Кой - Снова в школу и иже с ним[СИ] Страница 8

Затем у мамы рождаются близнецы, и их называют в честь папиного деда (Гарри Джеймсом) и маминого (Мэтью Дэниэлом). Это данность.

В знаменитый Хэллоуин отец–аврор в результате неких чужих махинаций оказался на патруле в компании Блэка и Люпина, маму–медика вызвали на срочную операцию в больницу. Снейпа в тот момент было не дозваться — из дальнейших оговорок–описаний, малозаметных для самого Мэтта и, возможно, какого–нибудь менее придирчивого и подозрительного читателя, я смог понять, что папочка-Северус вполне вероятно был тогда там же, где папочка-Джеймс, только по другую сторону баррикад. Короче, почти у всех был самоотвод, но вышло в итоге так, что сидел с нами Петтигрю. Секретный агент Темного Лорда.

Забегая вперед: судя по дальнейшим записям и некоторым событиям, а также газетным статьям, Волдеморт здесь оказался очень славным малым, достаточно умным и интеллигентным. Но, видимо, в тот день, а точнее, промежуток в пару лет, продлившийся до «того дня», ему крестраж в голову ударил или еще чего…

В общем, по какой–то причине Темный Лорд пожелал увидеть Питера с парной люлькой в зубах, люльку желательно было укомплектовать поттеровскими отпрысками. А Петтигрю, между прочим, парень вполне себе исполнительный…

Как раз накануне, где–то за часик–два до собственно драмы, я злодейски отобрал у Гарри погремушку, которой и огрел братишку по лбу, после чего заснул и проспал сном младенца все самое интересное. А вот Гарри, разобиженный на весь мир, насуплено смотрел на все и спать не хотел. Волдеморт внимательно оглядел меня и брата и пришел к выводу, что Гарри ему не нравится больше, причем настолько, чтоб запустить в угрюмого грудничка чем–нибудь вроде Авады.

После этого черный маг, видимо, решил, что имидж — все и пафосно рассыпался пеплом прямо на коварной улыбке, появившись вновь только через восемь лет уже зловещей фигурой в темном плаще. И с подправленной политической программой. И вообще в двух ипостасях — потому что неожиданно появилась новая политическая группа с Томом Реддлом во главе.

Ну да ладно, речь сейчас совсем не о нем.

Волдеморт повержен, его злобные сподвижники, которых почему–то никто не зовет Пожирателями Смерти, притихли, несомненно, разрабатывая усовершенствованные версии подлости и коварства, мир праздновал победу. Хотя, сказать откровенно, вариант терроризма здесь был более чем бюджетный и недолговечный, но об этом тоже позже.

Так вот, рассыпался Волдеморт пеплом, Гарри плачет и злится, я благополучно дополняю его тихим сопением, Петтигрю стремительно скрывается в неведомые дали, даже не подумав нас добить или вернуть — он всегда был рассудительным и предусмотрительным малым, да… Старшее поколение Поттеров, то бишь родители, почти одновременно возвращаются домой и закономерно удивляются отсутствию в оном кого–либо живого, кроме фамильной древней мышки в подвале и парочки домовых эльфов. Те же домовые эльфы вскоре и проясняют ситуацию, предварительно доставив в родные пенаты ту самую люльку с полным комплектом детей. Дальше идет всякая естественная в данном случае мишура, медицинские осмотры, пьянки, планирование захвата мира с учетом новых обстоятельств… Я опять ушел от темы.

Гарри отделался, в принципе, одним шрамом, впрочем, в нем еще может сидеть крестраж — но лично мне, например, он за последние полтора десятилетия ну совсем не мешал. Но, видимо, более–менее удачное разрешение ситуации было скомпенсировано последующими событиями, а именно — резкой сменой обстановки в одной отдельно взятой ячейке общества.

У папочки-Джеймса пошел ощутимый сдвиг любви к детям на любовь к Гарри; кроме всего, счастливый папаша героя начинает ходить по барам и по бабам. Мама терпит, в семье чередуются ссоры и мир (хотя мы с Гарри их не видим, просто общаются родители с перепадами — то нормально, то напряженно), Гарри, видя новый расклад, потихоньку наглеет. Я с папочкой-Джеймсом общаюсь напряженно, ибо я маму больше люблю, и вот в решающий момент появляется доблестный Снейп. В черном пальто и с эффектно поблескивающими колбочками с какой–то гадостью в руках.

На самом деле ничего критичного или жуткого не произошло — просто в какой–то момент мы с мамой въехали в дом Снейпа и уже не выезжали из него, причем вскоре выяснилось, что фамилия у нас одна на всех. Гарри остался с Джеймсом Поттером, и с матерью практически не общался — разве что редкие случайные встречи и холодные отписки в стиле «Все в порядке, скучаю, бывает».

