Другие Звезды (СИ) - Сергеев Артем Федорович Страница 7

— Есть, товарищ майор, не давать шариться, — вскинул руку к голове я, — и да, предупредил.

— Ну и отлично, — выдохнул он и вновь перевёл взгляд на приближающиеся машины, — встань за мной сзади. А ты, Олег, к стрелкам иди, не маячь тут.

И Олег вроде бы сделал вид, что услышал и подчинился, но на самом деле никуда не пошёл, да и остальные подтянулись поближе, у всех, как я понял, была нешуточная надежда увидеть неведомых артистов.

— Не, мужики, — разочаровал всех комэск-три, разглядевший гостей в бинокль, — там баба какая-то рыжая, с ней задохлик в очках, газеты выгружают и ещё что-то там. Вон, летуны уж и дверь закрыли, наши их заправлять сейчас будут. Всё, никого больше.

— Слышали? — комполка развернулся и без тени панибратства разогнал всех одним коротким приказом, — по местам!

Народ подчинился, хотя кто-то посетовал на то, что, вот, могли бы и корреспондентку посмотреть.

— Корреспондентку? — немного насмешливо ответили ему из толпы, — да это она на тебя смотреть будет! А ты официантке в столовой улыбнуться боишься лишний раз, даже после ста грамм! Иди уже, пока и самом деле никому на глаза не попался! Вон, товарищ старший лейтенант тебе потом всё расскажет, если захочешь!

Я покосился влево на говоривших и увидел двух старших сержантов из моей эскадрильи.

— Обязательно расскажу, — подтвердил я слова одного из них второму, — на политинформации. В деталях. О времени проведения сообщу вам лично дополнительно. Ясно, товарищ старший сержант?

— Так точно, — немного суетливо козырнул мне воспринявший мои слова всерьёз Димка Говоров, кто-то довольно хохотнул в ответ ему, но на этом всё и закончилось. — Ясно, товарищ старший лейтенант!

Вообще этот самый сержант Говоров был, наверное, самым младшим у нас в эскадрилье, причём не по возрасту, а по поведению и по характеру, что ли. Сплошь и рядом такое, вот поставь тебе несколько восемнадцатилетних новобранцев в одну шеренгу, и обязательно один из них будет таким головорезом, что не дай бог тебе с ним встретиться вечером на узкой дорожке, из остальных большинство будут нормальными, крепкими ребятами, которым можно и на работу, и на учёбу, и в бой, да хоть куда, и непременно один затешется такой, которого детство всё никак отпустить не может, вот и Говоров, а его в эскадрилье иначе как Димкой и не называли, был из таких.

Хотя, с другой стороны, я давно уже понял, что уверенность в быту не всегда означает уверенности в бою, и совсем не всегда она означает умение и квалификацию. И комэск Воронцов, видевший людей насквозь и даже глубже, ни капли не ошибся, поставив в этой паре, а эти два сержанта были почти уже слётанной парой, именно Говорова ведущим.

Димка, несмотря на свою застенчивость и простодушие на земле, объективно летал лучше, он чувствовал самолёт, он быстрее разбирался в обстановке и мгновенно принимал правильные решения, в отличии от своего ведомого Никитина, более уверенного на земле и в общении, очень смелого с официантками, но безбожно тормозившего в воздухе.

А ещё этот самый Димка, как банный лист, лип к тем, кто постарше, всё он пытался к кому-то прислониться, и вот уже три недели это был я. Он всё время по-щенячьи тёрся рядом со мной, помогал мне рисовать боевой листок, напрашивался на внеплановые учебные полёты и радовался им, слушал и принимал на веру любые мои слова, даже замирая на месте от почтительного внимания и я, мысленно вздохнув, отталкивать его не стал. В конце концов, парень он был хороший, правильный, а что до всего остального, так ведь вырастет ещё, куда он денется.

— Давайте-давайте, ребята, — и я показал им пальцем на приближающуюся легковушку, — по местам. Подъезжают уже.

И вот на поляне перед входом в землянку остался только я, комполка с комэсками и прочими штабными ушли внутрь, лётчики со стрелками отправились под деревья, ждать у моря погоды, в общем, остались только я да Олег, который присел на траву в тенёчке рядом со мной.

