Кирилл Бенедиктов - Война за «Асгард» Страница 14

Минуту он стоял, пытаясь справиться с шоком. Разумеется, что-то такое он (та его часть, которая была Хасаном ибн-Саудом) слышал и раньше – смутные слухи, сплетни, туманные разговоры в Совете Семи. Но, во-первых, никто ничего не знал наверняка, а во-вторых, оставалась еще личность Тамима ас-Сабаха, и вот она-то испытала наибольшее потрясение.

В зеленоватой жидкости по ту сторону стекла плавал, лениво перебирая то ли культяпками рук, то ли белесоватыми плавниками, обрубок человека. Преломляющий эффект не давал разглядеть его целиком, да и жидкость была мутновата, но ас-Сабах мог поклясться, что ног у человека нет, а куцее бледное туловище сплющено книзу наподобие плоского китового хвоста. Неприятнее же всего выглядела на этом изуродованном теле почти нормальная человеческая голова – абсолютно безволосая, с кожистыми складками на затылке, с огромными распахнутыми глазами, но все же несомненно человеческая. Ас-Сабах увидел прижавшееся к стеклу лицо, туго натянутую на лбу, лоснящуюся, как у тюленя, кожу, шевелящиеся бескровные губы – и, чувствуя, как пропускает удары сердце, услышал голос жуткого существа:

– Приветствую тебя, сын Мохаммеда. Не стой столбом, садись в кресло...

Голос доносился из упрятанных в стены динамиков и благодаря системе стереоэффекта обрушивался на ас-Сабаха со всех сторон, в том числе и снизу. Звучный, сильный и уверенный голос опытного проповедника. Совсем не такой, каким могло бы говорить плавающее в зеленом киселе чудовище.

Ас-Сабах, прилагавший неимоверные усилия к тому, чтобы удерживаться в образе короля ибн-Сауда, не торопясь обошел кресло и с достоинством в него опустился. Сидеть было жестко и неудобно – очевидно, именно для подобного эффекта такое кресло здесь и поставили.

– Мир тебе, Иеремия, пророк господа, – произнес король Аравийский.

Существо за стеклом смотрело на него огромными глазами, будто стараясь заглянуть в душу.

– Много лет, – проговорило оно наконец. – Много, много лет... Когда мы виделись с тобой в последний раз, Хасан? В сорок пятом году?

– В июне сорок пятого, – подтвердил ас-Сабах. – Перед твоей роковой поездкой в Куала-Лумпур.

«Двенадцатого июня мы виделись на Совете Семи, – рассказывал ему ибн-Сауд. – Но не в Америке, а на Мальте. В те годы Иеремия любил разъезжать по свету, всюду произносил свои речи, собирал толпы фанатичных поклонников и поклонниц... Это его в конце концов и погубило...»

– Что, Хасан, не думал увидеть меня снова? – Существо искривило бледные мягкие губы в отвратительном подобии улыбки. – Не верил слухам о том, что я выжил? Ну и зря, сын Мохаммеда. Господь не оставил меня, хоть я и прошел через неописуемые страдания, превзойдя их мерой самого Иова. Кое-кто из Совета видел меня в этом обличье... а теперь пришло и твое время. Как тебе нравится мое новое тело, Хасан? Это все чудо-доктор Танака, японский кудесник. Наши доктора ни к черту не годятся, полгода держали меня в полной неподвижности, беспомощного, похожего на мумию... Но милость господня не знает границ, и в час, когда я уже готов был отчаяться, он послал мне желтую обезьяну Танаку. Знаешь, Хасан, если бы я узнал о том, чем он занимается в своем институте, раньше... строить бы ему сейчас Великую Стену, подносить камешки. Но вышло так, что попущением божьим он появился именно тогда, когда я нуждался в нем.

Иеремия Смит оторвался от стекла и, загребая коротким плавником, описал грациозный разворот, продемонстрировав ас-Сабаху бледно-розовое, как у форели, брюхо.

– Он экспериментировал с тварями божьими. Плодил уродов в поисках средства от паралихорадки и прочих мерзостей, которыми угрожали нашему миру гнусные ниггеры. Специально для меня он создал вот это тело, – Смит пошевелил плавниками, – и врастил в него то, что осталось от наполовину сожженного Иеремии Смита. Ты знаешь, сын Мохаммеда, каково это – сгорать заживо? Ты знаешь, что случилось тогда в Куала-Лумпуре? Как лопалась от жара земля и вертолеты вспыхивали в воздухе, пытаясь опуститься до уровня верхних этажей небоскребов? И как огненный смерч, словно карающий перст господа, вознесся над городом и уничтожил всех, кто пытался прийти на помощь мне и моим братьям по вере? В тот миг, корчась в адских муках, я понял, что грешил и ошибался и что самый большой грех и самая непростительная ошибка моя заключалась в чересчур снисходительном отношении к язычникам и отступникам! И я был наказан за грехи мои, и со мною тысячи разделявших мои заблуждения людей, но господь опять выделил меня из многих и вернул к жизни. А знаешь, для чего, сын Мохаммеда?

