Геннадий Авласенко - Пещера Страница 9

– А ведь это непорядок! – сказал Сергей, когда, мчась назад к природе, мы в очередной раз уткнулись в красный сигнал светофора. – Вы как считаете?

– Не совсем понял вас, сэр! – тут же оживился Витька. – В чем, собственно, вы видите непорядок, сэр?

Окончательно смирившись с Жоркиным присутствием, как с необходимым злом, Витька вновь стал самим собой.

– Нас сколько?

– Пятеро, сэр!

– А соотношение полов?

– Четыре к одному. Ай-ай-ай! Действительно, безобразие! Исправлять надо, и немедленно!

– Вот тебе, как говорится, и карты в руки!

Зажёгся зелёный, и мы двинулись дальше.

– Ну, так как, Витёк?

Вместо ответа Витька лишь ожесточённо почесал затылок.

– Нда… ситуэйшен… – пробормотал он, немного помолчав, и вторично почесал затылок.

– Жалко ему для коллектива! – встряла в разговор Наташа, поворачиваясь в нашу сторону. – А ну, не жмись! Раскрывай свою записную книжицу и в алфавитном порядке! Одну… две… кого не слишком жалко! Себе можешь не брать, разрешаю!

Витька в третий раз полез рукой в затылок.

– Ситуация, говорю, нарочно не придумаешь!

– А что так? – спросил Сергей.

– Ну, нет у меня никого! Что, не верите?

– Не! – в один голос сказали мы с Наташей. – Не верим!

– Ну, бросили меня все, один я таперича! Что, опять не верите?

– Аки перст! – сказал Сергей, натыкаясь на очередной красный сигнал светофора. – Вот же, не везёт как!

– Не везёт! – согласился Витька, приняв Серёгины слова на свой счёт. – Вот… были, были – и никого не осталось!

– Бедненький! – злорадно хихикнула Наташа. – Представляю, каково нашему котику остаться без единой своей кисоньки! Зачахнет, линять начнёт…

– Я попр-рошу! – отчаянно взвился Витька. – Что за намёки такие идиотские, и причём тут, кстати, представители семейства кошачьих?!

– Притом!

Наташа показала Витьке язык и отвернулась.

Ну, что ж, тоже аргумент.

– Значит, нет? – спросил Сергей, в очередной раз оставляя позади себя перекрёсток.

– Значит, нет! – твёрдо произнёс Витька и даже руками развёл, показывая этим жестом высшую степень своего огорчения.

Я хотел напомнить нашему «котику» о его вчерашнем «высшем классе», но вовремя сдержался. Любая палка, она всегда о двух концах…

– Ну, тогда… Сергей поймал меня в зеркальце заднего вида, – вся надежда на тебя, Санёк! Не подкачаешь?

Ну, зачем он так?! Ведь знает, что подкачаю!

– Увы! – в тон ему ответил я. – Где уж нам, убогим…

– А вы сам, сэр! – молниеносно нанёс ответный «укол» Витька. – Мне помнится, у вас всегда был достаточно обширный круг знакомых противоположного пола! Могли б и выручить, а?

– Чем бы его треснуть! – задумчиво проговорила Наташа, снова поворачиваясь к нам. – Так, чтобы не до смерти, но чувствительно…

– Ну, так как, сэр? – повторил Витька, предусмотрительно откинувшись на самую спинку сидения. – Выручите коллектив?

– Пускай попробует только!

Наташка показала Витьке кулак, и, отвернувшись, принялась что-то быстро шептать Серёге на ухо. Он ответил ей что-то, тоже на ухо, и они оба весело рассмеялись над чем-то, нам, остальным, увы, неизвестным.

Я смотрел на них: на Серёгу, на бесконечно счастливое Наташино лицо… и вдруг, с удивлением превеликим, осознал, что меня это совершенно даже не касается. Честно говоря, уже давно смирившись со скромной своей ролью этакого «друга семьи», я, не то чтобы ревновал, но, во всяком случае, вот это вот, всегда и во всём подчёркнуто благожелательное и ласковое Наташино ко мне отношение изрядно портило мне нервы. А может, и не нервы, самолюбие, скорее… сначала сильно, потом уже менее ощутимо, а в последнее время и вовсе чуть-чуть…

А вот сегодня, сейчас…

Ничего! Абсолютно даже ничего! Прямо чудеса в решете!

– Где больше двух – говорят вслух! – недовольно пробурчал Витька, приняв смех на переднем сиденье на свой счёт. Хотя, кто знает, может, он не очень то и ошибся. А всё-таки, занимательная эта штука – жизнь, чертовски непредсказуемая штука, ежели разобраться…

Вот что, к примеру, было бы, не пригласи я Серёгу на тот самый наш филфаковский вечер?

А действительно, что?

Небольшой экскурс в историю на тему: Что было бы, если бы…

В тот день я, помнится, позвонил Серёге.

– А, это ты, Санёк! – вместо приветствия сказал он. – Ты почему на тренировке вчера не был?

– Да, знаешь… – замялся я, – были дела! Завтра обязательно приду!

