Шарон Ли - Лови день Страница 18

«Я приветствую тебя, брат, и благодарю тебя за мою жизнь и жизнь юнейшей из твоих сестер. Я должен сказать тебе следующие вещи, которые соответствуют истине: мы живы и с нами хорошо обращались – предоставили пищу, место для ночлега и медицинскую помощь. Я сожалею, что корабль Клана продолжил путь без нас. В тот момент, когда он нас покинул, он не имел повреждений, и должен достичь цели, как планировалось, поскольку в течение семи периодов трудов он придерживался курса без каких бы то ни было отклонений».

Тут последовала короткая пауза, а затем Вал Кон договорил:

«Я также должен сказать, что нам вернут наши ножи и дадут корабль, на котором мы сможем продолжить наш путь. Я еще раз благодарю тебя, брат, за твои заботы о двух членах твоего Клана, столь неразумных и торопливых».

Корабль Клана Корвал уже был отправлен к координатам, обозначенным на послании Вал Кона. Точные данные относительно того расстояния, которое корабль Стаи прошел бы за «семь периодов трудов», были включены в разнообразные сведения, которые входили в доставленный Чивером Мак-Фарландом пакет. Конечно, эту вероятность необходимо было учесть, но Шан не питал надежд на то, что корабль Клана обнаружит Вал Кона и его спутницу жизни поблизости от этих координат.

Лента немного пошипела, а потом зазвучал другой голос – жизнерадостный и четкий, нараспев произнеся какую-то чепуху, словно бояться было абсолютно нечего: «Привет, Точильщик. Все прекрасно. Жаль, что тебя здесь нет. Привет семье и скоро увидимся».

Лента зашипела, щелкнула, шумно перемоталась обратно – и прибор отключился.

– Она мне нравится, – сообщил Шан полутемному кабинету. – Но, боги, брат мой – Хунтавас?

Между межгалактической мафией и Кланом Корвал уже много поколений существовало соглашение: вы не трогаете наших, мы не трогаем ваших. Просто, действенно, удобно.

– Почему ты просто не сказал им, кто ты? Они бросили бы Главу Клана и его Леди, как горячие угольки…

Похолодев, он представил себе иной сценарий. Вал Кон сообщает, кто он. Хунтавас, ужаснувшись своей ошибке и понимая, что сведение счетов с Кланом Корвал будет губительно для обеих сторон, просто перережут два горла и оставят в космосе два тела…

– Боги!

Он стремительно вскочил, несколькими шагами пересек кабинет и устремил взгляд в сумеречный сад, где фонтан ловил последние лучи солнца, превращая его свет в изумруды.

Память вернула ему мальчишеский голос, который умоляюще спрашивал:

– Но ведь на самом деле Делма Корвал нет, правда, Шан? Это просто выдумка. И ты можешь стать им так же просто, как я.

И он вспомнил, как засмеялся в ответ:

– О нет! Глава Клана – ты, денубиа! Я не хочу быть Делмом.

– Но ведь ты мог бы, правда? – настаивал мальчишка Вал Кон из его воспоминаний.

Похолодев, Шан шепотом ответил ему из настоящего:

– Только если ты умрешь, денубиа.

Он решительно встряхнулся.

– Они живы, – прошептал он, заставив себя разжать кулаки и усилием воли Целителя выровняв сердцебиение. – Ты это знаешь из самого верного источника. Постарайся не терять голову, Шан.

И теперь надо было искать сразу двоих. Даже если Вал Кон… Его спутницу жизни надо найти и вернуть в Клан, потому что если у них не будет Делма, то еще можно надеяться на Делми. Слава богам, Нова это понимает. В тот долгий день корабли Клана Корвал совершили множество прыжков, ища известия – любые известия – о Вал Коне йос-Фелиуме и Мири Робертсон. «Спутники жизни будут держаться вместе, – сказал себе Шан, глядя, как удлиняющиеся тени деревьев тянутся к дому. – Найдем одного – и рядом окажется второй».

Вздохнув, он отбросил тревожные мысли и выскользнул из особняка йос-Галанов, чтобы вернуться наконец домой к Присцилле.

Вандар

Ферма «Дуновение весны»

Она с этим никогда не разберется.

Стоило ей решить, что она освоила какое-то слово, как оно ускользало, захваченное дюжиной других. Она и кличку-то собаки едва могла вспомнить – что же говорить о породе? И все утро фру Трелу была не в духе: покрикивала на нее и толкала, когда Мири ее не понимала. А она почти все время ее не понимала.

После третьего такого случая Мири вырвалась от старухи и убежала, хлопнув за собой затянутой марлей дверью.

Упав на землю рядом с лысоватой клумбой, отмечавшей границу земли фру Трелу, Мири потерла ладонями лицо и постаралась успокоить взвинченные нервы.

– Это на тебя не похоже, Робертсон, – пробормотала она.

Однако этот укор нисколько не помог.

