Григорий Шаргородский - Заблудшая душа. Диверсант Страница 9

Я в который раз внутренне улыбнулся, потому что команда к выстрелу у местных звучала так же, как команда запуска тарелочной мишени в стендовой стрельбе из охотничьих ружей.

Удар по кожаным накладкам, басовитый гул тетивы на луках – и в небо с тихим шорохом ушло целое облако из стрел.

– Готовься! – больше для порядка скомандовал сотник, потому что стрелки уже потянулись за следующей стрелой.

Драгуны дали еще четыре залпа, а затем побежали к торчащему вдалеке синему шесту смотреть, кто куда попал. Определить принадлежность снарядов при использовании стандартной стрелы удавалось благодаря римским цифрам – пожалуй, единственным известным мне письменным знакам, которые легко наносить на такую неудобную поверхность, как древко стрелы.

Мороф остался на месте. Он свое дело сделал – выбрал поправку на ветер и дальность. Этот способ был разработан сотником с моей подачи, но в основном самостоятельно. Боковую поправку отмеряли по количеству условных толщин пальца в сторону от видимой цели, а дальность корректировали углом расположения лука, который определили по небольшому грузику на короткой веревочке. Чем больше угол, тем дальше грузик отклоняется от древка лука. Вкупе с относительно стандартными луками и стрелами, а также с натренированным усилием, приложенным для натягивания лука, это давало приличную точность попадания при отвесной стрельбе. Разброс составлял где-то метров двадцать, за небольшим исключением у особо криворуких.

Подобрав стрелы, бойцы побежали обратно. О том, что будет с «криворукими», чья стрела воткнулась в снег слишком далеко от шеста, мне даже думать не хотелось.

Сегодняшнее представление имело не показательный характер, а практический – ведь именно после долгого марша бойцам придется стрелять по противнику, и никто не даст им времени, чтобы отдышаться.

Не говоря ни слова, Мороф собрал своих подчиненных и направился к видневшимся на снежной равнине серым квадратикам зданий.

Дальше их ждала восторженная встреча детворы и радость женской половины населения, точнее, большей ее части. Вечером состоится праздник и легкая попойка. В условиях крайней стесненности это было очень важно. Многих напрягало раздельное проживание мужчин и женщин. Не спасал даже плотный график использования двух сеновалов, которые пылкие влюбленные уже расшатали вконец. А праздники давали небольшие отдушины для эмоций. Все основные события в жизни этих людей произойдут весной – как хорошие, так и плохие, – пока же продолжалась зима с ее монотонностью и монохромностью.

События, хоть и не такие уж масштабные, начались немного раньше, чем ожидалось, – в день, когда отбушевала последняя в этом году метель.

Вечером перед самой метелью у меня возник скандал с Никорой.

– Пусть простит меня ваша милость, но это непотребство какое-то. – Перед самым ужином управительница встретила меня у крыльца дома.

– Что стряслось, Никора? – Если она надеялась подобным образом испортить мне аппетит, то сильно ошибалась. Мороз и физический труд – непробиваемые аперитивы.

– Сколько можно кормить эту зверюгу? Скоро дети будут голодать, а эта тварь уже сожрала целого быка.

– У нас так плохо с запасами? – спросил я с недоверчивым прищуром, потому что был прекрасно осведомлен, сколько съел волк.

– Да, скоро мяса совсем не останется.

– Никора, у нас все ледники завалены кониной.

– Так вот и кормите ею своего зверя, а не людей!

В принципе я ее понимал – переселившиеся в степь лесовики привыкли употреблять в пищу телятину и свинину, в крайнем случае баранину, лошадь для них вообще являлась исключительно транспортом и чаще всего умирала своей смертью.

– Никора, о конине мы уже говорили, и этот разговор будет последним, – нахмурился я. Управительница была прекрасной хозяйкой, но иногда ее заносило, так что приходилось опускать дородную даму с небес на грешную землю. – Хтары едят конину, и никто от этого не умер. Голода у нас нет и не будет. Пусть завтра же мне на стол подадут блюда из замороженного мяса. Если поварихи не знают, как готовить конину, пусть посоветуются с Охто. Свежим мясом кормить только детей. А вот чем из МОИХ запасов кормить МОЕГО зверя, я буду решать сам.

Этот разговор на повышенных тонах закончился тем же, чем и всегда, – поговорили и мирно разошлись. Не знаю, что стало причиной – упреки управительницы, мои заявления или же просто какие-то неведомые людям звериные мотивы, – но утром, когда отбушевала последняя метель, деревянная клетка на сеновале опустела, а старый хтар заперся у себя в конюшне и перестал разговаривать и со мной, и с Никорой.

