Юрий Корчевский - Атаман. Гексалогия Страница 9

– Как ты нас нашёл ночью?

– А я за вами с самого хутора шёл, чтобы не потерять.

– Где Соломон? Почему его не видно?

– Убит Соломон, вместе с Кузьмой.

– Вай, что я его матери скажу?

Я пожал плечами. Не повезло парню, а как такие вещи, как нападение татар, предусмотреть? Мужчина не может всё время сидеть дома. Поев, Изя начал раскачиваться и причитать.

– Изя, племянника уже не вернёшь, перестань убиваться, надо к людям выходить.

– Ай, я, бедный еврей, все деньги потерял.

– Изя, не от том плачешь. Племянника не вернёшь, сам из плена освободился, радуйся!

– Чего радоваться, я теперь беден, как церковная мышь!

– Изя, целы твои сумы, вынес я их из горящей избы. Если никто не нашёл, всё будет в целости.

Последующей реакции еврея я не ожидал. Он бросился передо мной на колени, пытаясь поцеловать руки. Я отодвинулся:

– Изя, ты что, перестань!

– Я тебе и свободой обязан и ценностями, век тебя помнить буду и детям накажу – пусть помнят Юрия.

– Всё, Изя, встань, впереди ещё дорога, дойти живыми до хутора надо.

Я встал с пенька, хлопнул в ладоши, привлекая внимание:

– Кто знает хорошо дорогу, подойдите ко мне, привал окончен, в дорогу!

Ко мне подошла женщина, которую насиловали татары.

– Я знаю дорогу, родилась в этих местах.

– Показывай, впереди со мной пойдёшь.

Мы двинулись в путь. Детвора сидела на подводах, лошадей женщины вели под уздцы. Сначала я хотел сбросить узлы и усадить на подводы всех, но женщины запротестовали:

– Это наша рухлядь, годами наживали, как без неё.

Я плюнул: не хотите – не надо.

К исходу дня добрались до хутора. У дороги лежали убитые Соломон и Кузьма, недалеко от сгоревшей избы – мужик со стрелой в груди, у другой хаты – зарубленный старик. Я попросил женщин взять лопаты и по‑людски похоронить павших. Все молча принялись за дело.

Пока обряжали убитых, я сходил в малинник, нашёл сумы и принёс Изе. Тот обрадовался, как ребёнок подарку от Деда Мороза. Тьфу на тебя, племянник ещё не упокоился в земле, а у него руки от радости дрожат.

Покойных обернули мешковинами и опустили в могилы. Да и где взять сразу четыре гроба в хуторке из трёх изб, одна из которых сгорела? Убитых похоронили. Я неумело распряг лошадей, дал им воды и насыпал в торбы зерна.

На постой остановились в переполненной избе. Изя прижимал к себе сумки, боясь с ними расстаться. Утром подхарчились кашей, что успели приготовить женщины.

Я запряг в телегу одну лошадь.

– Изя, зачем нам вторая лошадь и подвода? Мешать только будут.

Изя вынужден был согласиться, и мы оставили лошадь и подводу на хуторе.

Когда сели в телегу, собираясь в дорогу, вышло всё небольшое население хуторка, поклонились в пояс, пожелали лёгкого пути и удачи.

Снова впереди дорога. Я завалился на подводу, решил вздремнуть. События последних двух дней меня здорово утомили. Изе наказал смотреть в оба, в случае опасности толкнуть меня в бок. Телегу потряхивало, позвякивали рядом трофейные сабли, на сене было мягко, и я провалился в сон.

Проснулся от толчка, сразу схватился за топор. Изя меня успокоил – привал, кушать пора. Я огляделся – солнце стояло уже высоко, мы были в небольшой деревушке, стояли во дворе. Ага, очередное Изино прикормленное место. Я спрыгнул с телеги, потянулся, подойдя к колодцу, ополоснул лицо. Изя с обеими сумами уже вошёл в избу. Я прикрыл трофейные сабли и луки рогожкой от чужих взглядов и тоже вошёл. Изя с блеском в глазах рассказывал хозяевам, как он счастливо избавился от плена. Про сумы Изя благоразумно умолчал. Сытно покушали, в этот раз Изя не экономил, накормил от пуза. Вышли во двор, я снова улёгся, а Изя взялся за вожжи.

Как я успел заметить, Изя изменил своё отношение ко мне. Нет, оно не стало отношением равного к равному, Изя оставался хозяином, а я – нанятым работником. Но в отношении Изи ко мне прорывались нотки угодничества, подобострастия.

После ночёвки на постоялом дворе к исходу второго дня прибыли во Владимир. Изя по известным ему улицам проехал к своему соплеменнику, пыхтя, затащил сумы. Испросив разрешения, я уселся на подводу и, узнав у прохожих дорогу, поехал к ближайшему оружейнику. Надо было продать трофейные сабли и луки. Зачем они мне, если владеть не умею, да ещё и целый десяток. Татары‑то с убитых своих оружие сняли и уложили в телеги, железо стоило дорого.

