Джоди Най - Прикладная мифология Страница 22

– Ви знаете, – сказала Людмила, усаживаясь напротив Кейта в глубокое мягкое кресло, – я как раз сегодня думала о моих малышах. Ведь уше скоро сорок два года, как я с ними познакомилась.

– Да ну? Неужели? – невольно перебил ее Кейт. – Сколько же они тут живут?

– Фот я ше вам и рассказываю, молодой человек.

– Сорок два года тому назад, – начала Людмила свой рассказ, – я работала по ночам, убирала помещения в университете. Работать в такое время желающих было мало, поэтому нашей смене платили больше, чем дневным уборщицам. Жили мы в этом же доме. Соседями нашими были люди семейные, всюду пахло супом и пирожками, и двери целыми днями стояли открытыми настежь. У меня было трое детей, и мы с мужем работали как лошади, чтобы их прокормить. Детки ведь как птенчики, все время хотят кушать! На еду и одежду уходило больше, чем мы могли заработать поодиночке. Поэтому муж работал днем, а я по ночам. Благодаря этому кто-то все время был дома, с детьми. Я же не могла допустить, чтобы мои детки росли заброшенными.

Этих домов тогда было гораздо меньше. Научный центр, который теперь так разросся, тогда занимал всего одно здание из красного кирпича – остальные построили позднее. И с прочими зданиями он был соединен подземными коллекторами. Я поначалу боялась там ходить: свет там был, но выключатели находились не у входа, а немного дальше. Но потом привыкла, хотя до выключателя добегала скачками, частенько еще и зажмурившись. Я обнаружила, что лампочки развешаны с расчетом на рабочих, которые спускаются в коллекторы через люки и колодцы. Переход из научного центра в библиотеку был самый длинный, на четырнадцать светильников. В следующем за ним, через площадь к гуманитарному корпусу, светильников было всего десять.

Посторонним вход в эти тоннели был воспрещен. Если вы там никогда не бывали... А-а, вижу, вижу, бывали, хотя наверняка без разрешения! Так вот, они идут от здания к зданию, и там всегда тепло, от котельных. Под потолком идут трубы в асбестовой обмотке, точь-в-точь жилы на руке. И все время слышится гул, словно бьется огромное сердце – потому-то я так и испугалась, когда в первый раз туда попала. Да еще лампочки развешаны очень далеко друг от друга, и между ними – как будто темные провалы.

Ну, и когда я ходила по этим тоннелям, то шла всегда посередине, чтобы поменьше оказываться в темноте. Там круги света от лампочек почти соприкасаются. А когда убиралась, то вещи свои ставила к стеночке, чтобы, если кто-то пойдет, не опрокинул мое ведро и не наступил на мой обед. На еду мне полагалось всего полчаса, так что до дома было никак не добежать. Поэтому я старалась всегда брать с собой продукты: ходить целую ночь голодной тоже несладко.

Шорохи в глубине здания я слышала часто. Там было полно крыс. Питались они в основном насекомыми: тараканами, жуками и прочим; так что их особо не гоняли, разве что когда они, бывало, обнаглеют и начнут шастать по жилым помещениям. Это была не моя работа, но крыс я не люблю, поэтому убивала их, где только могла.

Так вот, я услышала шорох и пошла в ту сторону, вооружившись метлой. Но тут шорох донесся с другой стороны, позади, оттуда, где я оставила ведро и корзинку с едой. И там крысы! Ну уж, я не я буду, если отдам им свой обед! И я опрометью бросилась обратно, не обращая внимания на холод и мрак. Метлу я держала наперевес, как пику. Сама не понимаю, как я ухитрилась не разбить ни одной из лампочек.

Да, точно: в моих вещах рылось что-то крохотное. Я набросилась на это существо и отшвырнула его от корзинки. Существо пролетело по полу и врезалось в стенку. Ну, если это крыса, то на редкость большая! Больше двух футов в длину! Я замахнулась метлой, чтобы размозжить ей голову черенком, но крыса вскинула лапки и крикнула: «Не-ет!»

Это меня остановило. Говорящих крыс я еще не встречала. Стоило мне опустить черенок, как существо стрелой метнулось прочь, но я оказалась проворнее. Я преградила ему путь прутьями метлы, а другой рукой ухватила – и поймала существо за одежду.

Мой пленник вырывался и брыкался, но я держала его за спину, и он не мог до меня дотянуться. Он был такой легонький, почти ничего не весил. Я вытащила его на свет и принялась разглядывать. Это оказался мальчик, черноволосый, одетый в рубашонку и штанишки, но что за удивительный мальчуган! Мне сразу вспомнились сказки, что рассказывают у меня на родине, про домашних духов, которые помогают или пакостят в доме, как им в голову взбредет. Вот и этот мальчуган был похож на такого домового. Сразу было видно, что это не обычное человеческое дитя. Раскосые большие глаза и широкие острые скулы делали его похожим на дикого звереныша. И ушки у него были заостренные и прижаты назад, точно у кошки. Но это точно был не звереныш. Он махал на меня кулачками, пытался вырваться и что-то вопил на языке, которого я не знала. А я вся будто окаменела. Личико у малыша было чумазое, и ребрышки под рубашонкой тощие, как у цыпленка.

