Назад в СССР: Демон бокса 3 (СИ) - Матвиенко Анатолий Евгеньевич Страница 8

— Ничего не поделать. Вынужден демонстрировать независимость, чтоб пересмотрел условия.

Мы устроились на заднем сиденье «линкольна», широком как диван.

— Не пересмотрит. А если уйдёшь по окончании срока, не согласившись продлить, шиздец тебе. Наймёт пяток отвязанных, переломают тебе ноги. Дом сожгут. Фантазии на большее не хватит, но и того достаточно. Не крути жопой, мой совет.

А что он мог иное посоветовать, если в доле с Доном? Озвучил его условия и угрозы, сыграл доброго копа, роль злого оставил другому негру.

В тот день у меня нашёлся ещё один недоброжелатель, ветеран Вьетнамской войны, а теперь рефери на ринге. Его симпатии точно не могли быть на стороне боксёра, размахивавшего, пусть всего лишь образно, русской баллистической ядерной ракетой. Это вообще плохая привычка. Судья буркнул мне какое-то замечание ещё до начала боя, орал «стоп», как только удавалось начать сравнительно результативную атаку. Короче, счёл своим долгом подгадить где возможно.

Тайрелл Биггс, в отличие от тех же Стивенсона или Тайсона, не обладал могучим телосложением. Да, рост больше шести футов восьми дюймов, то есть за два метра, руки длиннющие как черенки лопат. Но внешность обманчива. В первом раунде ловил на перчатки его разведывательные джебы, так те были не подарок, пропусти один — и свет погаснет.

Не обременённое лишней массой тело двигалось легко и даже где-то грациозно. Весь первый раунд я не мог ни разу как следует попасть. Потому и энергию Ци не расходовал, не хотелось бездарно выпустить её в пространство.

Во втором раунде крепко приложил его левой в лоб и отступил на шаг, чтоб было лучше видно, как грохнется. Ничего подобного! Кинулся на меня, и не в попытках вязаться, выигрывая время на восстановление от потрясения, а конкретно пытался достать. И достал таки! Рефери вполне мог открыть счёт, но блямкнул гонг.

— Твердолобый засранец! — прокомментировал Марв. — А правый глаз ты ему подбил. Больше работай левой — кроссом и оверхэндом. Он плохо видит с той стороны.

Секунданты напротив колдовали над лицом Биггса. Скорее всего, разгоняли гематомы, чтоб глаз открылся.

В третьем раунде весь свой молодёжный запал я бросил на попытки выключить ему зрение. «Эту песню распевает молодёжь… эту песню не задушишь, не убьёшь» (Лев Ошанин), а поскольку родился аж на полгода позже Биггса, лупил старика безжалостно. Тот стоически переносил тяжелейшие плюхи, вся верхняя часть физиономии превратилась в сплошную гематому, у чернокожих она такого специфического цвета, неприятного.

Действия парня стали… странными. Он вдруг кидался вперёд, не замечая, что я убрался с линии огня, и наносил яростный удар в воздух, достаточный, чтоб свалить слона. На его беду, слонов в Марк Джи Этесс Арена в тот день не водилось, обретался только я в роли гориллы, чьи удары он видеть перестал.

В перерыве секундант пошёл на крайний шаг — вскрыл ему левую гематому, выпустив кровь на полотенце, чем-то её остановил и толкнул парня ко мне — сражайся дальше. Ну, я не гордый, влепил ему ещё пару раз, и у него снова смежились веки, а поднять их, подобно гоголевскому Вию, на ринге некому. Бить полуслепого противника было легко и немного противно, он пропускал практически все мои хлопки по физиономии, сам периодически наносил жесточайшие хуки в пустоту. Через пару минут рефери отправил Биггса в угол — после моего удара у того открылась неслабая рана, кожа лопнула едва ли не до кости, кровь полилась рекой.

— … Техническим нокаутом победил Валери Мат’юшевич!

Широченный чемпионский пояс WBC с бляхой размером с суповую тарелку перекочевал на мою пузяку. Я искренне обнял Биггса, за весь бой ни разу не ляпнувшего меня по затылку, ниже пояса или открытой перчаткой, не бодавшегося, короче — на редкость правильного парня.

— Спасибо тебе за честный бой!

— Ненавижу! — буркнул тот в ответ. — Но ты, бля, сильнее. Откуда только взялся, сукин сын… Пидарас…

Иллюзия о его культурности рассыпалась на мелкие осколки.

