Шарон Ли - Лови день Страница 39

Хранитель двинулся было, но, по знаку брата, снова застыл неподвижно, хотя что-то настойчиво требовало его внимания, заставляя руку жаждать клинка…

– Горм Трогар, – повторил Точильщик, – ты неразумно спешишь. Возможно, ты даже болен. Не может быть, чтобы ты действительно хотел объявить личную вражду между мной и тобой. Задумайся. Подумай о том, что клинки Средней Реки уже сотворили здесь. Дуэль между нами была бы полным легкомыслием. Еще раз обдумай свои слова. Мы вернемся через несколько дней и поговорим более спокойно.

Он кивнул и повернулся боком, намереваясь обойти ставшего у него на пути человека.

Пистолет заработал, как только Горм Трогар извлек его из-под пиджака. Оружие загудело, и он поднял ствол, метясь в самое уязвимое место черепахи: туда, где шея встречалась с панцирем на плече.

Действительно, стайные черепахи часто бывают медлительными. Но они не всегда медлительны. Горм Трогар успел вскрикнуть прежде, чем его тело поняло, что мертво и упало на пол рядом с мерзкой гудящей штукой, которую уже окружала лужица крови.

Точильщик обернулся и пристально посмотрел на своего брата Хранителя, а потом повернулся снова, чтобы внимательно изучить жалкого мягкого человека, пронзенного сверкающим клинком, и на пистолет, жужжавший в расплывающейся луже крови.

Стоявшие вокруг люди не издали ни звука.

– Что ты скажешь, брат? – мягко осведомился Точильщик.

Хранитель понурил голову:

– Я нанес удар, защищая Т"карэ. Оружие – у него было оружие, брат! Он не стремился к чистому решению между вами двумя, с честью и справедливостью. Он хотел только убить… – Голос его сестры тихо зазвучал у него в сердце. Он замолчал, поднял голову и заглянул в глаза своего Т"карэ и самого старшего из братьев. – Если я совершил ошибку, я приму наказание. Нанеси удар точно, брат!

Как Т"карэ, Точильщик сделал жест отрицания. Как старший брат, он добавил знак уважительного почета.

– Возьми обратно свой клинок. Удар был нанесен правильно, в защиту Т"карэ и клана.

Он перевел свои яркие глаза на молчаливых людей, наблюдавших за ними.

– Что же до оружия… – Точильщик пропел песню из семи нот, три из которых человеческий слух уловить не мог.

Кровь Горма Трогара, окружавшая пистолет, задымилась: аккумулятор разорвался, выпуская накопленную энергию. Последовала яркая точечная вспышка, громкий щелчок – и оружие превратилось в расплавленный металл, смешавшийся с красной жидкостью.

И тут наконец люди зашевелились – кто-то придвинулся к другим, кто-то отодвинулся. Одна фигура выступила вперед и поклонилась.

– Я – Самбра Реаллен, исполняющая обязанности председателя, – негромко объявила она. – Чем я могу быть вам полезна, древние?

Вандар

Ферма «Дуновение весны»

Хакан вел машину с той же сосредоточенной небрежностью, которая характеризовала его игру на гитаре. Его глаза и руки действовали согласованно, и Вал Кон обнаружил, что та часть его сознания, которая занималась такими вещами, измеряет быстроту реакции его нового друга.

Они приближались к наледи, которая по дороге в город доставила фру Трелу немало тревоги. Хакан, похоже, ее даже не заметил. Они проехали по ней так же быстро, и хотя машину немного занесло, Хакан моментально ее выровнял.

«Из него вышел бы пилот», – подумал Вал Кон.

– Хакан, – тихо проговорил он, – я сказал, что дома опасность. Может быть, эта опасность угрожает не только Мири, я не знаю. Может, там опасно и для тебя тоже. По-моему, нам следует остановиться, прежде чем…

Хакан сбросил скорость, переключил передачу на выезде из ложбины и снова прибавил скорость, качая головой:

– Не беспокойся. Я же сказал, что отвезу тебя домой, так? И я тебе помогу. Ты говоришь, что там неприятности, и я тебе верю. У тебя на эти вещи нюх. – Он с улыбкой посмотрел на своего спутника. – Мне еще не приходилось играть с кем-то, кто бы так быстро все схватывал. Не только ноты, но все настроение вещи. По-моему, ты и живешь так. Так что мне кажется, ты знаешь, что случилось.

Вал Кон нахмурился.

– Я же только что сказал, что не знаю, – тихо напомнил он Хакану, но тот отмахнулся от его возражений.

– Послушай, если Мири что-то себе повредила, так я прошел медподготовку, когда был в ополчении. И я состоял в добровольной пожарной бригаде, пока эта занудная политика меня оттуда не выжала. Я смогу помочь, что бы ни случилось.

– А ты будешь выполнять мои приказы? – спросил Вал Кон. – Будешь делать, что я скажу, без разговоров, если опасность окажется большой?

