Грифоны Васильевского острова. Попаданец в альтернативное время - Корчевский Юрий Григорьевич Страница 7

После трапезы капитан спросил:

– Как там Франсуа?

– Я оставил его на попечении доктора. Именно там, где вы приказали. За лечение отдал двадцать су за пять дней.

– Очень не вовремя заболел шкипер. Серж, будешь пока исполнять его обязанности.

– Слушаю, мой капитан.

Сержем оказался боцман. Он же проводил Матвея в его каюту. Вообще-то, каюта была лазаретом, в котором было три топчана. Один – для лекаря, а два – для болящих. Матвей сразу залез в рундук. Одни нехорошие слова на языке! Рулончик хлопчатой ткани для перевязки, немного сушеного и толченого мха для гноящихся ран. И все! Матвей вернулся к каюте капитана, постучал и, получив разрешение, вошел.

– Мсье капитан!

– Можешь называть меня Александер.

Именовать, как в России именуют старших, по отчеству, по фамилии не было принято.

– Я обследовал рундук с припасами. Он почти пуст.

– Еще бы! Лекаря на этой посудине не было уже полгода. Деньги, что я давал, еще остались?

– Больше половины.

Для убедительности Матвей вытащил мешочек с монетами, потряс им.

– Сегодня уже поздно, завтра с утра иди в город, купи все, что считаешь нужным.

– Слушаю, капитан!

Вернувшись в каюту, невеликую по размеру, пять шагов на шесть, принялся прикидывать потребности. Опыта, конечно, у Матвея не хватало… Одно дело – прессовать таблетки или составлять по прописи микстуры, другое – лечить. О лечении он знал со слов Пеля или из бесед Пеля с докторами, невольным свидетелем которых иной раз бывал. Все же он набросал карандашом на клочке бумаги требуемое. Вот только где это взять? Существуют ли аптеки или иные аналогичные заведения? А еще интересовало, какой ныне год. На монетах было только изображение государей, без даты. Но что-то одежда на парижанах какая-то… не дряхлая, но устаревшая по фасону. Он хоть и не модник, а подметил. И что еще удивило – время обеда. В России обедают в полдень или немного после него. А здесь часов в шесть-семь пополудни, в России это время ужина. Но в чужой монастырь со своим уставом не ходят, придется приспосабливаться.

После скромного завтрака – бутерброда с сыром и кружки вина – достал из кармана клочок бумаги, чтобы свериться, не забыл ли чего. Подошел капитан, глянул Матвею через плечо:

– Ты разве грамотный?

– А как же!

– На каком языке написано? Я что-то не разобрал.

– На латыни, я же фармацевт!

Не говорить же, что на русском. Знает ли капитан о Московии? Или Герберштейн описал такую страну позже?

Утомился Матвей, пока обошел несколько аптек и купил нужные припасы. Зато и кривые иглы были для шитья ран, и шелковые нити, и перевязочный материал, и разные травы. Причем травы сам нюхал, дабы не купить подделку. Правильно собрать и высушить траву – целая наука. Одни травы или цветы надо собирать утром, до рассвета, когда нет сокодвижения, другие – вечером. Да правильно сушить – обязательно в тени, на легком сквозняке. Тогда сила их будет наиболее велика и лечебный эффект существенный. В свое время Парацельс говорил: «Все есть яд и все лекарство, зависит от дозы».

Разговорившись с парижским аптекарем, из-под полы купил загустевший сок цикуты. Растение ядовитое, но может пригодиться. А еще стеклянную бутыль со спиртом. Но не пить втихомолку Матвей собирался, а протирать им руки и инструменты перед оказанием помощи страждущему.

Спирт впервые получили из вина арабские химики в 860 году. Во Франции он был получен Арно де Вилльгером в 1334 году, а с 1360 года началось его массовое изготовление.

Уже и мешок с припасами был полным, и мешочек с деньгами, полученный от капитана, опустел. С остановкой на отдых Матвей добрался до судна. А здесь уже вовсю идет погрузка. По одному трапу закатывают с набережной на палубу судна бочки с вином, а по другому трапу скатывают их в трюм. Ну да, во Франции полно виноградников, подходящая земля для лозы, теплый климат. Вино с удовольствием покупают в странах северных: Швеции, Англии, даже германских землях. Пробовал как-то Матвей рейнское вино – кислятина!

