Александр Воронков - Искры завтрашних огней Страница 8

Ну понятно, господа вояки желают посекретничать, вон, даже стариков выставляют прочь. Второй–то раненый, похоже, в беспамятстве: за всё время не вздохнул, не шевельнулся. Ну что ж, мне чужие секреты ни к чему, на самом разве что штамп 'Для служебного пользования' не проставлен.

Прихватив со стены луково–чесночную вязанку, я вслед за Чтвртаком прижмурившись, вышел из избушки. Даже сквозь полусомкнутые веки сияющий в солнечном свете снежный покров слепил приспособившиеся к мраку жилища глаза, а свежий морозный воздух холодными струями врывался в ноздри, вытесняя из лёгких вонь и чад влченишевского жилища. Эх, хорошо–то как!

Второй очаг, на котором мне и предстояло готовить, как выяснилось, был сложен в яме внутри самого большого шалаша, в котором спокойно могла разместиться дюжина человек. Хотя определение 'сложен' к нему малоприменимо. Роль эту играла здоровенная разбитая макитра литров эдак на двенадцать объёмом. Псевдо–дымоход представлял вставленные друг в друга трубки из свёрнутой коры, заглублённые в выходящую за пределы шалаша канавку, присыпанную сверху землёй. Остроумное сооружение выводило за пределы лесного жилища большую часть дыма, рассеивая его поодаль, в ближайшем кустарнике. Впрочем, полностью от задымления помещения эта конструкция не спасала.

Основательные и запасливые — а что вы хотите: славяне! Сам такой — разбойнички надыбали в качестве кухонной посуды не только с полторы дюжины разных керамических горшков и плошек, но и три металлических котла, два из которых, судя по форме, явно были затрофеены у покойных монголов.

Наскоро перезнакомившись с присутствующими и доведя информацию, что на сегодня власть на кухне меняется, я скинул стесняющий движения кожух и принялся за дело. Прежде всего погнал деда Стаха за хранящимися в сарайчике вяленым мясом и упомянутыми Чтвртаком овощами, основательно умылся возле шалаша ароматно–свежим снегом, тщательно оттерев руки. Ещё не хватало какую заразу в пищу занести! Попавшихся под руку Павла и Эзру снабдил тяжеленными деревянными вёдрами и озадачил доставкой воды из родника под крестом. А нечего: на всех буду готовить, так что и им достанется. Тем более, что по социальному статусу они стоят ниже всех, присутствующих в разбойничье–повстанческом лагере: хлоп — это живая собственность своего хозяина, самый нищий крестьянин–седлак намного значимей такого запроданца. Ну, а мне, назначенному на время похода жбановым шеф–поваром, они подчиняются автоматически в качестве кухонных рабочих. Ничего не поделаешь: феодализм. Всё упорядочено. Личная свобода не распространяется за рамки сословных ограничений.

В течение пяти минут мои помощники приволокли и воду, которую тут же частично поставили кипятить, и вяленую по–монгольски баранину, и пару корзин песка, в котором здесь принято хранить зимой овощи. В первой корзине оказалась неизменная репа, зато во второй довольно крупные, учитывая почти полное отсутствие селекции, морковины. Ну что же: могло быть и хуже. Из этого ассортимента продуктов можно хоть что–то соорудить, а то я уж опасался…

Вооружившись ножом и неким подобием разделочной доски, я за полчаса перечистил и крупно порубил морковку, закинув её вариться в закипевшей воде вместе с пятком луковиц. А что вы хотели: количество голодных дядек возросло почти вдвое, не накормишь — того и гляди, самого съедят! Бамбарбия кергуду, конечно. Шутка.

Жёсткая баранина пласталась с трудом: ну, не предназначен мой живопыр 'made in USSR' для разделки мяса, тем более провяленного до состояния кожаной подошвы сапога. Тем не менее, к тому моменту, когда настала пора вылавливать привязанной к палке большой деревянной ложкой сварившуюся морковь, баранина уже была порезана на куски примерно с два пальца толщиной. Высыпав их в морковный отвар, я принялся в большом горшке перетирать разваренные корнеплоды до пюреобразного состояния, после чего, озадачив бабушку Ладицу чисткой чеснока и лука, приволок оставленный в санях походный мешок.

Нет, всё–таки хорошо, что меня воспитали таким запасливым хомяком, причём хомяком, не скупящимся на приобретении действительно полезных вещей! Ещё собираясь в Жатеце в путь, я прихватил с собой кучу достаточно дорогих ингредиентов, готовка без которых — зряшная трата продуктов. В отдельной 'сухарной сумке' у меня приныкан кожаный мешочек соли, купленный на жатецком рынке у торговца из бывшей Польши, заткнутая притёртой пробкой глиняная посудинка с лампадным, то бишь низкосортным оливковым, маслом и две коробочки с саморучно молотым в ступке чёрным перцем и собственноручно же приготовленной горчицей. Был ещё и кувшинчик перебродившего в уксус вина, но, увы, он не перенёс превратностей дороги и его черепки давным–давно оказались выкинутыми на обочину дороги.

