Алексей Барон - Эпсилон Эридана Страница 22

– Рано еще, Абдулла, – мягко сказал Карло – Иди к себе.

– Ящики здесь оставить? – спросил Абдулла.

– Нет. Неси в мастерскую.

Два ящика Абдулла взял в руки, третий подцепил головой.

– Я посплю, пожалуй.

– Поспи, поспи.

– Ты в обсерваторию пойдешь? – спросила Дженни.

– Зачем?

– Говорят, вчера видели движущуюся точку.

– Не подтвердилось.

– А может, плохо определили координаты?

– Может быть. Но не слишком надейся.

Дженни опять взорвалась.

– Да я ни на что и не надеюсь, утешитель! Что ты, что Абдулла. Два сапога – пара! Один с ящиками прется, второй утешает: не первый, мол. Значит, и не последний, отец ты мой! А мне уже во как хватает тех, кто до этого...

Карло тихонько закрыл за собой дверь. Здесь утешать было действительно бесполезно Дженни ждала ребенка, и теперь Карло понял от кого.

Что ж, пусть проплачется как следует. А вечером к ней зайдет Ольга с морковкой. Когда грызешь морковку, умирать не хочется.

В оранжерее было тепло, больше двадцати градусов. При меньшей температуре зелень плохо росла, поэтому энергию не жалели, под потолком сияли устаревшие аргоновые лампы, для охлаждения которых требовались водяные рубашки.

Карло обошел фитотроны со всходами соевых бобов, бегло осмотрел корни, погруженные в питательный раствор. Плесени вроде не было, но листья кое-где пожелтели.

– Ольга, ты здесь?

– Здесь, – сказала Ольга.

В своем зеленом комбинезончике она находилась почти рядом, но поди заметь.

– Калия, что ли, не хватает?

– Где?

– Здесь, в соевых боксах.

– Нет, с аммиаком перестарались. Уже отрегулировала. Ты чего такой скучный?

– Артур.

– А-а. Брось, не думай.

– Да я и не думаю. Думать вредно. Я чувствую.

– Хочешь морковку?

– Дьявол! Какая сейчас морковка?

– Жить все равно надо.

– Для чего?

В ее зеленых глазах мелькнула боль.

– Послушай, если мы пораскисаем, что будет с маленькими?

Карло вздохнул.

– Овощ отдай Павлику.

Ольга рассмеялась.

– Думаешь, я ему не припасла? Грызи без угрызений.

Морковка была большой, желтой, с белесыми волосками и просвечивающим кончиком. Карло съел ее всю, включая обломыши ботвы. Нет ничего приятнее сочного морковного хруста, когда за стенами – минус сто семьдесят семь.

– – Спасибо. Веришь, что все же прилетят?

– Зачем обязательно во что-то верить? Верить тоже вредно. Живу себе, вот и все. И тебе советую.

– Устал я, Оля. Каждое утро думаю, как бы не сломаться.

– Приходи ко мне ночью. Чтобы утром не думать.

Карло вспомнил ее жаркие губы.

– Ох, чтоб я без тебя делал...

– Наверное, что-нибудь глупое.

Карло смутился. Ольга была не самой старшей, но почему-то всех понимала. Как взрослая. Вот и сейчас глянула мельком, искоса, но так, что все стало понятным. Поцеловать ее он не решился. Боялся не остановиться.

Когда он ушел, Ольга вынула припрятанную в листве куклу. Журчала вода. Свежо пахло созревающими огурцами. Жужжали пчелы и цветочные мухи. В оранжерее было не очень тоскливо, здесь все хотели поработать, и Ольга всем разрешала. А потом исправляла промахи, вроде передозировки аммиака. Она понимала не только людей, но и растения. Причем растения – даже лучше.

Гроб поставили в гимнастическом зале. Ольга положила на Артура цветы фасоли, заглянула ему в лицо и отошла. Все молчали, даже исплакавшаяся Дженни. Тихо играла музыка. Маленькие стояли отдельной группкой, посматривали тускло, равнодушно.

– А когда я умру, анемоны уже вырастут? – спросил Павлик. – Сестра говорила, что мама очень любит анемоны. Любила...

Сестра Павлика умерла в прошлом году. Работала в оранжерее, поранила палец. Через несколько дней начались судороги. Никто не знал, как ей помочь. Кричать она уже не могла, только страшно выгибалась. Язык откусила...

Карло молча прижал Павлика к своему скафандру.

– Ты чего? – удивился Павлик.

– Ничего. Больше никто не умрет.

– Почему?

– Они уже летят.

– Артур тоже так говорил.

– Сейчас они гораздо ближе.

Павлик затих, выбирая между прекрасной мечтой и мрачной действительностью. Устоять не смог.

– У них большой звездолет?

– Очень.

– Нас заберут на Кампанеллу?

– Нет, на Землю.

– А там холодно?

– Нет. Очень тепло, много анемон, и можно ходить без скафандров.

– Даже ночью?

– И ночью.

– Вот это ты уже сочиняешь.

– Нет, там везде есть воздух.

– Снаружи базы?