Глава 2

Пограничник

Через неделю после метели степь практически избавилась от снежного плена и начала оживать. Зимнее безмолвие сменилось многоголосым оркестром природы, который пока еще только разыгрывался в ожидании появления основных солистов – птиц и степных цикад. В жизни нашего городка начинался весенний марафон, в котором призом была не серебряная салатница, а жизнь сотен людей.

К весеннему шуму природы в аккомпанементе оживившихся людей я уже начал привыкать, но звук, раздавшийся однажды рано утром, заставил меня буквально подскочить на кровати и, схватив оба клинка, рвануть к двери в чем мать родила. Уже на подходе я осознал, что вопит Уфила, поэтому едва не вырвал дверь с петлями.

Представшая предо мной картина сначала заставила замереть, а затем пришлось сдерживаться, чтобы не заржать.

В коридоре стояла моя милая подруга и визжала как резаная. А причина ее визга лежала у порога в спальню. Волк смотрел на девушку с выражением на морде, которое можно было озвучить как: «Чего орешь, дура?»

– Уфила! – крикнул я, но вместо девушки отреагировал волк. Он лениво встал и с видом исполненного долга убежал к ведущей на первый этаж лестнице.

– Уфила! – Я тряхнул девушку за плечи, чтобы она замолчала, но ее глаза по-прежнему ничего не выражали. Пришлось применить персональное лекарство от подвисания женского мозга.

Крепкий поцелуй, как всегда, заставил Уфилу залиться краской, особенно оттого что я был голым, а в коридор уже ворвался профессор Руг, размахивая оселедцем и усами. Из-за его плеча выглядывала Никора.

У моей девушки стыд всегда был самой сильной эмоцией, так что она быстро пришла в себя, а затем, покраснев еще больше от довольной улыбки профессора, убежала вслед за волком, и этот факт ее совершенно не волновал.

– Что здесь происходит? – спросил как всегда любопытный Руг, но ответа не получил. Впрочем, профессор не успокоился и, дождавшись, пока я оденусь, поплелся следом за мной в «царство» старого хтара.

Оба «красавца» находились на месте – в помещении наполовину опустевшего сеновала, примыкающего к конюшням.

– Охто, и как это понимать?

– Все хорошо, хозяин решил дружить, – вновь на грани понимания высказался весь собравшийся в веселых морщинах старик. Он действительно был счастлив.

– Так, Охто, давай решим раз и навсегда. Либо он «хозяин», а я «ваша милость барон», либо я хозяин, а он «волк».

– Хорошо, хозяин, – кивнул хтар, с умилением наблюдая, как волк поглощает кусок свежего мяса килограммов на пять веса.

Да уж действительно волчара жрет изрядно.

– Так, кого ты назвал хозяином?

– Тебя, хозяин.

– Фух, разобрались, – с искренним облегчением выдохнул я и вернулся к первому вопросу. – Объясни, что он делал у моей спальни?

– Не знаю. Может, хранил, – пожал плечами хтар. – Он приходил вечером, но мяса не взял. Взял утром.

– Как думаешь, почему он вернулся?

– Легкое плохо дышит, хозяин. В степи за добычей нужно долго бегать. Только быстрые ноги накормят сильного.

– А небыстрой добычи в степи нет?

– Хозяин не будет есть крыс… – начал было хтар, но, увидев, как мои брови поплыли навстречу друг другу, поправился: – Волк не будет есть крыс.

– Чудно, – хмыкнул я и посмотрел на волка, который уже заканчивал трапезу.

Похоже, хтар прав – волчара был истощен до последней крайности, но при этом поедал пищу с достоинством короля. В его поведении прослеживался смысл и последовательность действий: ночью служба – утром мясо, если перефразировать Бабеля.

И откуда же ты взялся такой умный?

– Ваня, – тихо, словно услышав мои мысли, прошептал Руг, – я, кажется, знаю, кто перед нами.

Это, конечно, было нарушением конспирации и могло вылезти нам боком, но слишком уж тяжело носить чужие имена и просто необходимо, чтобы время от времени кто-то называл тебя так, как в детстве называла мама.

– Ну и кто?

– Это вордорак, – односложно выдохнул Руг-Урген.

– Проф, ты уверен, что это слово объяснило мне абсолютно все?

– В текстах Хорама Странника упоминались «ловчие звери смотрителей», которых сотворили из волков, дав им разум.

– Ну не знаю. Зверь, конечно, очень умный, но интеллектом не давит.