Сила Воли (СИ) - Иванович Юрий Страница 8

Естественно, что недавние фронтовики не стали терпеть такого издевательства над здравым смыслом, и применили оружие в ответ на бандитское, как они посчитали, нападение. Но силы оказались заведомо неравны. Слишком много бойцов из числа внутренних войск нагнали карательные органы. И бросили их в бой, не считаясь ни со своими потерями, ни с, тем более, невинными жертвами.

Жутко. Печально. Страшно.

Одно радовало мемохарба: если он неожиданно погибнет в этом теле, его опять перебросит в иную оболочку. То есть он не умрёт окончательно. Легенда рода — оказалась правдой. Но этот же факт и напрягал: а куда именно и в кого перебросит в очередной раз? В какой мир? И в какой исторический момент? Ибо попасть к пещерным людям или в болото к разумным динозаврам, никак не хотелось.

То есть следовало максимально поднапрячься и, для начала, спасти уже доставшееся ему тело. А уже потом возрождать свои умения, развивать способности и совершенствовать доставшийся ему дар. Ибо считалось, да и подтверждалось историей цивилизации пьетри, что только сознание, только сила мысли довлеет над обстоятельствами и над окружающей средой. В какое бы бездарное и слабое тело не переносился харби своим сознанием, со временем он развивал доставшуюся ему оболочку до нужных параметров. Точнее, до тех параметров, которые у него имелись в прежнем теле.

Пока шёл просмотр памяти юноши (кстати, при довольно скудном её общем массиве) стемнело окончательно. В доме с шумом и скрежетом продолжался обыск. Похоже, дом разбирали на составные части, выискивая компромат на арестованных. Организаторам кровавого ареста требовались хоть какие-то доказательства, для прикрытия своего преступления.

Освещалось лишь крыльцо, куда временно провели провод и подвесили одну лампочку. Слышались голоса и перекличка часовых, выставленных на улице и на внутреннем дворе непосредственно за огромным домом. Но вот как раз куча трупов практически не освещалась, да и внимания на неё давно никто не обращал. Так что Киллайд напрягся и помаленьку стал выползать в сторону забора. Рвущиеся из груди непроизвольные стоны, сдерживал в себе просто невероятными усилиями. Уставал страшно. Продвинется на полметра, и замрёт на несколько минут.

Но всё-таки наступил момент, когда уткнулся головой в забор. От соприкосновения скальп натянулся, вспышка боли повергла в кратковременный обморок. Вновь очнулся, когда услышал почти рядом крики:

— Вот эти трупы! Грузите в машину!

Эти слова подействовали словно благодатный, животворящий пинок. Извиваясь словно червь, раненый юноша прополз вдоль забора несколько метров и стал разгребать ветки с листьями, которые скрывал лаз. Когда нырнул в нору, опасался, что там и застрянет навечно, но как-то протиснулся, выбрался на ту сторону и пополз дальше. В идеале следовало бы немедленно вернуться, и как-то замаскировать лаз. Ведь наверняка трупы пересчитают, обнаружат недостачу и бросятся на поиски недостачи.

К счастью, помогла царящая неразбериха. А может никто и не считал умерших при погрузке, разбираться станут уже на месте захоронения. Потому как машину вскоре загрузили, если судить по крикам, и она уехала. А Киллайд, сумевший встать на четвереньки, ещё больше ускорил своё продвижение к намеченному укрытию.

Вроде уже и на месте оказался, когда от раскурочиваемого дома послышались вопли:

— Смотри, смотри! Вон там кто-то ползёт! — и тут же грянули выстрелы.

Конечно Паркс распластался, стараясь слиться с поверхностью и не на шутку паникуя:

«Неужели среди них есть личности, имеющие ночное зрение?! — вроде в памяти донора такого не было. — Или я слишком нашумел?»

Но стреляли явно не в него, а куда-то в сторону. А после раздавшегося визга, огонь прекратили, тревогу отменили, ещё и ругаться между собой часовые начали. Оказывается, пристрелили собаку, и теперь выясняли, почему нет достаточно фонарей для освещения подозрительных мест. Звучали призывы продолжить облаву и пройтись по всем соседним домам и участкам. Но кто-то успокоил своих коллег, заявив, что оцеплен весь посёлок, а тотальную проверку устроят с раннего утра.