Я не обратил на него внимания, лишь оглядел себя, стряхнул кое-где пыль, расправил гимнастёрку с ремнём и стал ждать.

Глава 3

Эмка подъехала и встала чуть поодаль, водитель загнал её в лесополосу для пущей маскировки, гулко хлопнули двери, и за кустами я увидел нашего замполита, в компании какого-то ужасно штатского на вид лейтенанта в круглых очках, и с ними девицу лет двадцати-двадцати двух навскидку, к описанию которой очень хорошо подошло бы слово лихая или даже бедовая, до того независимо и по-боевому она держалась.

— Ух ты! — оценил её вставший рядом со мной Олег, — какая симпатичная да рыженькая, прямо огонь, смотри ты! И от этого вполне может быть, что даже из хорошей семьи! Но нет, не моё, так что пойду себе.

— А чего нет-то? — удивился я, — сам же сказал, симпатичная. Да и потом, мы же её не на вечеринку приглашаем. Всё по делу, рабочий момент.

— Велик риск, — вздохнул мой стрелок, — что будет она меня на вы называть. Воспитанные девушки, как бы они при этом не выглядели, иногда бывают излишне вежливыми, чёрт бы их всех подрал. Вон, смотри, покраснела!

И действительно, эта девушка, потому что теперь, когда я к ней присмотрелся, у меня язык бы не повернулся вновь назвать её девицею, зарделась перед нашим замполитом словно маков цвет. А случилось вот чего: она, только-только выбравшись из машины, приняла чрезвычайно независимый вид и вытянула из кармана пачку папирос, при этом ловким, отточенным и натренированным щелчком выбив одну из них себе прямо в зубы. Замполит опешил было, но, когда она попыталась так же лихо прикурить, выхватил папиросу у неё изо рта, и теперь что-то по-отечески выговаривал ей, а она краснела и отчаянно смущалась. Олег ехидно захихикал, да и я улыбнулся.

— Детский сад, — окончательно успокоился мой стрелок, — штаны на лямках, вот теперь понятно всё с этими корреспондентами. Ты с ней полегче, Саня, даже если выкаблучиваться начнёт, видишь же… Ладно, пойду я.

— Вижу, — подтвердил я, — как такое не увидеть. Иди уже, нормально всё будет.

И Олег в самом деле ушёл, тут же выбросив этих корреспондентов из головы, а я остался. Ещё раз оглядел себя, порадовался тому, что побрился, да наплевать с высокой колокольни на все эти приметы, и вот тут они втроём на меня и вышли. Замполит плотно взялся за субтильного очкастого лейтенанта, видно было, что этому репортёру звание дали только затем, чтобы от него в частях не отмахивались так уж сильно, и в их разговоре уже мелькали фразы про наглядную агитацию и боевые листки, про процент охваченных чем-то там и прочее, очень заинтересовавшее, кстати, этого лейтенанта. Шёл живой разговор и на меня они едва посмотрели, да и то замполит просто оглянулся на эту девушку-сержанта и указал в мою сторону пальцем, вот, мол, вам обещанный натурщик.

— А что, — выбралась она из-за их спин и подошла ко мне метра на два, вроде как чтобы бросить профессиональный взгляд. Осмотрела с ног до головы оценивающе, так цыгане смотрят на лошадь, и заявила, забыв поздороваться, — Неплохая фактура! Есть, с чем поработать!

Замполит с лейтенантом притормозили в разговоре и посмотрели на меня, но я дал им лёгкий знак рукой, мол, не беспокойтесь, всё нормально. Конечно, того же Димку Говорова, да и не только его, эта столичная штучка просто убила бы наповал этой своей «фактурой», причём с гарантией, но тут был я.

А я, да что я, свою закалку медными трубами я уже прошёл, немного преждевременно и незаслуженно, правда, ну да что уж теперь, тем более что вот, пригодилось же. В училище до войны мне платили семьсот рублей ежемесячного денежного довольствия как инструктору, получалось раза в два побольше чем у мастера на заводе, и это при бесплатном питании по форме 8а — а там был и шоколад, и всё, что хочешь. Форму нам пошили специально каждому, как на выданье, по фигуре, а я ещё до войны плотно занимался гимнастикой на снарядах, успел набрать на довоенном питании килограмм десять мышц, да и потом это дело не бросил.