Все в своей каюте разложил по полкам; как мог, закрепил бутыль со спиртом, чтобы при качке не опрокинулась. Спирт же денег стоит.

К вечернему обеду погрузку закончили, капитан расплатился с грузчиками, люки трюмов закрыли на деревянные засовы, а капитан еще и замки навесил. Трап втянули на судно, теперь между бортом и набережной не меньше двух аршин, посторонний не проберется. Капитан объявил, что отплытие утром.

После обеда, когда покинули капитанскую каюту, боцман пробурчал:

– Жофруа, как всегда, даже дня отдыха не дал! В хорошую харчевню сходить, попьянствовать с приятелями, со шлюхой в борделе переспать. Всё деньги, деньги.

– Не нравится – спишись на берег, – ответил Матвей.

– Зачем мне деньги, если их некуда спустить? – пробурчал боцман.

Для Матвея удивительно. В мире столько интересного – книги, картины, занятные вещицы в музеях, а Роберу только низменные страсти нужны. Боцмана звали Робером, что означало «яркий». Из яркого была только красная косынка на шее боцмана. Да и выглядел он скорее пиратом. Пусть так, Матвей не собирался проводить на судне длительное время. Сделает рейс, получит деньги, поглазеет на парижские достопримечательности и домой. Наверное, там уже обеспокоились его отсутствием, в первую очередь родители, да и Пель хватился, как бы замену не нашел. Однако Матвею, как и каждому молодому человеку, хотелось новых впечатлений, мир посмотреть. Когда женится, обзаведется семьей, детьми, уже не получится.

Утром он проснулся от громких команд, бортовой качки. Посмотрел в иллюминатор. Ой! Судно уже поперек Сены, разворачивается, расправив косой парус на бушприте. По палубе громко топочут моряки. Рано встали, солнце только взошло, еще низко стоит над горизонтом. По ощущениям – часа четыре. В аптеке часы были у Пеля в маленьком кармане жилета да в зале – напольные, с латунной гирей, отбивавшие каждый час мелодичным перезвоном. Но у Матвея часов не было – дорого. Хотя мечта была купить. Впрочем, в Париже Матвей часов не видел ни у кого, только на башне у ратуши.

Умыв лицо, поднялся на палубу. Судно уже развернулось и ходко шло по течению вниз, к устью реки, где она впадала в море. Капитан сам стоял за штурвалом на корме. Судно большое, морское, на реке ему тесно. Назывался данный тип гукор – двухмачтовое торговое судно с широким носом и округлой кормой.

Ниже Парижа по течению русло Сены извилисто. Капитан передал штурвал рулевому, но сам стоял рядом. Под одним парусом на фок-мачте судно делало узла три. На глазок Матвей скорость определить не мог, тем более в привычных единицах, боцман подсказал. До Гавра, который стоял в нижнем течении Сены, почти у впадения реки в пролив Ла-Манш, шли неделю. Первые дни Матвей стоял на палубе, обозревал окрестности. Поля очень маленькие, но ухоженные.

В Гавре, крупном порту, остановились для пополнения запасов пресной воды. В баках, установленных в носу судна, она быстро протухала. Для того чтобы сберечь ее свежесть, боцман бросал в цистерны серебряные монеты. Набрали воды, взяли солонины в бочках. И следующим днем вышли в пролив. Матвей ждал, куда повернет судно? Налево, на юг, к Испании или даже Африке? Или направо, на север? Судно сделало правый поворот.

В проливе от кораблей было тесно. Рыбаки ловили рыбу, торговые суда сновали в обе стороны пролива, а еще военные корабли под флагами Британии и Франции, других стран, чьи флаги Матвей не знал, а спросить у штурмана или боцмана стеснялся. Получалась для него эдакая морская прогулка. К такелажным работам – ставить или убирать паруса – его не привлекали, так же как к уборке судна. А как прошли пролив, началась качка. С непривычки Матвей переносил ее скверно. Подташнивало, кружилась голова, аппетит пропал начисто.

Через несколько дней судно еще раз совершило правый поворот. Да они же идут к Балтике! Матвей даже подумал, не в его ли родной город. Вот было бы здорово! А не учел, что Петербурга еще не существует и земли к северу от Балтики заняты Швецией, и Финляндии нет. А на южном побережье – германские земли и города.