Джон Норман - Трансмен гора Страница 3

Кроме этих вещей, кресел и циновок в углу и двух каменных блоков в комнате ничего не было; стены и потолок выглядели мраморными. Двери я не видел. Я поднялся с каменного ложа и подошел к окну. Выглянув в него, я увидел солнце – земное солнце. Похоже, оно было немного больше, чем полагалось, но определить этого я не мог, однако был уверен, что это солнце. Небо, как и на Земле, было голубым. Сначала я так и решил, что передо мной Земля, а увеличение солнечного диска – лишь иллюзия.

Очевидно, что в атмосфере было достаточно кислорода, если я мог дышать. Да, это Земля. И все же я понимал, что это не моя планета. Здание, где я очутился, было лишь каплей в море таких же цилиндрических башен, соединенных друг с другом узкими цветными мостами.

Я не мог наклониться так, чтобы увидеть землю, лишь на горизонте были видны холмы, покрытые зеленой растительностью, но на таком расстоянии я не мог понять, трава это или нет. Удивленный всем этим, я вернулся к столу, и попытавшись сесть на него, ушиб о него ногу. Но затем я вспрыгнул на стол, затратив на это такое усилие, как если бы поднимался на одну ступеньку лестницы в общежитии колледжа. Само движение получилось совсем другим. Гравитация была меньше, чем должна была быть. Значит, эта планета меньше Земли, и, судя по величине Солнца, ближе к нему.

И одет я был по-иному. Охотничьи ботинки, меховая шапка и тяжелая одежда исчезли. Я был одет в нечто вроде красноватой туники с каким-то желтым поясом. Несмотря на все приключения в лесу, я был чист. Значит, меня вымыли. На пальце правой руки находилось красное кольцо с символом «К». Я был голоден. Сидя на столе, я попытался понять все это, что мне никак не удавалось. Как ребенок на огромном заводе или складе, я не мог понять, что за вещи меня окружают, что я испытываю.

Вдруг одна из панелей в стене убралась внутрь, и в комнату шагнул высокий рыжий мужчина лет сорока пяти, одетый так же, как и я. Я не знал, что и подумать. Этот человек на вид был землянином. Он улыбнулся, подошел ко мне, и, положив руки мне на плечи, сказал:

– Ты мой сын, Тэрл Кэбот.

– Да, я – Тэрл Кэбот, – сказал я.

– Я твой отец, – сказал он.

Мы обменялись рукопожатием, и этот привычный жест успокоил меня. Я был удивлен тем, что безоговорочно поверил тому, что этот человек не только землянин, но и мой пропавший отец.

– Как мать? – спросил он.

– Умерла уже много лет назад.

– Из всех них я любил ее больше всего, – сказал он, повернулся и отошел к стене, чтобы скрыть свое потрясение от этого известия. Я не хотел сочувствовать ему, но не смог сдержаться, за что разозлился на себя. Разве он не бросил меня и мою мать? И как просто сказал он «из всех них», кто бы они не были! Я не хотел знать этого.

Но, не смотря на все это, мне захотелось подойти к нему, взять его за руку, коснуться его. Я чувствовал родство с ним, с его горем. Глаза мои затуманились. Во мне поднялось что-то, какие-то болезненные воспоминания, до сих пор молчавшие – воспоминания о женщине, которую я едва помнил, ее красивое лицо, руки, успокаивающие проснувшегося среди ночи ребенка. И кроме ее лица я вспомнил еще одно.

– Отец, – сказал я.

Он выпрямился, пошел навстречу мне через комнату. Невозможно было сказать, плакал он или нет. В глазах его была горечь и печаль, и мои жесткие чувства смягчились. Глядя в них я с радостью понял, что есть хотя бы один человек, любящий меня.

– Сын мой, – сказал он.

Мы встретились на середине комнаты и обнялись. Я плакал, и он тоже, и мы не стыдились друг друга. Позднее я узнал, что и в этом мире сильные люди могут переживать, и что лицемерная хладнокровность тут, как и в моем мире, не в почете.

Наконец, мы разжали руки.

– Она будет последней, – сказал он. – Я не имел права позволять ей любить меня.

Я промолчал.

Он почувствовал мои мысли и сказал:

– Спасибо за подарок, Тэрл Кэбот.

Я удивился.

– Пригоршня земли, – сказал он – пригоршня моей родины.

Я кивнул, не желая отвечать ему.

Я хотел, чтобы он сам рассказал мне о тысячах неведомых мне вещей, раскрыл все тайны.

– Ты голоден, – сказал он.

– Я хочу знать, где я, и что я здесь делаю.

– Конечно, но сначала ты должен поесть. – Он улыбнулся. – Когда ты утолишь свой голод, я поговорю с тобой.