У нее разболелась голова. Подняв руки, она расплела косу. Медленно распуская волосы, она провела дрожащими пальцами по потрескивающим электрическими разрядами прядям, делая над собой колоссальное усилие, чтобы не начать вырывать их горстями. Сгорбившись, она устремила взгляд на ладони и сосредоточилась на дыхании.

Вскоре Мири поймала себя на том, что смотрит на мозоль, оставшуюся на пальце от спускового крючка. Разве ее руки приспособлены для того, чтобы готовить сладкую выпечку? Почему она должна сидеть и слушать бесконечное повторение названий порошков, гранул и сушеных листьев, которые кладут в еду? Она не собирается стать пекарем!

А еще хуже была вся эта чушь насчет замура и фру. Почему, если фру Трелу нужно, чтобы Вал Кон что-то сделал, она сначала спрашивает у Мири? С каких это пор он стал ее подчиненным? Но нет – тут тоже были правила, и одно из них гласило, что фру (жена? любовница? госпожа? возлюбленная?) может говорить своему замуру, что он должен делать, – и он обязан ее послушаться. Что же это за напарник такой?

Они догадались, что фру Трелу владеет домом и живет без замура. Они смогли ей объяснить, что ищут, где бы остановиться, и она им тоже рассказала что-то о себе – Вал Кон постепенно начинал понимать, что она говорит. И ты посмотри, прошло меньше недели – и Вал Кон уже может кое-как объясняться с фру, а у Мири только все сильнее болит голова…

Как пострелять хочется, черт возьми! Немного побабахаешь – и нервы успокоятся. Но Вал Кону эта мысль не очень нравится – и если подумать, то она с ним согласна. Они здесь – где бы это «здесь» ни было – гости, так что не годится утыкать чье-нибудь священное дерево пулевыми отверстиями.

– Привет, Мери, – тихо проговорил он рядом с ней.

– Меня, – процедила она сквозь зубы, не поднимая головы, – зовут Мири.

Наступило короткое молчание.

– Это так.

Она сделала еще один глубокий вдох и сумела поднять голову и повернуться к нему.

– Извини. Дурное настроение.

– Слышал. – Он чуть улыбнулся. – Фру Трелу сказала мне, что ты – «вздорное дитя». Интересно, что это такое?

Мири попыталась ответно улыбнуться, но почувствовала, что попытка не удалась.

– Что бы это ни было, наверняка что-то плохое. Я испортила что-то, что она учила меня печь. Велела мне положить туда пикули, а я положила молоко. Или наоборот. Я точно не знаю…

Он нахмурился.

– Наверное, это все-таки молоко, а не пикули. Молоко – это та белая жидкость, которую мы пьем, так?

– Не знаю. Я же сказала тебе – не знаю! Каждый раз, когда мне кажется, что я запомнила значение какого-то слова – пристроила его к земному, она бросает мне еще сорок семь новых… – Мири досадливо всплеснула руками. – Так я никогда ничего не запомню!

– Шатрез… – Он наклонил голову набок. – А зачем ты пытаешься сопоставить эти слова с земными? Ведь это же только мешает! Может, если бы ты дождалась, пока твердо не усвоишь этот язык, а уже потом начала составлять словарь, все пошло бы лучше? Пока, наверное, стоило бы просто учить язык так, как будто тебя учат в школе.

– Я не ходила в школу! – огрызнулась она, услышав, как в ее голосе растет напряжение.

Вал Кон нахмурился:

– Что?

– Я сказала, – повторила она, пугающе четко выговаривая слова, – что не ходила в школу. Никогда. За всю мою жизнь. Аккази?

Голова у нее гудела от боли. Она склонила лицо к земле и запустила пальцы в волосы.

– Нет.

Он взял ее за запястья, заставляя опустить руки. Она разрешила ему это сделать, но не подняла головы, по-прежнему глядя в землю. Вал Кон вздохнул:

– Мири, не надо от меня убегать. Пожалуйста. Я не понимаю, и мне хотелось бы, чтобы ты мне объяснила.

– Ты не понимаешь?

Она вскочила на ноги и рывком высвободила руки. Он тоже встал, не двигая руками, пристально и тревожно глядя на нее.

– Ты не понимаешь?! Тут и понимать-то нечего – все очень просто. На Пустоши, если ты платишь школьный налог, ходишь в школу. А не платишь – не ходишь. Пока все ясно? Мои родители были бедняки. «Бедняки» – понятно это слово, или и его надо объяснять? Настоящие бедняки. Почти нищие. Настолько нищие, что им едва удавалось каждый месяц наскрести столько денег, чтобы поддержать у домохозяина надежду когда-нибудь получить квартплату полностью. И, если уж мы об этом заговорили, там были крысы… Про крыс ты понимаешь? А моя мать все время болела, а когда нам случалось раздобыть немного денег, то Робертсон приходил домой и все пропивал или прокуривал, бил нас обеих…