Столичный доктор. Том II (СИ) - Вязовский Алексей Страница 9

А может, мне графа пожалеть? Десять грамм свинца в плечо — это вполне возможно раздробленные кости. Которые тут сращивать правильно еще не умеют. С полноценной правой рукой можно попрощаться, инвалид на всю оставшуюся жизнь. Это если еще не загноится рана и Шувалов не отправится на кладбище. Это Неверова я отвез к Боброву и стрептоциду. А графа-то небось отправили к военным хирургам. Нет, жалеть Шувалова тоже не получалось. Он выбрал свою судьбу сам.

О! Власовский! Вот кому можно посочувствовать. Я только сейчас осознал, что на милого, доброго обер-полицмейстера повесят Ходынку. Ну а кого еще делать виноватым? Не царя же и не великих князей. Эти прямо по пословице — жена Цезаря вне подозрений. Так что козлом отпущения точно сделают Сан Саныча. Недосмотрел, прозевал. Вот кому бы помочь! Съездить, что ли, на Ходынское поле и осмотреться — что там можно сделать? И в третий раз я горько засмеялся. Ездок из меня сейчас — три метра вперед и сколько же назад.

Мое самоедство прервал стук ключа по железу в коридоре. Откинулась кормушка в двери, зычный голос произнес «Завтрак»! Еда не поражала воображение — перловка на воде и кусок серого хлеба. Никакого чая — в кружку налили кипятка и радуйся. Думал, что после завтрака меня отправят на допрос, но, увы, никто судьбой приват-доцента Баталова не интересовался. Никаких прогулок, душеспасительных бесед — обо мне просто забыли. Чтобы не вернуться к самоедству, выполнил малый разминочный комплекс у-шу, помедитировал. Потом потренировал вход в боевой транс, который меня уже один раз так здорово выручил. После обеда, который представлял из себя постные щи с таким же, как и на завтрак серым хлебом, я собрался начать качать права. Мне даже не предложили за свои заказать доставку еды. Что там делают правильные сидельцы? Объявляют голодовку? Требуют встречи с начальником тюрьмы? Но рушить режим не пришлось — за мной пришел тюремщик, объявил «на выход с вещами».

Голому собраться — только подпоясаться. Завернул все свои нехитрые пожитки обратно в матрас, вышел в коридор. Привели меня обратно в «приемный покой», где осматривал доктор и обыскивали. И тут было шумно. На бледного Хрунова кричал полный краснолицый господин в пенсне, явно военный, потому что в форме, чью принадлежность я затруднялся узнать. В сторонке сидел уже знакомый мне следователь Бринн, меланхолично курил в потолок.

— … вам что, Высочайшее утверждение особых правил разбирательства ссор в офицерской среде не указ?

— Правила касаются только офицеров, — Хрунов суетливо вытер со лба пот платком. — Господин Баталов не служит в армии!

— На сей счет есть третий параграф, — красномордый вытащил тоненькую книжечку из портфеля, открыл по закладке: — «в случае столкновения офицера с лицом гражданским, если это лицо правоспособно для удовлетворения, то дело мало чем рознится от столкновения между военнослужащими, в этом случае командир части передает дело на рассмотрение суда общества офицеров, которое и разрешает вопрос как и о правоспособности гражданского лица, так и о необходимости вызова на дуэль этого лица…». Я вам официально заявляю, господин Баталов признан правоспособным. Его судьба будет решаться генерал-губернатором, в штате которого служит граф Шувалов!

— Я протестую!

Хрунов затравленно посмотрел на меня, я же игнорируя его взгляд, сбросил матрас прямо на пол, прошел к рукомойнику, с наслаждением умылся.

— Что вы молчите, господин Бринн? — прокурор попытался вызвать подмогу в лице следователя. Тот тоже достал какую-то книжицу, процитировал:

— Циркуляр номер семьдесят дробь шесть по Военному ведомству. «Следственное производство о поединках между офицерами, по роду своему подлежащее судебному рассмотрению, препровождается с заключением прокурорского надзора подлежащему начальнику, от которого, вместе с бывшими по данному случаю постановлениями Судов общества офицеров, представляется по команде Военному Министру, для всеподданнейшего доклада Государю Императору тех из сих дел, которым не признается возможным дать движение в установленном судебном порядке».

