На своем месте (СИ) - Казьмин Михаил Иванович Страница 8

А вот послеобеденное благодушие я Келину заметно подпортил, поведав о недавних событиях в моём доме, потребовав усиления бдительности заводской охраны и предупредив о том, что саму охрану в ближайшее время придётся увеличить. Противиться Павел Сергеевич, ясное дело, не стал, пообещав сделать всё что нужно, и как нужно.

…Помнится, я уже хвастался, что вместе с новым домом обзавёлся и собственным выездом? Недёшево, да, но при нынешней моей жизни до крайности удобно. Конечно, с постройкой и запуском завода товарищества «Русский артефакт» извозчики в здешние места стали ездить намного чаще, чем оно случалось ранее, но всё же не настолько, чтобы возле завода можно было легко и быстро найти себе наёмную повозку. А в собственной — еду когда хочу и куда хочу. Ну или куда надо, да. Для таких постоянных разъездов у меня особая карета — небольшая, всего на двоих пассажиров и с маленькой багажной полкой, зато с тем же комфортом, что и в большой парадной. Сейчас, хоть февраль уже и кончается, зима всё равно лютует, стремясь оставить о себе долгую, пусть и недобрую, память, а у меня в карете тепло, потому как обогреватель на огненных камнях. Я даже для кучера, насколько такое возможно при его открытом размещении, велел обогрев предусмотреть, разместив один обогреватель под сиденьем, а второй в его спинке. Федот мой хвалится, мол, кучера прочих господ отчаянно ему завидуют, потому как ни у кого больше во всей Москве такого нет. Ну, будем надеяться, пока нет.

Это я к тому, что дорога от завода до университета даже кучеру моему оказалась не в тягость, а уж мне и подавно. В университет, однако, я попал не сразу — до завершения лекций профессора Маевского оставалось ещё какое-то время, и его я потратил, ненадолго зайдя в наш оружейный магазин на Ильинке, благо это совсем рядом. Смотреть отчётность я не стал, всё равно регулярно её получаю прямо на дом, но с управляющим поговорил, выяснив, что пусть розничные продажи растут медленно, зато выписывают наши стволы, патроны и оружейные принадлежности с неуклонным ростом от месяца к месяцу.

…Профессор Маевский, выслушав мой рассказ об использовании ворами глушителя охранных артефактов, сразу сказал, что в Москве такой могли бы изготовить человек пять, но это те, о ком он знает. Со слов Михаила Адриановича я имена этих пятерых переписал, чтобы отдать список Шаболдину, пусть поговорит с ними. Честно сказать, не сильно я тут на успех и надеялся, предвидение вообще на сей счёт помалкивало, но лишним оно не будет. Я ещё поговорил с профессором Долотовым, но после беседы с ним список не расширился — Долотов назвал мне те же самые имена. Была, конечно, вероятность, что глушитель сделан и не в Москве, но Дикушкину в Усть-Невский я на сей счёт написал, а в Киевском, Казанском и Тобольском университетах обещал навести справки Маевский. Написал я и в Мюнхен, но так, больше для порядка. Честно-то говоря, у меня вообще не было никакой уверенности в том, что розыск по этому направлению поможет изловить нанимателя Мартышки, но более существенных зацепок в деле пока нет. Разве что у Шаболдина получится найти подручного моего незваного гостя.

Кстати, о Шаболдине. Я прикинул, что в губную управу успею как раз к окончанию присутственных часов. Да, Борис Григорьевич и после запросто может остаться, если дело того требует, но уж сейчас-то я должен застать его обязательно.

Так и вышло — старший губной пристав Шаболдин оказался у себя в кабинете, и по крайне недовольному выражению его лица я с присущей мне проницательностью заключил, что в деле появились новости и что хорошими их не назовёшь.

— Курдюмова, прозываемого Печёным, мы пока что не нашли, — сразу принялся излагать пристав. Похоже, я не ошибся. — Среди воров говорят, будто он три дня уже как из Москвы подался неведомо куда. Слух этот мы проверяем, но очень похоже, что так оно и есть.

— Свёл заказчика с Мартыновым и сразу решил затаиться на время, вроде как он тут и ни при чём? — высказал я предположение.

— Да наверняка почти, — с кислым видом согласился Шаболдин и продолжил: — Шепнули мне тут, видели некоего Сидорку Плюснина, по прозванию «Плюха», в шапке, такой же, как Мартынов носил, но проверить пока не получается, не можем того Плюху нигде сыскать.