В моём углу также царило похоронное настроение. Марв и его парни поставили на победу нокаутом, а тут — сюрприз! Букмекеры Атлантик-Сити технический нокаут не признают за чистую победу. Значит, ставки пропали. Я, выходит, их подвёл. Тем более сам ставил просто на свою победу, Пат протянул мне деньги с выражением «чтоб ты сдох».

На следующий день в «Цезаре» намечалась очередная пресс-конференция, а утром накануне её Дон Дюк затащил меня в свой люкс, где ожидал Марв. Тот уже накатил вискарика, Дон плеснул себе, мне не предложил не то что выпить, даже сесть.

— Слушай, умник. В истории американского бокса многие десятки супертяжей получали чемпионский пояс. Практически все жили хреново и кончили в говне. Ты — не исключение. Понял?

Я сел за невысокий столик напротив Марвина, набулькал себе на палец в квадратный стакан и кинул туда два кубика льда из металлической чаши. Надираться не хотелось совершенно. Но должен был показать Дону невозмутимость и независимость.

— Что молчишь?

Марв тоже молчал, но от него явно не ожидалось откровений.

— Жду, когда ты выскажешься. Из вежливости.

— Бля! Из вежливости⁈ Да я тебя с земли поднял, сосунок!

— Ничего не путаешь? Ещё три конторы мне предлагали контракт. Олимпийский чемпион, чемпион Европы, вырубивший Стивенсона, ни одного поражения после сотни с хреном боёв, помнишь?

— Так чего же другую конюшню не выбрал, грёбаный умник? Ты хоть понимаешь, что твой поганый язык портит весь бизнес⁈ Если любители дерутся лучше профессионалов, какого хера зрители будут платить пятьсот баксов за билет на матч профи?

— Ну, это проблема организаторов. Ты говорил: боец должен эпатировать публику. Я и выдал.

— Лучше бы ты снял штаны и показал голую жопу! Боже, дай мне силы…

— Я не Господь Бог, за силами — не ко мне. Дал тебе чемпионский пояс. В супертяжёлом у тебя ни разу никто его не брал, а я — за полтора года. В принципе, погашу свет любому из нынешних чемпионов по любой версии, хоть по мировой, хоть по версии штата Нью-Джерси. Можешь сам учредить мировой кубок имени меня. Но не позже осени — контракт закончится.

Он опустился на кресло в двух шагах от меня, вперился взглядом — такие яростные тёмные глаза с очень красными белками и веками на фоне пепельно-коричневой кожи.

— Я всерьёз думаю расторгнуть его раньше. И впарить тебе такую неустойку, до конца жизни не рассчитаешься! Ч-чемпион, мать твою…

— За что неустойку. Факты давай, а не фантазии.

— За базар на интервью! В контракте прописано: ты обязан выдерживать линию поведения, заданную промоутером.

— Предъяви бумажку с моей подписью об ознакомлении, где мне конкретно запрещено говорить что-либо, кроме Горбачёв-перестройка. Свобода слова — базовая ценность прав человека, Доналд. Ты же не нарушаешь Конституцию США, верно? А если я буду вынужден заключить договор с иной компанией вместо твоей, обязательно вверну условие защиты от твоих поползновений. Так что засунь угрозы себе в задницу и говори предметно: что надо?

Даже в страшном сне не мог себе представить, что в таком тоне разговаривал бы с Коганом, Васильевым, чиновниками из Госмкомспорта или общества «Динамо». Здесь подобное хамство в порядке вещей, культурное поведение рассматривается как слюнтяйство.

— Надо, чтоб вёл себя как человек, а не кусок дерьма!

— То есть отвечал исключительно про Горбачёва и перестройку? Уже не прокатит.

— Да хоть что говори! Но не лажай меня и наш бизнес! Поноси конкурентов, обсирай Биггса и всех последующих вместе взятых, обещай, что будешь всех закатывать в асфальт, пока не насшибаешь сто лямов на жизнь и на дом на берегу Тихого океана. Сорок процентов!

— Что — сорок процентов?

— Мне от сборов. И четверть от рекламы. Лучше предложения не найдёшь. На пять лет.

— Я подумаю. Про пять лет — точно нет. Порой кажется, что лучше бы принял предложение Вэнса работать на пиар Демократической партии. Сто двадцать тысяч в год чистыми, зато никто не пытается отбить мне башку или печень.