– Ты будешь боссом, – пообещал Хакан. Вал Кон с трудом проглотил изумленный вскрик. Его спутник покосился на него. – Ты бы помог мне, правда? Если бы это была Кем?

– Да…

– Ну вот видишь, – сказал Хакан.

Вал Кон опустил стекло и подставил лицо под струю ветра, а потом мысленно потянулся к тайному уголку своего создания. Жива-и-здорова.

Впереди возник крытый мост, а потом они стремительно проехали через него. Доски скрипели, машина дребезжала – такую скорость фру Трелу сочла бы полной дурью.

– Ты был в ополчении, – негромко спросил Вал Кон. – Ты был на войне?

– Нет. В этих местах войны не было давно, очень давно. Но я помогал устранять последствия того взрыва на пиротехнической фабрике в Карнади. Люди говорили, что это было очень похоже на войну.

Вал Кон поерзал на сиденье. По мере приближения к ферме его тревога все усиливалась. Его ум требовал от него действий: оружие, сражение, даже убийство. Он сделал глубокий вдох, заставил себя успокоиться и проанализировал свою экипировку. Клинок Точильщика удобно устроился у него в рукаве. Он нагнулся и вытащил из-за голенища метательный нож.

Если Хакан и заметил этот нож, то ничего не сказал.

– У тебя есть хоть какое-нибудь оружие, Хакан?

– Ты это серьезно, да? Угу. У меня сзади есть половинник – где-то под всем барахлом.

Вал Кон перегнулся назад и стал рыться в нотах и гитарных футлярах.

Оказалось, что «половинник» – это ствол большого калибра, поверх которого установлен второй, с меньшим калибром.

– Это, конечно, штука слабая. – Голос Хакана звучал непривычно серьезно. – У меня есть несколько зарядов дроби и должно быть немало…

– Разрывных? – вопросил Вал Кон, разглядывая заряд, предназначенный для большего ствола.

Хакан подавился смешком.

– Нет, это дробь – чтобы бить птиц и грызунов с малого расстояния. У ружья дальность побольше, но вообще-то оно просто для мишеней. Хотя, наверное, ранить кого-нибудь можно…

Вал Кон прикинул вес оружия, разобрался в механизме зарядки и стрельбы.

– Отдача?

– Ну, дробь…

«Глупая штука», – решил Вал Кон.

– Оставь себе, – сказал он Хакану.

До них донесся звук – нечто необычное наложилось на шум мотора и свист ветра.

– Тормози, – пробормотал Вал Кон, но Хакан уже и сам это сделал.

Звук раздался снова.

– Ружья! – бросил Хакан, снова надавив на акселератор.

– Скорострельные. Хакан, дела могут быть совсем плохи. Ты будешь слушать и делать то, что я скажу. Когда мы подъедем к дому, я выйду. Если ты увидишь, что я не иду дальше, или если я махну тебе рукой – возвращайся в Джилл! Возвращайся, но сожги за собой мост. Сожги его, Хакан, и скажи всем, что тут война!

Они въехали на последний невысокий холм, и Хакан, выключив двигатель, по инерции проехал через небольшую рощицу, а из нее – во двор фермы.

Вал Кон закончил заряжать половинник, снял его с предохранителя и положил на сиденье.

Перед крыльцом лежали четыре трупа в грязных мундирах. Двоих застрелили сзади.

Хакан сжал ружье. Его добродушное лицо посуровело и немного побледнело.

– Мири?

– Думаю, в доме, – ответил Вал Кон.

В следующую секунду он уже исчез, бесшумно соскользнув с пассажирского места и тихо прикрыв за собой дверцу.

Хакан включил передачу, дал машине немного отъехать назад, к дороге, и вытащил ключи из зажигания. Затрещали выстрелы – совсем близко. Он застыл, но звуки сразу же стихли. Он осторожно открыл отделение под сиденьем водителя и вытащил оттуда свою фуражку ополченца.

Надежно надев фуражку, он на секунду задумался: как капрал ополчения и иностранец с ножом смогут остановить силы вторжения?

А потом он подумал о том, что должен был подумать Кори: там Мири! С ключами в кармане и с половинником наготове ополчение начало просачиваться в зону боевых действий.

Никем не замеченный Вал Кон стоял в тени подроста, который фру Трелу называла кустарником, и прислушивался. Из дома раздались голоса мужчин, возбужденно разговаривавших на незнакомом языке. Ближе послышался какой-то скулеж. Сжимая в руке нож, он двинулся в сторону более слабого звука.

Кровавая кипа тряпок… Нет! Протестующе зажмурившись, он снова потянулся к теплому уголку своего сознания. Жива-и-здоро-ва, жива-и-здорова. Он на целую минуту сосредоточил внимание на песне и тепле, а потом заставил себя отстраниться.