Алексей Барон - Эпсилон Эридана Страница 24

– Да я же не один... – пробормотал Карло. – Вот Абдулла посадил ракету...

– Знаю, – сказала Мария Саян. – Все уже знаю. Поэтому сегодня же, как только закончим праздничный обед, я отправлю на Землю ходатайство о присвоении высоких наград вам, господину Абдулле, госпожам Ольге, Дженни и еще многим. Наград Космофлота, сэр. К сожалению, ответ придет не скоро – одиннадцать световых лет. Но каким он будет, я знаю наперед. Примите поздравления!

И командор Саян четким жестом вскинула руку к виску.

– Спасибо, – пробормотал Карло. – Право же... А что на Кампанелле? Вы там побывали?

По лицу руководителя экспедиции скользнула тень. Вокруг установилась тишина.

– Да, побывали.

– Они погибли... все?

– Нет, не погибли. Исчезли. Ведутся поиски. Мы еще поговорим об этом, время есть. А сейчас – торт.

– Торт, торт! – завопили маленькие. – А он большой? Всем хватит?

Командор Саян дернула головой, будто от удара. Ее глаза повлажнели.

– Дорогие мои! Прошу вас, забудьте о том, что еды может не хватать.

Торт вкатили четверо арбайтеров.

– Проходите, ребята, – сказала Маша.

Выждав, когда все усядутся, она включила экран.

– Это – Зеленый океан, юго-западная часть. Здесь ракетой, выпущенной с подводной лодки, сбит наш спутник. Лодку удалось повредить, она села на мель. Мы не знали, почему она приняла нас за врагов, и, что еще важнее, есть ли на ней люди. Поэтому пришлось действовать очень аккуратно. Смотрите.

Лодка лежала на большой глубине, куда дневной свет не проникал. Было видно, как два подводных аппарата с яркими прожекторами приближаются к ней, – с левого и правого бортов.

– Это – чтобы избежать удара торпедных аппаратов.

– А что, и торпеды на ней были? – спросил Абдулла.

– К сожалению, были. Один из батискафов уничтожен.

– Кто-то погиб?

– По счастью, нет.

Большой батискаф как бы прилип к палубе лодки. После этого на экране поплыли виды внутренних отсеков с разбросанной одеждой. Потом появилось изображение маленького диктофона и послышалась фонограмма первого и последнего боя "Си Гвард".

– Ребята, вам что-нибудь известно о цели создания субмарины? С каким врагом она должна была сражаться? – спросила Маша.

– Нет, – ответил Карло. – Нас посадили в ракету, когда еще ничего толком не знали. Взрослые очень нервничали, говорили, что все началось внезапно и во многих местах сразу. А подводную лодку построили давно. Она предназначалась для исследования Зеленого океана. Но я не знал, что лодка вооружена.

– Видимо, ее вооружили втайне.

– Значит, кто-то догадывался об угрозе?

– Похоже на то.

– Но куда же делись люди? – спросил Абдулла.

– Исчезли. Исчезли из лодки, исчезли с планеты.

– Все?

– Погибших было очень мало. Живых мы пока не нашли. Вот, поглядите.

Маша включила видеозапись, сделанную роботом в Трое. Дети сначала подавленно молчали. Потом начали оживляться.

– А я знал Памелу Иглесиас, – сказал Абдулла при виде семейного портрета в спальне "Белой Розы".

– Боже, – сказала Дженни, – а дом Обюссонов сгорел!

При виде полицейских мундиров в ратуше Ольга неожиданно заплакала.

– Что с тобой, девочка? – взволнованно спросила Маша.

Не ответив, Ольга выбежала.

– Ее отец работал в полиции Трои, – мрачно сказал Карло. – Что вы намерены делать дальше?

– На планету уже высадились спасатели. Будем искать, изучать, думать. Мы не сдадимся.

– А мы? Что будет с нами?

– Скоро к Эстабриону подойдет лайнер "Цинхона". Он заберет вас на Землю. А до тех пор с вами останутся охранные роботы и несколько членов нашего экипажа.

– А "Звездный Вихрь"?

– Крейсер сейчас нужен у Кампанеллы, понимаете?

– Да, конечно.

– Возьмите меня на Кампанеллу, – сказал Карло. – У меня там...

– Я тоже полечу, – сказал Абдулла.

Маша обняла их за плечи.

– Нет, храбрые мои мальчики. Возможно, вы еще вернетесь на родную планету. Но не в этот раз. Пойдемте, надо разыскать Ольгу.

– Она сейчас в оранжерее, – сказал Карло. – Будет лучше, если я пойду один.

– Тогда иди к ней прямо сейчас, сразу, – сказала Маша. – Ей это очень нужно.

Но сразу не получилось. В холле, у стены аквариума, стоял Артур и молча рассматривал подводных жителей. Был он все еще бледен, худ, замедлен в движениях.

– Здравствуй, Артур.

– Здравствуй, Карло. Если хочешь.

– Как ты себя чувствуешь?

– Не знаю. Никак.

– Тебе что-нибудь нужно?

– Абсолютно ничего.

Артур посмотрел на ковылявшего по дну аквариума осьминога.

– Ты знаешь, что они способны к самоубийству?

– Осьминоги?

– Да.

– Нет, не знал. Как они это делают?