Я, честно сказать, вообще ничего не понял из прочитанного, но присутствующие прониклись упоминанием Государя Императора. Лица стали торжественные, даже Хрунов перестал киснуть:

— Значит, дело будет рассмотрено в полку графа Шувалова, а затем поступит на апробацию Великому князю и военному министру?

— Именно это я вам и сказал сразу, когда вы собрались арестовывать господина Баталова, — покивал Бринн. — Но нет же пророка в своем отечестве. Боюсь, господин приват-доцент теперь может требовать с вас извинения

Все посмотрели на меня. Я же продолжая игнорировать «почетное собрание», выглянул в соседнюю комнату, где за столом сидел знакомый мне тюремный чиновник и делал вид, что не «греет уши».

— Часы отдайте! Которые по описи.

Мне тут же вернули брегет, который я завел, и с большим удовлетворением запихнул в наружный карман пиджака. А жизнь-то налаживается. Ну попостился чуток, так ведь диета полезна для здоровья. Ну и меня слегка вернули с небес на землю.

— Господин Баталов, меня зовут Петр Григорьевич Свищов, — представился красномордый, когда я вернулся к «почетному собранию». — Военный прокурор московского округа. Имею поручение генерал-губернатора доставить вас для разбора дела.

— Ну, раз имеете поручение… — я повернулся к Хрунову. — Что же касаемо вас, Емельян Федорович, то готов выслушать ваши извинения завтра в двенадцать пополудни при сотрудниках скорой помощи. Раз уж вы арестовывали меня при них.

Лебедев видел, как меня сажали в тюремную карету? Видел. Небось уже вся клиника в курсе моей беды, а Вика так и вовсе на стенку лезет от тревоги.

— Не слышу ответа! — надавил я на прокурора. Все присутствующие смотрели на Хрунова с интересом. Прогнется или нет.

— Дождусь разбора дела генерал-губернатором, — тихо произнес Емельян Алексеевич, опуская глазки

— Очень на это надеюсь, — я повернулся к Свищову. — К вашим услугам, Петр Григорьевич.

Поехать не получилось. Ибо пришлось «плыть». Весна совсем вступила в свои права в Москве и город начало заливать. На улице было по щиколотку воды, шел мелкий противный дождь. За сутки, что я провел в тюрьме, снег практически везде исчез, резко потеплело.

— Ох, беда, беда, — жаловался потом по дороге Свищов. — Теперь жди утопленников по всему городу.

На Тверской воды пока было мало, наша карета подъехала к центральному входу дворца генерал-губернатора. Тут же к нам бросились слуги в ливреях, приняли верхнюю одежду. Появилась возможность себя разглядеть у огромного, в человеческий рост зеркала, что стояло недалеко от парадной лестницы. Зарос немного, но вид бодрый, глаза горят. Да, решается моя судьба, но я почему-то спокоен и уверен в себе. Интересно, почему?

— Сергей Александрович уже был в госпитале у графа Шувалова, — прошептал мне на ухо Свищов. — Тот повинился в поединке, просил прощения, что подвел Великого князя.

— Два раза!

— Простите, что?

— Повод к первой дуэли был тоже ерундовый, уж поверьте мне. Я расспрашивал Неверова, пока вез его в университетскую клинику.

— Слышал, слышал, — покивал военный прокурор. — Это дело тоже поступило на рассмотрение офицерского собрания Екатеринославского полка.

— Господин Баталов, прошу вас, Его Императорское Высочество ждет вас, — к нам подошел высокий дворецкий с такими огромными бакенбардами, которым бы позавидовал любой генерал.

А как же Свищов? Я посмотрел на прокурора, но тот только мне покивал мне в сторону лестницы. Придется идти без него.

Принимал меня Великий князь в небольшой гостиной, где буквой П стояло несколько диванов. Выглядел губернатор точно так же, каким я его запомнил на выставке фонографов — высокий дядька, будто аршин проглотил. Аккуратные усики и бородка, надменный вид — вы мне все давно и много должны. Ну и всякое золотое шитье, аксельбанты и прочая броская бижутерия на мундире. Глаза слепит, да.