Под эти крики юноша стал аккуратно открывать самодельный люк погреба, стараясь не поцарапаться и не нарушить сложную маскировку. Потому что поверх досок грамотно переплелись стебли ежевики, пересыпанные прошлогодней листвой. Следовало не только правильно приподнять люк, но и за собой его закрыть со всем тщанием и сноровкой. А это, при побитом изрядно теле, сделать оказалось довольно сложно.

Непроизвольно постанывая и покряхтывая как старый дед, Киллайд проскользнул вниз, извернулся, и лишь затем стал опускать слишком тяжёлую для его состояния крышку. И чуть не задохнулся, когда вдруг совсем рядом с ним раздалось грозное шипение:

— Ты кто?! Обзовись!

И что-то холодное, острое, уткнулось ему в бок.

5 глава

Непроизвольно, не подчиняясь новому разуму, тело сжалось, скукожилось от страха. Даже что-то ответить оказалось проблематично из-за спазм в горле. Мало того, не сразу в памяти донора удалось откопать официальное имя собственное. И только через минуту, похрипев и прокашлявшись, юноша выдавил из себя.

— Александр Шульга… я. Фёдорович который…

Потому что в посёлке имелось ещё сразу два его однофамильца, примерно его же возраста, один двоюродный, а другой троюродный брат.

Вроде всё правильно сказал, но тем более странной оказалась реакция вопрошавшего. Острый предмет перестал давить, вроде как упал, звякнув о пол. А тело, так и не спустившееся до конца по короткой лесенке, сдавили в районе живота чьи-то объятия. Тут же послышалось сдавленное рыдание, которое прерывали отдельные слова:

— Санька?!.. Санька!.. Они всех убили!.. Сволочи!.. Всех!.. Гады!..

Ещё через пару минут, Киллайд попытался хоть что-то выяснить. Потому что голос хоть и казался невероятно знакомым, идентификации не поддавался:

— Э-э-э… Да я это, я. А ты …кто?

Существо женского рода расплакалось ещё сильней. Но постепенно удалось расслышать сквозь всхлипывания:

— Настя… Анастасия Бельских… Мы с дядей к вам в гости пришли…

Память с готовностью представила образ какой-то боевитой девчушки с соседней улицы, с которой донор поддерживал знакомство в большой развесёлой компании, и которая тоже знала об этом «партизанском» укрытии. Этакий боевой товарищ с ободранными коленками и локтями, в затрапезной одёжке, но с торчащими в разные стороны косичками. Как она сегодня была одета, Александр Шульга не обратил внимания, потому что невероятно увлекался иной девушкой, к которой обычно и проявлял недетский интерес. Зато припомнил, что дядю Насти серьёзно ранили при аресте. Если вообще не убили. Но раз уж девчонка утверждает… И при этом так убивается… Хотя это и понятно: девчонка круглая сирота, родители погибли во время войны. Потому и жила в семье родного дяди. Вроде ещё и тётка имеется, живущая где-то на околице…

Лично для себя Киллайд особых поводов волноваться не видел. Ну перестреляли аборигены друг друга. Ну не поделили что-то, имея разные взгляды на форму правления и личные свободы. Да пусть бы хоть все в округе друг другу глотки перерезали, и никого вообще в живых не осталось, лишь бы доставшееся ему тело донора оставили в покое. За многие десятилетия пыток, издевательств и мучений, у мемохарба полностью атрофировались такие понятия как сочувствие, доброжелательность и сопереживание. Да и просто в любви к ближнему, его, уничтожившего целую цивилизацию разумных, заподозрить было бы глупо.

Так что самые первые мысли, после осознания новой ситуации, оказались крайне циничными:

«Чего это мелкая пигалица расшумелась?.. Не лучше ли её придавить, на всякий случай? — но вся память и инстинкты доставшегося тела настолько возмутились кощунственным рассуждениям, что поневоле пришлось идти на попятную: — Ну да, здесь так не принято… Да и мало ли кто, из знающих это место, сюда наведается?.. Вдобавок эта местная может мне пригодиться… Знать бы ещё, в чём именно?.. Польза она, или обуза?.. Ах, да! Не мешало бы ей рану у меня на голове осмотреть. Хоть как-то продезинфицировать и перевязать!»