– Выпру я тебя из секции! – мрачно констатировал Серёга. – Ты уже сколько прогулял? Учти, соревнования на носу!

– Я тренируюсь! – быстренько заверил я друга. – Каждый день!

– Это хорошо! В общем, считай, что я тебя предупредил! А ты чем сейчас занимаешься?

– Да ничем, собственно… – я замялся. – Я, почему звоню! Ты сам то чего сейчас делаешь?

– Понятно! – рассмеялся в трубке Серёга. – Ты меня хочешь куда-то затащить, признавайся!

– Ну, вообще-то, да! Понимаешь, у нас на филфаке вечер, ну а у меня, случайно, лишний билетик оказался…

– Рассчитывал на даму, а она не сможет?

– Да ни на кого я не рассчитывал! – почему-то разозлился я. – Какая может быть дама!

Непонятно было: разозлился я, потому что соврал, или соврал именно потому, что здорово разозлился. Ведь всё было в точности так, как и предположил Сергей, с одной лишь разницей: «дама» сия на вечере будет обязательно, и не только на вечере, но и на сцене. Второй же билет я взял, рассчитывая на неё… потом уже выяснилось, что билет ей, в сущности, и не нужен…

Этой «дамой» и была Наташа.

Странные у нас с ней были взаимоотношения…

Помнится, в самом начале второго курса, на самой первой лекции даже… впрочем, лекция ещё и не думала начинаться, и все наши просто-напросто сидели в её ожидании и интенсивно обменивались впечатлениями, неизбежно накопившимися за столь долгий летний период. Я, впрочем, сидел один-одинёшенек, и абсолютно ни с кем абсолютно ничем не обменивался… и в это время в аудиторию и вошла в первый раз Наташа. И не я один… всё немногочисленное мужское население нашего курса, разинув рты, восторженно уставилось в сторону хорошенькой незнакомки.

Не знаю, что сыграла главную роль: то ли я занимал наиболее оптимальное и любимое ей место в аудитории, то ли уже тогда, с самого первого взгляда, она выбрала меня для той роли «духовного исповедника», в коей я и по сей день пребывать изволю, то ли просто совершенно случайно так вышло… но Наташа остановилась как раз напротив моего стола.

– Возле тебя свободно? – спросила она, и я, спиной чувствуя завистливые взоры сокурсников, поспешно кивнул в знак согласия.

С того самого первого дня так повелось, что Наташа всегда садилась возле меня во время лекций. Мы вместе просиживали часами в университетской библиотеке, вместе бегали во время большого перерыва в нашу студенческую столовую, но платить за себя она никогда не позволяла. После многочисленных и, увы, неудачных попыток переспорить её, я согласился, что платить мы будем по очереди и, компенсируя своё поражение, старался набирать в «свой» день всё лучшее из того, что могла предложить в этот день наша скромная забегаловка. После окончания занятий мы частенько шли в кино или ещё куда-нибудь… ну а потом я обязательно провожал Наташу до самого общежития, а иногда, усыпив бдительность строгой вахтёрши, даже пробирался к ней в гости. Наташа жила в комнате с двумя девчонками курсом постарше, но они, всякий раз, как только я всовывав голову в дверь и говорил своё дежурное «здрасте!», понимающе улыбались и, посидев ещё для приличия минут пять-десять, куда-то надолго сматывались…

Ну, а Наташа сразу же начинала исполнять роль гостеприимной хозяйки. Она врубала музыку, готовила мне кофе по своему рецепту, рассказывала всяческие занимательные (с её точки зрения) истории и историйки, и всегда при этом весело смеялась. Я чувствовал, что всё-таки небезразличен ей, но вот насколько далеко простиралось это самое небезразличие, этого, увы, никак не мог уловить. И мучился чрезмерно, проклиная себя за излишнюю стеснительность и даже робость… и всё никак не мог решиться на что-нибудь более-менее серьёзное. Я уже понял, что влюблён и влюблён по уши, но Наташа этого, кажется, даже не замечала. Или очень искусно делала вид, что не замечает. А я…

Я боялся признаться в любви, ибо в неведении есть всё же хоть какой-то элемент надежды, в отказе же – все точки над «и» уже выставлены окончательно и бесповоротно, и даже места для самой дохленькой надежды там попросту не остаётся.

Однажды я осмелел (или обнаглел) до такой степени, что сделал слабую и довольно-таки неуклюжую попытку пригласить Наташу к себе домой (был, кажется, повод… праздничек какой-то, не помню уже какой, но был…). Наташа, не только сразу же отказала мне в этой скромной и вполне невинной просьбе-предложении, но и сделала это в настолько резкой форме, что я и не заикался больше о чём-то подобном. Более того, неделю или две даже после памятного сего события, она чуть ли не избегала меня (во всяком случае, мне так тогда показалось). Потом всё это как-то само собой прошло, и всё у нас потекло по-прежнему, с той лишь разницей, что бедный деревянный мой язык становился ещё более деревянным в её присутствии нежели раньше…