Он дважды хлопнул в ладоши, и панель снова отошла в сторону. К моему удивлению в комнату вошла девушка, немного моложе меня, с белокурыми волосами, в безрукавке из сшитых диагональю полос ткани и короткой – выше колен – юбке. Она была босиком. Когда ее глаза встретились с моими, я увидел, что они голубые. Единственным ее украшением была светлая металлическая полоска, которую она носила как воротник. Она вышла так же быстро, как и вошла.

– Ты можешь получить ее вечером, если захочешь, – сказал отец, едва обратив на нее внимание.

Я не совсем понял, что он имел в виду, но сказал «нет».

По настоянию отца, я стал поглощать пищу, не отрывая от нее глаз, едва чувствуя вкус еды, простой, но превосходной. Она напоминала дичь, а не мясо домашнего животного, и была поджарена на костре. Хлеб был еще теплым, фрукты – виноград и что-то еще – были свежими и холодными как горный снег. Вино тоже было великолепным. Позже я узнал, что оно называется ка-ла-на. Пока я ел и после еды, мой отец рассказывал мне:

– Мир этот называется Гор. На всех языках планеты это слово означает Домашний Камень. – Он остановился, заметив мое удивление. – Домашний Камень – повторил он. – Именно так. В селах этого мира каждая хижина возводилась вокруг плоского камня, помещенного в центре круглого цилиндра. На нем вырезался родовой знак и он назывался домашним камнем. Это был, вообще говоря, символ суверенности, и каждый крестьянин в своей хижине был суверенен.

– Позже, – продолжал отец. – Домашние Камни появились у деревень, а впоследствии и у городов. В деревне Домашний Камень помещался обычно на рынке, а в городе – на вершине самой высокой башни. Естественно, со временем он приобрел мистический символ и стал возбуждать те же чувства, что земляне испытывают при виде своего знамени.

Отец встал и зашагал по комнате. Глаза его странно блестели. Конечно, причиной было сказание о Домашнем Камне Гора, чьи корни затерялись в веках, которое говорило о том, что домашние камни должны стоять, ибо это дело чести, а честь уважается во всех законах.

– Эти камни, – продолжал отец, – различны по цвету и размерам, многие из них украшены сложной резьбой. Некоторые большие города имеют Домашние Камни небольшого размера, но невероятной древности, сохранившиеся с того времени, когда город был просто деревней или гордым замком.

Отец остановился возле узкого окна и взглянул на холмы.

Помолчав он заговорил снова:

– Место, где человек устанавливал Домашний Камень, по закону считалось его собственностью. Хорошие же земли защищались мечами сильнейших землевладельцев местности.

– Мечами? – спросил я.

– Да, – сказал отец, как будто в этом не было ничего невероятного, и улыбнулся: – Тебе еще много придется узнать о Горе. Существует, если можно так выразиться, иерархия Домашних Камней, и два воина, которые перережут друг другу глотку за клочок плодородной земли, будут сражаться бок о бок не на жизнь, а на смерть, в бою за Домашний Камень их деревни или города, где они живут.

Как-нибудь я покажу тебе свой собственный Домашний Камень. В нем есть пригоршня земли, которую я принес с собой, придя в этот мир, – давным-давно. – Он пристально посмотрел на меня. – Я сохраню и ту пригоршню, которую принес ты. Когда-нибудь она будет твоей, – глаза его затуманились. – Если ты сумеешь заслужить Домашний Камень.

Я встал, глядя на него.

Он отвернулся и как бы погрузился в мысли.

– Мечта каждого завоевателя или государственного деятеля – заполучить Главный Домашний Камень планеты, – помолчав, продолжил он, не глядя на меня. – Говорят, такой камень есть, но он хранится в священном месте и является источником силы Царствующих Жрецов.

– А кто это такие?

Отец тревожно взглянул на меня, будто он сказал больше, чем хотел. Мы оба замолчали.

– Да, – сказал он наконец. – Я должен рассказать тебе о Царствующих Жрецах. – Он улыбнулся. – Но позволь мне рассказать об этом в свое время, чтобы ты лучше понял. – Мы снова сели за стол и отец спокойно и обстоятельно рассказал мне всю историю.

Рассказывая, отец часто называл Гор двойником, позаимствовав название у пифагорийцев, первыми высказавших мнение о существовании такой планеты. Странно, что наше солнце на языке Гора называется Лар-Торвис, что означает Центральный Огонь, другое пифагорийское выражение, использовавшееся, правда, не для солнца, а для другой планеты. Чаще солнце называют Тор-ту-Гор, что означает Свет над Домашним Камнем. Позже я узнал, что существует секта, поклоняющаяся солнцу, но численность ее была незначительна по сравнению с теми, кто поклонялся Царствующим Жрецам, которые, кем бы они ни были, стяжали славу богов. В сущности, они стали наиболее древними божествами Гора, и во время опасности молитва, обращенная к ним, могла слететь с уст даже храбрейшего человека.