– Щупальца себе отъедают.

– Тебе плохо, парень?

– Нет. Мне никак.

– Значит, плохо.

– Нет. Мне не плохо и не хорошо.

– Разве это нормально?

– Нет, наверное.

– Что врачи-то говорят?

– Что скоро пройдет.

– Не веришь?

– Верю.

– Но?

– Мне было очень страшно умирать. Я не хочу еще раз это пережить. Зачем вы меня выкопали?

– Вот тебе раз...

Карло попытался взять его за руку, но Артур отстранился.

– Вы напрасно старались.

– Послушай, – сказал Карло, – впереди сотни лет жизни. Чего горевать?

– А зачем мы живем?

– Ну... интересно же.

– Интересно... Мне тоже было интересно. А сейчас – нет. Сейчас я вовсе не тот, что был раньше. Вы выкопали другого. Я не хочу им быть, я вообще не хочу быть, мне не интересно, понимаешь?

– Нет.

– Правда?

– Честное слово. Объясни.

Секунду Артур смотрел на него блестящими, горячечными глазами.

– Да. Наверное, это трудно понять, не побывав в гробу. Хорошо, я попробую. Вот когда мне было интересно жить, я очень любил яблоки. Сладкие, краснобокие, хрусткие, они так восхитительно пахли, что перед тем как съесть, я нюхал их до тех пор, пока еще различал запах. И ради этого удовольствия был способен делать многие вещи, которые делать не хотелось, понимаешь?

– Не совсем, – осторожно сказал Карло.

– Ну, мы все живем, потому что это приятно. Или, как ты говоришь, интересно. Так?

Карло кивнул.

– Значит, к жизни нас привязывают удовольствия. А еще страх умереть. Нас заставляют жить без спроса нашего мнения.

– Ограничение свободы выбора?

– Да. Вот осьминог тоже вынужден жить ради каких-то своих осьминожьих радостей. А потом должен переживать мучения осьминожьей смерти. Но ему легче, он об этом не думает. Что молчишь?

– Знаешь, я сейчас подумал, что без всех этих осьминожьих радостей разум, наверное, и не захочет жить. Скука.

Артур усмехнулся.

– Так что же, да здравствует обжорство и прочий эгоизм?

В нем проснулся скепсис, что радовало. Это уже не полное безразличие, мертвое безразличие. Одно то, что Артур продолжал разговор, давало надежду на переубеждение. Как бы смерть ни опустошила душу, в пятнадцать лет трудно отвергнуть жизнь. Карло решил подзадорить мальчика.

– Выходит, что так.

– Зачем же тогда нужна мораль? – сейчас же встрепенулся Артур.

– Как ограничитель. Все хорошо в меру.

– Хорошо для кого?

– Для всех в целом и для каждого в частности. Пойми, ты перенес тяжелое потрясение, твоя душа сейчас близка к стерильности. Но дай время, все восстановится. Впусти в себя простые чувства.

– А надо ли?

– Тебе решать. Но это будет важное решение. Нельзя его принимать ненормальной головой. Что ты потеряешь, если немного повременишь?

– А эту самую стерильность, – быстро сказал Артур.

– Фи.

– Что – фи, что – фи?! Расфикался!

– Артур, послушай, помереть всегда успеешь. Зачем – сейчас, когда можно – потом?

– Затем, что сейчас не так страшно.

Карло почувствовал усталость. Обязанности коменданта еще не закончились. Так трудно быть взрослее, чем ты есть.

– Если ты расскажешь врачам, я тебя возненавижу, – сказал Артур.

– А меня ты тоже возненавидишь, да? – крикнула Дженни.

Она сидела на лестнице, прижавшись лбом к декоративной решетке, и, видимо, давно слушала их разговор.

– Ну, говори, ты, чудовище! Скажи мне прямо в лицо, ну!

Артур растерянно молчал.

– Ладно, – сказала Дженни и вытерла слезы. – Будь здоров.

Она прыгнула на второй этаж. Артур побежал за ней. Осьминог сцапал морскую звезду и выпустил темное облако. Уж этот-то поживал вовсю. Карло вдруг вспомнил, что головоногого совсем недавно хотели съесть, а Дженни заступилась. И еще он подумал, что надо бы принести ей настоящего молока, тот недотепа ни за что не догадается. Хорошего такого молочка, которое теперь имеется в изобилии.

27 августа

Сказать, что мы не ожидали найти здесь детей, нельзя. Единственный сбежавший с Кампанеллы "Годдард" рано или поздно должен был обнаружиться, если не исчез так же, как "Фламинго" с "Альбасете". Неожиданно другое – этика тех, кто заварил кашу. Впору усомниться, существует ли у них мораль. Столько страданий перенесли девочки и мальчики! За что? Чем это может быть оправдано? И что выпало на долю детей и взрослых, улететь не успевших? Мы, люди, встретив чужую жизнь, так поступить не модем. Неужели Рональд прав? В том, что система Эпсилона – это забытая, оставленная без присмотра игрушка сверхцивилизаиии? Но даже в этом случае ее создателям нет оправдания. С точки зрения человеческой морали, конечно. Но мы не можем руководствоваться какой-то другой моралью. Здесь, на Эстабрионе, экипаж "Вихря" созрел для применения орудия. Я – тоже. Стартуем через два часа.