхин c Поликарповым обдумывали мою идею. Смелую для этого времени, даже опасную. Я это осознавал. Вот только я еще знал, до чего могут довести попытки закрутить гайки, как это было в Советском Союзе. Резьбу сорвет. Но и сильно ослабить тоже нельзя — все вразнос пойдет. А потому надо стремиться к золотой середине. Создать информационное поле, где вроде бы нет рамок, кроме одной, главной. Той цели, на которую мы всех соберем. Не разрушать, не призывать вредить, a искать что-то общее, какое-то новое решение, которое сделает мир лучше. При этом, если коммунизм — это по умолчанию более современная социальная и экономическая формация, то и правда будет на нашей стороне. Просто мы поможем людям узнать ee не как аксиому в школе, a самим набить шишки. Возможно, после стольких лет мира по-другому и не получится… Все это, почувствовав, что тишина затягивается, я уже рассказал вслух, чтобы окончательно склонить собеседников на свою сторону.

— Ты же понимаешь, Евгений Семеныч, что это уже политика? — медленно барабаня пальцами по столу, проговорил Анатолий Петрович.

— Понимаю, — кивнул я. — Но при этом моя идея может сработать. Надо только действовать c жестким контролем. И co стороны партии, и co стороны КГБ.

— Как сказали бы в двадцатых, это контрреволюция, — усмехнулся Поликарпов. — Фактически вы, товарищ Кашеваров, хотите создать в одном взятом городе многопартийную структуру co свободной прессой.

— С некоторыми оговорками, — пояснил я. — Повторю. Полностью под нашим контролем. Если мы получим разрешение создать некую свободную информационную зону… экспериментальную.

— И где мы должны его получить? — прищурился чекист.

— В Москве, — улыбнулся я.

— Я подумаю, — нахмурился Краюхин. — Сам понимаешь, затея рискованная. Надо сначала в обкоме это проработать, посоветоваться. А потом уже и в Москву, в Центральный комитет КПСС.

— Но вы-то, я так понимаю, за?

— Мне это кажется интересным, — уклончиво ответил первый секретарь, покосившись на Поликарпова. — Ты вот что, Женя… Подготовь тезисы этой своей свободной информационной зоны. Пропиши все плюсы, продумай реакцию на риски, работу c последствиями. И мне на стол. А пока…

— А пока мы работаем на опровержение, — подхватил я. — Как и обсуждали.

Краюхин кивнул, a чекист словно бы погрузился в астрал — настолько серьезно задумался над моими словами. Главное, чтобы воспринял их не как мое желание изменить строй!

Глава 3

Следующим утром я назначил еще одну планерку. Сразу же, как только мне позвонил Поликарпов и подтвердил, что в областном управлении одобрили эксперимент, пусть и в усеченном виде. О дискуссионном клубе речь пока не идет, пояснил чекист, слишком уж смелой получилась идея. А вот не арестовывать подпольную редакцию и дать ей возможность схлестнуться c официальным печатным органом — это разрешили. Мне как редактору районки дали зеленый свет на идеологическую борьбу, a КГБ c милицией, разумеется, должны бдительно отслеживать ситуацию, чтобы не довести до греха.

И я, кажется, понимаю почему. Проверка — смогу ли я, как обещал, справиться c теми, кто будет готов конструктивно спорить, и уничтожить тех, кто попытается превратить дискуссию в игры свиней.

— Коллеги, концепция следующего номера меняется, — объявил я причину, по которой решил провести еще одно собрание на следующий день после планового. И потом рассказал подробно o самиздате, пустив по кругу экземпляр «Правдоруба» для наглядности.

Секретом,