– Там живут не в базах, а в домах. Хочешь – открываешь окно и впускаешь ветер.

– Ветер?

– Ну, это когда воздух движется сам собой, без вентилятора. Еще там бывают дожди. Вода конденсируется не на стенах, а прямо в небе. Потом падает на землю.

– Чудеса.

– Пора, – сказал Абдулла.

Карло кивнул. Вдвоем они без труда подняли гроб.

– Шлемы закройте! – крикнула Дженни. – Знаю я вас.

Но забрала они опустили только в шлюзовой камере – привычка экономить автономный запас кислорода.

– Алло, обсерватория. Что-нибудь появилось? – спросил Карло.

– Нет.

Абдулла хмыкнул. Он презирал тех, кто бегает в обсерваторию либо забрасывает ее вопросами по радио.

– Начинаю, – коротко предупредил он.

Внешний люк ушел вверх. Его специально так переделали, чтобы можно было легко закрыть руками, потянув вниз. Как и все двери на базе. Мера весьма нужная, поскольку батарея лазерной защиты стояла без энергии. По этой причине метеориты, случалось, падали весьма близко от купола, и опасность разгерметизации являлась постоянной. Учебную тревогу объявляли ежемесячно. Пока не надоело.

Карло и Абдулла вынесли гроб из шлюза. За пределами светового пятна, отбрасываемого прожектором, было очень темно. Карло ощупью нашел тележку. Глаза понемногу что-то стали различать в свете звезд, только когда они отошли от базы на сотню метров.

По наезженной колее, оставшейся с тех пор, когда еще пользовались вездеходом, они обогнули склон Энергетического кратера. В недрах этой горы дремал мощный термоядерный реактор. Расконсервировать его так и не решились – ошибка могла дорого стоить.

– А ведь придется, – сказал Карло. – Больше трех месяцев без него не продержимся.

Абдулла угрюмо молчал. Утоптанная тропа, даже и не тропа, а настоящая дорога, вела к кладбищу. Умерших поначалу возили на вездеходе, потом – на электрокаре, провожали всем составом колонии. Затем смерть стала обыденной, так же, как и нехватка кислорода, и процессии уменьшились до нескольких человек. Сейчас их ждали только трое мальчишек, копавших могилу. Они еще не закончили работу – из ямы вылетали порции рыхлого реголита. Рассеиваясь, он медленно оседал крупными наэлектризованными комочками. Лопата взблескивала в свете фонаря, стоящего на холмике. Работал один Борис, старший из мальчиков. Руперт и Мик сидели в пыли и безмолвно следили за приближавшейся тележкой.

– Так мы невесть сколько возиться будем, – сказал Абдулла.

Борис прекратил работу, оперся о черенок.

– Что ты ворчишь? Яма маленькая, вдвоем не развернуться. Пусть отдохнут. Спешить некуда. Хочешь – сам покопай.

– Это уж обязательно. Как без ангела ночи? – горько сказал Абдулла.

Борис укоризненно покачал шлемом. Ничего не говоря, он опять скрылся в яме, и оттуда полетели пылевые сгустки.

Через полчаса, зарыв Артура, они погрузили лопаты на тележку.

– Может, оставить их здесь? – спросил Мик. – Все равно скоро потребуются.

Карло схватил его за плечи и сильно встряхнул.

– Не говори так, слышишь? Никто больше не умрет. Понял?

– Понял, – слабо сказал Мик.

– Чего трясешь? – спросил Абдулла. – Он еще маленький.

Карло устыдился.

– Ладно, Мик. Извини, Мик.

– Всем плохо, – сказал Мик. – Да я и не маленький. Маленьких у нас уже не осталось.

Карло оглядел кладбище. Десятки холмиков с крестами, полумесяцами и звездами Давида усеяли склон кратера. Склон, в недрах которого дремал термоядерный реактор. Да, маленьких не осталось. Те из них, кто не умер, давно повзрослели. Некоторые не помнят, как выглядит настоящее голубое небо, поскольку осмысленно воспринимать мир научились уже здесь, под черным небом Эстабриона, самой внешней из планет системы, самой удаленной от Эпсилона.

Внизу, в двух километрах от кладбища, горели редкие огни базы. Дальше, на пустом поле космодрома, возвышался скелет планетолета, доставившего их всех сюда пять земных лет назад. Обшивку с него давно сняли для хозяйственных нужд. Теперь он напоминал экспонат Музея Космоплавания на Луне: меж голых шпангоутных ребер просматривалась вся внутренность корабля, от двигательного отсека до пилотской кабины. Той самой, в которой так много пришлось пережить.

Еще при взлете с Кампанеллы софус и главные навигационные приборы вышли из строя. На борту не было ни одного взрослого, взрослые старались спасти как можно больше детей, поэтому сами не полетели. Думали, что все это ненадолго, рассчитывали справиться с проблемами и быстро вернуть детей. Так не получилось. На орбите была получена радиограмма с приказом следовать на Эстабрион. Причина изменения плана осталась неизвестной, поскольку связь с космопортом прервалась. Но это решение безусловно диктовалось драматизмом событий на планете. И дети послушались взрослых.