Да уж, именно то самое, что я сразу и подумал. Вроде что-то стало известно, но толку от тех известий чуть. Впрочем, сведений по делу стало уже хоть на немножко, но больше, чем вчера было, так что можно записать их в прибыток. Так я приставу и сказал, а то уж больно мне его вид не нравился.

— Ох, Алексей Филиппович, на добром слове вам спасибо, да только нутром чую — не будет толку с Печёного и Плюхи, даже как их разыщем! — Шаболдин аж скривился. — Печёный вообще ничего нам не скажет, и мы ему ничего не предъявим, разве только под заклятием его допросить, но толку с того… — пристав небрежно отмахнулся. — А Плюха? Ну что он сможет сказать нам такого, чего Мартышка не сказал⁈ Да ничего!

— Ну не скажите, Борис Григорьевич, — возразил я. — Печёный этот под заклятием мог бы вывести нас на того, от кого к нему «Иван Иваныч» пришёл. Сам этот «Иван Иваныч» не из воров, а вот кто его с Печёным свёл… Этот, хоть и среди воров знакомства имеет, сам, скорее всего, полностью к воровскому миру тоже не принадлежит, а потому может оказаться более разговорчивым и на того «Иван Иваныча» вывести. Ну, мне так кажется, — на всякий случай состорожничал я.

— Хм, — Шаболдин призадумался. — Вот не знал бы вас, Алексей Филиппович, с малых лет, подумал бы, что скрываете, будто в губном сыске раньше служили. Это, пожалуй, и правда, может зацепкою оказаться…

Лесть в исполнении Шаболдина, что грубая, как сейчас, что более утончённая, как это бывало раньше, мне, откровенно говоря, всегда приятна, всё же сыщик он очень хороший, и похвала его стоит немало. А что иной раз не может Борис Григорьевич выйти за привычные рамки, так все мы такие. Я наверняка многое так же упустил, но мне проще — сам я о том и не знаю, раз уж всё равно мимо прошло, а указать мне на то некому.

— Вот, кстати, Борис Григорьевич, ещё, — я положил приставу на стол список, полученный в университете. — Со слов профессоров Московского университета, это люди из Москвы, которые могли бы изготовить глушитель охранных артефактов, что применил этот «Иван Иваныч». Я так понимаю, на самом деле вряд ли этот умелец известен господам профессорам, однако же…

— Однако же поговорить с ними придётся, — продолжил за меня пристав. Заодно мы с ним договорились, что если что, я в этих беседах тоже поучаствую, уж мне-то тонкости артефакторики известны куда лучше, чем Борису Григорьевичу, без меня, боюсь, он не всё и поймёт, что ему наговорят.

— Ладно, Алексей Филиппович, — Шаболдин выбрался из-за стола, — пора мне домой. Хоть сегодня не задержусь на службе.

Я предложил приставу подвезти его до дома, он с благодарностью согласился. Отклонить его ответную любезность — приглашение зайти в гости и пропустить по чарке с соответствующими закусками — я не посчитал уместным, и вскоре уже отвешивал комплименты супруге пристава Надежде Кирилловне, восхищался тем, насколько выросли сыновья Гришенька и Кирюшенька, а дочку Верочку, мирно сопевшую в колыбельке, тревожить даже ради столь дорогого гостя не стали. Пока Надежда Кирилловна распоряжалась насчёт стола, я успел ещё выслушать похвальбу Гришеньки, что он уже умеет читать по складам и считать до ста, а на будущий год вообще поступит в гимназию и будет там самым умным. Кирюша от старшего брата не отстал, убедительно доказав, что уже научился выговаривать букву «рцы», [3] в общем, сыновья Бориса Григорьевича уверенно показывали неоспоримые успехи. Нам с Варварушкой и Андрюшенькой до такого ещё неблизко…

Отметив достижения Григория Борисовича и Кирилла Борисовича премией по серебряному рублю каждому и оставив ещё рубль, самый новенький и блестящий, для Веры Борисовны, я был приглашён за стол. На закуски Шаболдины не поскупились, и ограничиться одной чаркой на каждого у нас с Борисом Григорьевичем не получилось, впрочем, до какого-то злоупотребления горячительными напитками тоже как-то не дошло, хотя и кучеру моему Федоту пристав распорядился чарочку да закуски вынести. О делах за столом не говорили, устроив себе этакий разгрузочный вечер. Уходил я от Шаболдиных в благостном умиротворении, всё же простые и добрые семейные радости старшего губного пристава именно к такому и располагали, а ожидание скорой уже встречи с Варенькой и Андрюшей добавляло моим и без того приятным ощущениям теплоты и сладких предвкушений.