Нашёл оружейника, оптом продал ему свои трофеи, тут же купив арбалет. Понравилось мне это оружие, тихое при выстреле, мощное. Свой я так и не нашёл – ни в телеге, ни на хуторе. Может, сгорел? Со злости забросили татары в горящую избу. Решили, что урус‑шайтан сгорел, ну и отправили его оружие туда же. На вырученные деньги подобрал себе и кольчугу. Теперь я знал цену и необходимость воинского железа, знал, что мне надо купить.

Вернулся к дому, где остановился Изя. У дворни взял торбу, покормил коня. Через час, когда я уже стал придрёмывать, из дома вышел Изя.

– Едем назад, в Москву.

– Изя, да ты что, покушать надо, переночевать, куда же ехать, на ночь глядя!

– И то верно!

Мы нашли постоялый двор, я распряг лошадь, попросил парнишку в конюшне напоить и накормить её, и вошел в дом. Изя сидел за столом, уставленным заказанными блюдами. На еде Изя не экономил, это уж точно.

Ополоснув руки, я сел напротив. Не спеша поели, поднялись на второй этаж, в отведённую комнату. Изя рухнул на постель, я – на пол, постелив матрас. Изя долго лежал молча, я уже думал, что он уснул. Однако он повернулся ко мне.

– Спишь, Юрий?

– Если мешать не будешь, усну.

– Я думаю, тебе можно верить, ты человек надёжный, хотя и не благородного звания. Смотри!

Изя вытащил из поясной калиты небольшой кожаный мешочек, развязал и вытряхнул на ладонь несколько камешков. Огонь светильника, попадая на камни, отражался ослепительным голубоватым блеском.

– Бриллианты? – спросил я.

И в прежней, и в нынешней жизни я не сталкивался с бриллиантами, денег просто у меня таких не было.

– Тихо, не дай Бог кто услышит. Да, это бриллианты. Помнишь две сумы? Там золото было, а погляди – всё в маленьком мешочке уместилось.

– И что ты с ними дальше делать будешь? – сонно спросил я.

– Как же, сделаю красивую оправу, жуковинья тогда заиграют, когда им оправу соответствующую подберут. И цена им удвоится.

Но я уже не слышал, я спал. И снилась мне Юлька, наш пикник на даче, и так мне стало хорошо во сне.

Обратная дорога домой была хоть и длинной, но без приключений. Расставаясь, ювелир, на радостях от избавления из плена и сбережения ценностей, вручил мне сверх оговоренного двадцать серебряных рублей, подробно расспросил мой адрес. Вот незадача, улицы в то время не имели наименований, на домах не было номеров. Я начертил прутиком на пыльной дороге, где мой, вернее, Дарьин дом.

Расстались мы тепло, Изя обещал не забывать и, при нужде, обязательно зайти.

Быстрым шагом я направился к моему временному пристанищу. На мой стук в калитку вышла женщина в переднике.

– Мне бы хозяйку.

– Ныне хозяйка не подаёт.

Чертовщина!

Я плечом оттёр в сторону женщину и прошёл в дом. Увидев меня на пороге, Дарья бросилась на шею, засыпая поцелуями. Я отстранился.

– Дарья, это кто? – Я указал на женщину, стоящую недалеко.

– Я прислугу наняла, не успеваю за всем одна уследить. Переваром (так здесь назывался самогон, а еще – хлебным вином) двое нанятых по твоему совету занимаются, а ещё я леденцы сахарные варить начала, вот она и делает.

– Молодец, Даша, не клади яйца в одну корзину.

Дарья всплеснула руками:

– Да что это мы стоим? Проходи в трапезную, сейчас покушаем, баньку натопим. Устал с дороги, небось?

– Устал, и кушать хочу.

Я помыл руки, уселся за стол. Дарья носила из кухни пирожки, копчёную рыбу, кашу с зайчатиной, пиво. Всё со стола быстро мною сметалось. Наевшись, пошёл в баню. Воду натаскали нанятые на самогон работники, они же и затопили печь.

Я улёгся на полку, ополоснулся тёплой водой. Хорошо‑то как! Ведь две с лишним недели не мылся, а уж пропылился! Вошла Дарья, похлестала веничком, потёрла мочалкой спину и вышла. Ну конечно, во дворе нанятые люди.

Выйдя, оделся в чистое, прошёл в дом. Зайдя в комнату, повалился на мягкую постель. Даже у собаки должна быть своя конура. Я понимал, что дом не мой, и сладится ли в дальнейшем с Дарьей, ещё неизвестно. Но сейчас я чувствовал себя на своём месте, дома, можно сказать. Пришла Дарья, разделась и нырнула ко мне в постель.

– А работники?

– Ушли уже, я калитку заперла.

Мы предались бурным ласкам, всё‑таки две недели воздержания для молодого мужика – это много. Утолив первый голод, мы лежали, обнявшись. Дарья рассказывала о том, как занималась хозяйством. Видно, ей это нравилось, да с моей лёгкой руки и получалось. Теперь ей не приходилось считать каждую полушку.