После холодного и отстраненного папочки-Джеймса Снейп, неловко улыбающийся, стесняющийся и заставляющий маму улыбаться, кажется мне ангелом небесным и всеми магическими канониками вроде Мерлина в одном лице. Итак, я сотворил себе первого кумира.

Ну а моя приметная благодаря популярности братишки мордаха определила сотворение второго — я рос чересчур тихим ребенком, эдакой аморфной массой, и блистающий с таблоидов уверенной улыбкой Гарри в моем воображении становился куда–то на одну ступеньку со Снейпом. Что–то вроде «сам таким не буду — так хоть другими повосхищаюсь».

Разумеется, и в дневнике было больше мусора вроде «Я рад, сегодня хороший день, у меня новая футболка», а не информации, но о чем–то я смог догадаться из контекста, кое–где всплывали воспоминания оригинала — чаще какие–то кратковременные запаховые, редко слуховые иллюзии, иногда даже образы или обрывки каких–то сцен. Собственно, в большей степени по этим вот подсознательным подсказкам я и составил версию, которая, как оказалась, практически полностью повторяла официальную (в части про Волдеморта и развод) и реальную (это про собственно Мэтта).

Эта часть мира мне не нравилась, да и лично для меня была несколько сомнительной хотя бы в части про развод и общение — я имею в виду, там явно не все чисто и безболезненно… Но возможности проверить пока нет. Может даже, и не будет — мало ли, вдруг завтра проснусь «в своей тарелке», хе–хе… Я теперь даже колеблюсь между «хочу в себя» и «а тут не так уж плохо».

Оставшаяся часть дневника была уже не такой сомнительной, но принесла не меньше радости: она собственно давала возможность узнать, что же это такое — Мэтт Снейп? И я осознанно говорю не «кто», а «что».

Нечто мужского пола, возрастом почти четырнадцать лет, окружившее обожанием Снейпа (тихо и про себя) и Мальчика — Который-Выжил (при встрече очень даже громко и восторженно).

Благодаря Северусу я был просто в неугасающем восторге от факультета Слизерин; благодаря конфронтации Поттера со слизеринцами я представителей этого самого дома почти что ненавидел — такой вот парадокс. Мне не отвечали особо взаимностью ни на факультете, ни в компании Поттера. В лучшем случае это было жалостливое игнорирование, при плохом настроении ребят — некие намеки на издевательство или шутки средней степени обидности, правда, ни то, ни другое мистер Мэтью Снейп в упор не видел, в дневник записывая лишь что–то вроде «Они со мной разговаривают уважительно», «Я сказал то–то, и мне даже не посмели возразить. Может, со мной хотят наладить отношения? В любом случае нет».

Похоже, небеса все–таки планировали для Лили и Джеймса Поттеров одного ребенка. Не очень умного. И в любом случае все доступные мозговые ресурсы достались Гарри…

На Слизерин я, кстати, прошел исключительно потому, что Шляпа плохо выносит бесконечное нытье на одной ноте. Да–да, для Гарри Поттера — «Только не Слизерин», для Мэтью Снейпа — «Только в Слизерин, ну пожааааалуйста».

Итак, подобьем итоги: на своем факультете я — изгой, на всех уроках — аутсайдер, ибо больше занят разглядыванием Поттера. Девушки нет, друзей — нет, мозгов — нет, здравого смысла — нет, вкуса — нет… населен роботами. В виде здоровенных тараканов. Кажется, именно они до этого момента заменяли мне эти самые отсутствующие мозги.

Печально, однако.

Наверно, стоило впасть в депрессию, но Поттеры… или Снейпы… в общем, за так я унынию не отдамся.

Стоит, пожалуй, отвлечься на что–нибудь привычное, успокаивающее… Мой взгляд упал на перерытый стол, точнее — на россыпь карандашей–перьев и листков. После войны мне было достаточно сложно адаптироваться к мирной жизни, труднее всего далось миролюбие. Точнее, Снейп, вконец доведенный выходками агрессивных взрослых детишек в Малфой–меноре, идентифицировал меня как главного зачинщика и прописал мне долгосрочные занятия чем–нибудь умиротворяющим и требующим сосредоточенности. Рисованием, например. Правда, поначалу меня это не приводило в восторг, поэтому Снейп часами стоял у меня над душой и заунывным голосом зачитывал что–то запредельно скучное — или молчал, если я вяло калякал что–то на бумаге. «Калякать» оказалось более удобным и дешевым выходом из ситуации. А там я и сам увлекся…

Нормально рисовать сходу я не смог — рука поначалу дико дрожала, линии выходили или слишком вдавленными в бумагу, или едва заметными, к тому же большей частью косыми, в смысле, явно не тем, что я планировал. Я даже начал думать, что теперь мой удел — минималистические шедевры в стиле «палка–палка–огуречик» или что–то из очень–очень возвышенного абстракционизма с пафосным «я так вижу».