У меня все сердце перевернулось. Я подумала о своих ребятишках. Этот малыш странный, но он всего лишь ребенок. Голодный ребенок. Я попыталась успокоить его. Он затих. Я медленно-медленно попятилась туда, где лежала моя корзинка с едой, и поставила малыша на пол. Он остался стоять, настороженно следя за мной. Я разжала руку, поставила метлу к стенке и нагнулась к корзинке. Краем глаза я видела, что ребенок уже успел ее открыть, но я застала его врасплох прежде, чем он успел что-нибудь взять. У меня с собой были яблоки, бутерброды, пинтовая [17] бутылка молока и ломоть пирога, завернутый в бумажку. Пирогами своими я до сих пор горжусь: меня учила их печь моя матушка, а ее стряпня славилась на всю деревню. Я медленно, не делая резких движений, вытащила все из корзинки и разложила на полу перед мальчиком. Малыш стоял и дрожал, не трогаясь с места. Я улыбнулась, чтобы показать, что не желаю ему зла. Неудивительно, что он меня боялся. Не я ли только что ухватила его, как ястреб зайчика?

Внезапно мальчишка ахнул и указал пальцем куда-то мне за спину. Я, конечно, вздрогнула и обернулась, чтобы посмотреть, что его так напугало. Там ничего не было. Я обернулась – и увидела, что постреленок сгреб всю мою еду в охапку и бросился прочь. Я рассмеялась: это ведь старый трюк, и тем не менее малец меня провел. Значит, он вовсе не потерял голову от страха! Теперь я совсем уверилась, что дитя не иначе как волшебное. Я решила, что мне повезло: не всякому удается повидать живого домовенка, а уж тем более сделать ему добро! В наших сказках говорится, что услуги, оказанные домовым, даром не пропадают, а тем, кто причиняет им зло, приходится несладко.

Мужу я только раз сказала, что видела в подземелье одного из Малого народца. Муж посмеялся, но он мне не поверил. Он так до конца жизни и не принимал всерьез мои рассказы. Муж думал, что в университете правит настоящая современная наука и старым сказкам тут не место. Я его спрашивала, а что, если это не сказка, а самая что ни на есть реальность? Но муж говорил, что если бы все истории о древних существах были правдой, наука бы о них тоже знала. А ученые о них ничего не говорят. Муж у меня был человек толковый, но немножко зашоренный. Я так думаю, что он просто боялся. Ведь если в добрых сказках есть хотя бы доля правды, то и страшные сказки тоже могут оказаться правдой! Ну а я – я своего мужа любила и чтила, однако же предпочитала смотреть на мир в оба глаза.

Ну, поначалу-то муж меня убедил, что мальчишка мне просто померещился, однако же я увидела моего малыша снова, и потом встречалась с ним еще не единожды.

В следующий раз я шла из научного центра в библиотеку, дошла до середины тоннеля, И гляжу, под самой лампочкой стоит моя бутылка из-под молока, отмытая дочиста, а под ней – салфеточка, в которую были завернуты бутерброды, постиранная и отглаженная. Бутылка аж сверкает. Я улыбнулась. Это значит, малыши мне так «спасибо» сказали. Я очень порадовалась и оставила в тоннеле квартовую бутылку молока, еще несколько яблок и каравай домашнего хлеба, сдобного, с кусочками сала – наш старый семейный рецепт. Мне пришло в голову, что у малыша, должно быть, есть родители. Если я сама всегда была готова остаться без обеда, лишь бы детки мои были сыты, как же изголодались мама и папа малыша!

Много дней прошло, прежде чем я снова повстречалась с ними. Бутылки мне каждый раз возвращали чистыми и оставляли так, чтобы я их непременно заметила. Я понимала, что за мной следят: по этим тоннелям ходила не я одна, однако же никто, кроме меня, ничего не видел и не слышал и бутылок моих не находил.

Вы можете спросить, как же я могла делиться едой с теми, кого никогда не видела, если мне приходилось урывать ее у своих детишек? Есть на свете люди, чьих сердец милосердие никогда не касалось. Я устроена на другой лад. Матушка мне всегда говорила, что ладони у человека открываются наружу, чтобы он мог делиться. Яблоки тогда стоили дешево. У мужа моей сестры была ферма недалеко от города, и он часто привозил мясо и другие продукты. А еще я очень экономная хозяйка и горжусь этим. Умею растянуть немногое надолго. Так что мне не составляло особого труда кормить три – я ведь думала, что их всего трое, – лишних рта.