Впрочем, после опроса местных товарищей выяснилось, что уксус и масло имеются и в разбойничьем лагере: 'остатки былой роскоши', доставленные паном Юрасем из поездки в монастырь к брату. Было привезено и изрядное количество корчаг с вином, да вот только до сей поры не сохранилось ни одной: что не употребил в течение двухмесячного запоя Влчениш, то пришлось бросить в замковой кладовой, спешно покидая родовое гнездо.

Специям я быстро нашёл применение, добавив их в морковное пюре и подмешав туда же меленько нашинкованный лучок с чесноком. После этого, наскоблив две полные пригоршни стружек от крепчайшего овечьего сыра, смешал их с получившимся соусом. Приправив им разложенную по нескольким плошкам исходящую паром баранину, я, наконец, смог утереть честный трудовой пот. Что ни говори, а в условиях отсутствия кухонной культуры начала двадцать первого века труд повара — та ещё каторга. Все эти мясорубки, электрические и газовые печи, миксеры и холодильники настолько облегчают жизнь, что я скоро буду морально готов сам изобрести электричество, дабы когда–нибудь иметь возможность воткнуть штепсель в розетку вместо того, чтобы долбаться у первобытного очага как советский космонавт из анекдота: 'с помощью молотка, зубила и такой–то матери'!

Водрузив на экспроприированный у одного из дружинников небольшой щит четыре наименее кривых плошки, я ввалился в избушку к панам. Судя по тому, что оба Жбана с паном Юрасем уже уполовинили наш резервный бочонок пива, основные вопросы меж ними были уже заданы и ответы получены. Ну что ж, лезть в их семейные дела я так и так не собирался. Моя задача съездить, куда послан, и привезти, что требуется.

— Ого–го, дождались мы, наконец, доброй трапезы! — Расплылся в улыбке земан. — Чем нынче нас, грешников, порадуешь, мастер Макс?

— Уж простите, шановные паны, но с харчами в лагере скудно, как в нищенской котомке. Так что пришлось использовать то, что нашлось. На этот раз продовольствия хватило только на мясо по–берберийски, но и то — без помидор и красного перца. Ну, так их в Богемии и взять неоткуда, а с Мексиканщины да Чилийщины их навряд ли вскоре привезут.

— По–берберийски — это как? — Заинтересовался пан Влчениш.

— По–берберийски — это вкусно! Вот, извольте сами отведать, славные паны!

Расставленные мной на столе мисы с кушаньем ароматно парили, добавляя в спёртую атмосферу комнаты единственный приятный запах.

— Да я тебя не о том спрашиваю, человек! Откуда взялось это самое 'по–берберийски'?

— Э–э–э… Если попросту сказать, то берберы — это такие сарацины. Пищу же эту вкушали славные рыцари, ходившие в Крестовые походы ради освобождения Святой Земли. Следовательно, и нам она дозволена, потому что и нашу землю освобождать надо от Имрё–бека и его косоглазых хозяев!

— Ха! Славно сказано!

Ну–ка, мастер, выпей–ка с нами за погибель шелудивого пса Имрёйки и его своры! — раненый изгнанник из Влченишева со стуком поставил передо мной початую глиняную кружку пива. Видимо, присутствующим дворянам пришлось по душе это пожелание, поскольку спустя секунду кружки со стуком сдвинулись, а спустя две доброе пиво полилось в лужёные глотки. А я чё? Дают — бери, бьют — беги, как меня ещё бабушка учила. Тем более угощение за одним столом с панами поднимает мой статус в глазах отряда.

Поднял кружку и кивнул:

— Нех сгине! — и тоже приник к тёплой горьковатой влаге.

***

Ночевать пришлось в шалаше: места в доме были заняты панами, посчитавшими, что простого мещанина факт совместного пивопития и без того вознёс на небывалую высоту в глазах окружающих. В целом, надо признать, это верно: не только хлопы и влченишевы разбойнички, но и дружинники из отряда Жбана относятся ко мне как к ближайшему помощнику земана, ставя на одну доску с Полуксендзом, как ни крути, являющимся на время излечения пана Юрася фактическим командиром его ватаги. Под утро от неудобной позы ныли все мышцы: добро хоть по зимнему времени в шалаше практически не оказалось клопов, от которых на таких вот нечаянных ночлегах обычно не знаешь, как и спасаться. Потому приказ подниматься и выволакивать свои седалища на поляну я встретил не только без возмущения, но даже с неким подобием энтузиазма.