Ас-Сабах, как ни странно, уже полностью овладел собой. Точнее, он загнал все свои страхи в темный угол сознания и теперь вполне по-королевски прикидывал, для чего старому хитровану Смиту потребовалось устраивать этот спектакль с демонстрацией нового отталкивающего обличья. Он, очевидно, рассчитывает меня запугать, думал ас-Сабах, глядя на существо, кружившееся перед толстым стеклом, а запугав, потребовать некоей услуги, о которой вряд ли мог бы попросить короля Аравии кто-то другой из Совета Семи. Интересно, догадаюсь ли я, что это будет за просьба, прежде чем Хьюстонский Пророк соблаговолит мне об этом сообщить?

– Для того чтобы я завершил дело, порученное мне господом! – обрушился на него голос Иеремии Смита. – И явился мне в пламени господь, и рек: вырви плевелы с корнем, отдели агнцев от козлищ, проведи агнцев на тучные пажити, а козлищ железным посохом загони в хлев! Ибо выстроены уже хлевы для потомков Каина, и несокрушимы их стены, и крепки замки. Еще несколько дней – всего лишь дней! – и я исполню волю своего господа. Двадцать пять лет назад, выполняя его веление, я добился принятия плана «Толлан» Советом Семи. Если бы ты видел, как они сопротивлялись – и твой отец в первую голову. Как кощунственно слаба была их вера! Господь всемогущий сосредоточил в их руках ключи от богатств всего мира, а они боялись употребить эти богатства на спасение человеческого рода и колебались, как трава под ветром. Но мы убедили их – я и Дэвид Финч, ниспосланный небесами воин господа. С тех пор прошло много, много лет... Скажи мне, сын Мохаммеда, когда ты вступил в Совет Семи?

«Если это проверка, то весьма примитивная, – подумал ас-Сабах. – Скорее всего, он действительно не помнит. Означает ли это, что король Хасан ибн-Сауд играет в Совете не слишком важную роль?»

– Десять лет назад, – сказал он. – Почему никто и никогда не говорил на Совете прямо, что ты жив и продолжаешь руководить движением ?

Существо за стеклом довольно забулькало, причем у основания шеи вдруг раскрылись две широкие жаберные щели, выпустив гирлянды воздушных пузырьков.

– Потому что об этом знали только избранные. В Совете, как и прежде, заседали семеро – вот только вместо меня Федерацию представлял Роберт Фробифишер. А он уже консультировался по всем вопросам со мной. И что бы он сказал тебе, сын Мохаммеда? Что каждую неделю спускается в подземелье и беседует с гигантским аксолотлем? К тому же мертвый Хьюстонский Пророк оказался даже более полезен Белому Возрождению, чем живой. Ты читал эту книжонку продажного писаки Мондрагона «Белая Заря»? Паршивенькая книжка, но как там описана моя смерть! Я рыдал, читая про свои предсмертные страдания и про детей, которые приходили к моему одру, чтобы положить букетики фиалок на одеяло! Вранье, все до единого слова вранье, не было никаких детей, их бы и близко не допустили к тому саркофагу, где болтались мои бренные останки, покуда желтомазая обезьяна Танака не всунул их в тело огромного головастика. Но легенда оказалась хороша! Знаешь, Хасан, руководить вашей бандой стало намного легче, когда я для всех вас умер. Фробифишер – толковый парень, он доносил до вас мои приказы в точности, ничего не путая и не добавляя от себя. А когда кто-то из вас упирался и не желал внимать голосу разума, я приглашал его сюда, на личную встречу. Как ни странно, спорить со мной после таких встреч охотников не находилось...

«Да, – подумал ас-Сабах, – пожалуй, это многое объясняет. Лет пять назад лорд Элгинброк два раза подряд накладывал вето на решение о демонтаже опреснительных систем в Ла-Манше. Упрямый британец, казалось, мог в одиночку сорвать перспективные проекты строительства гигантского опреснителя в Шотландских горах, и никто не знал, как выпутываться из этой ситуации. А потом вдруг, совершенно неожиданно и без объяснения причин, лорд отозвал все свои замечания, как ни в чем не бывало проголосовал „за“, и платформы были оперативно разобраны и передислоцированы на Балтику – поить чистой водичкой финнов и эстонцев... Многие пытались понять, в чем секрет происшедшей с лордом перемены, но вот до правды так никто и не докопался...»

– Означают ли твои слова, – сказал король, – что сейчас ты намерен наставить на путь истинный меня? Признаюсь, это странно, потому что нет таких вопросов, в которых мое мнение шло бы вразрез с мнением иных участников Совета Семи...