Ку-дар (СИ) - Ивар Рави Страница 9

— Что я такого сказал? Ты не злись, ку-дар, но нельзя говорить, что у тебя есть имя, просто нельзя, — голос Нира звучал испуганно. Это я слух произнес «заткнись» раздосадованный своим положением, а бедняга принял мои слова на свой счет.

— Это не тебе, я с Сергом говорил, — попытался успокоить Нира, вгоняя того в ужас.

— Ты можешь говорить с Сергом? С трехголовым Сергом? И он отвечает тебе?

— Да, и часто говорит очень глупые вещи. Я тебя понял, Нир, имя говорить нельзя. Что еще нельзя делать ку-дару?

— Заходить в дома «дех-ни», пересекать дорогу перед идущими, выходить из хлева ночью, отходить из поселения на расстояние дальше, чем четверть «сирда». Кроме того, любой ку-дар должен выполнять указание «дех-ни», делать любую порученную ему работу.

— Это все? А права у меня вообще есть? Как я должен есть, пить, одеваться? Если мне ничего делать нельзя?

— Права есть, — кивнул Нир, начиная загибать пальцы, — ты имеешь право ночевать в любом хлеву, где есть хотя бы один кварк. Обязанности по твоему кормлению возлагаются на хозяина кварка, с которым ты будешь жить в хлеву. Ни один «дех-ни» не имеет права отказать тебе в еде или питье. Если твоя одежда прохудилась, то тот «дех-ни», с чьими кварками ты живешь, должен дать тебе одежду. Чаще всего это старая одежда самого хозяина кварков.

— Нир, а почему нельзя выходить ночью из хлева?

— Потому что дикие кварки могут позвать тебя к себе, и ты подашься их зову. Есть предание, которого все «дех-ни», «ихи-ри» и остальные очень боятся. В предании говорится, что появится ку-дар, который станет Сирдарием кварков, и они отомстят людям за все свои беды.

— Нир, если дикие кварки могут позвать меня, почему не могут позвать домашних кварков?

Нир только открыл рот, как Губ, слушавший нас полулежа, торопливо воскликнул:

— Не говори ему!

— Что не говорить? — Меня удивила реакция младшего брата: я ему воды притащил, морду его дех-нийскую омыл, а он от меня что-то скрыть хочет.

— Ку-дар, прости, но, если я скажу, и об этом узнают, меня убьют без «хела», — Нир понурил голову.

— Не узнают, даже швабра в заднице не заставит меня тебя сдать, — мой тюремный юмор Нир не оценил:

— Прости, ку-дар, я не могу!

У меня дико зачесались руки, я даже видел эту картину, словно смотрел кино: один удар кулаком и шея этого «дех-ни» хрустнет. А потом второй, он даже не успеет подняться, когда я вколочу его голову в плечи. Я физически ощущал, как по моим жилам перекатывается энергия, наполняя меня невиданной мощью.

— «Варж», не нужно, ты давал клятву именем Сирда, — Нир испуганно поднял руки над головой, согнувшись в ожидании удара. В висках застучало от боли, пелена с глаз медленно спадала, зрение возвращалось. Глубоко выдохнув, я окончательно пришел в себя.

— Что это было? — Во рту пересохло, а сердце билось так, словно я пробежал стометровку за пять секунд.

— Ты чуть не превратился в «варжа», — оба брата побледнели как мел, — но, когда я напомнил тебе про клятву, ты пришел в себя.

Нир отошел от меня и присел рядом с братом: в их глазах застыл страх. Зря я их так напугал, теперь они замкнутся и перестанут мне доверять. С другой стороны, это какое-то неконтролируемое состояние, я даже не понял, как во мне заклокотала энергия, переполняя словно котелок на огне. Поняв, что понадобится время для восстановления доверия, решил немного отдохнуть. Но отдохнуть мне не дали: появились стражники. Один нес две миски с темной бурдой, в которых лежали ломти хлеба. Второй держал в руках крытый соломой зонт, представлявший собой аналог древнекитайских нескладных зонтов. Передав миски братьям, стражники удалились, не встречаясь взглядом с голодным ку-даром. Братья пошептались, и Нир принес одну миску с ломтем хлеба:

— Губ не может есть, возьми, ку-дар, тебе силы понадобятся для боя с Болчаком.

— Спасибо, — я хотел гордо отказаться, но голод оказался сильнее. — Этот Болчак сильный боец? — спросил я с набитым ртом. Темная бурда оказалась фасолью сваренная до кашеобразного состояния.

— Очень сильный, — подтвердил Нир, принимаясь за еду, — я не помню, чтобы его кто-то победил на мечах в бою до смерти.

— У меня бой будет на мечах?

— Это как решит «даир», — промычал «дех-ни», вылизывая миску. Ложек не дали, закончив есть кашу руками, я последовал его примеру. Фасоль оказалась очень вкусной, только было ее мало. Мой желудок бунтовал, издавая неприличные звуки и требуя добавки. Беседа заглохла, и я незаметно задремал, проснувшись от укола в плечо. Тот самый стражник, что несколько раз прошелся по моей матери, повторно ткнул меня острием копья:

— Вставай, отребье кварка, «хел» не будет ждать пока ты выспишься!

— Я все запоминаю, — пробурчал я себе под нос, планируя месть этому несносному стражнику.

В этот раз на «хел» я шел один: температура воздуха немного упала, и лучи небесных светил ласкали кожу, хотя рубахи стражников взмокли от пота. Мы дошли до пустой площадки: зрители только подходили, рассаживаясь по самодельным трибунам. Мы прошли площадку ристалища и подошли к небольшому помосту с пологом сверху. «Даир» махнул рукой, оба стражника отошли на десяток шагов, спрятавшись в тени трибун.

— Ку-дар, почему мне кажется, что ты необычный?

— Я ку-дар, — безучастно отвечаю, глядя себе под ноги. Нельзя дать «даиру» повод для сомнений. Если он заподозрит неладное, то моя недолгая жизнь в этом мире прервется быстро. А мне как-то не хочется на тот свет, неизвестно, есть ли у меня шанс на реинкарнацию.

— Ты ничего не хочешь мне сказать? — «даир» смотрит пронизывающим взглядом.

— Что сказать? — я неловко переминаюсь на месте, копируя угнетенный вид виденного мной ку-дара.

— От меня зависит, будешь ты жить, или Болчак тебя убьет, — глава Даре-Ача закидывает удочку. Есть соблазн попросить дать мне жизнь, но где-то в глубине души чувствую, что я сильнее и лучше пресловутого Болчака. А если это просто уловка? «Даир» поймет, что я необычный и даст команду убить. Нет, я попробую счастья в бою с Болчаком, каким-бы он