Андрей Быстров - Занавес молчания Страница 6

– Программу никто не отменял, – заметил Роде. Доктор фон Шванебах раздраженно отмахнулся:

– Она имела бы смысл, будучи первой, а не сто семидесятой или какой там по значимости. Даже вывезти основную конструкцию нам не позволено! Хорошо, она слишком велика и разобрать ее нельзя, вывоз – сложнейшая инженерная задача... Но разрешимая, да, разрешимая! А мне никто не верит... Так красивы ракеты фон Брауна!

– Вы не говорили с самим фон Брауном.

– Говорил.

– Разве?

– Да.

– И что он сказал?

– А что он мог сказать? Вы только что дали точный его портрет. Кроме космоса, его ничто не занимает. Из наших разработок по программе «Кугельблиц» ему интересно лишь то, что может быть применено в космических ракетах – и все это уже у него. А «Левензанн»... Какое ему дело до «Левензанна»? Разумеется, он – не Кальтенбруннер. Он выслушал меня со вниманием...

– И все же, что он сказал?

– А вот что. – Доктор заговорил, пародируя характерные для фон Брауна интонации: – «Все это любопытно, Эберхард, весьма любопытно. Но это сфера фундаментальных исследований, может быть, не на один десяток лет. Надеюсь, вы получите шанс продолжить вашу работу...»

– Ясно, – мрачно произнес Роде. – Он намекал на будущее под крылышком какого-нибудь американского научного центра.

– Вот именно. Я с самого начала знал, что бессмысленно идти к фон Брауну. Он уже все решил для себя.

Тягостная пауза последовала за этой репликой, потом разговор возобновился, снова и снова возвращаясь к тупости чиновников и солдафонству военных. Однако после двух чашек обжигающего кофе и трубки доктор фон Шванебах несколько воспрял духом и принялся обсуждать вещи более конкретные – что можно спасти для продолжения программы «Левензанн» и как это сделать. Доктор и его ассистент проговорили почти до утра.

Не так уж безразлично отнеслись военные к нуждам Эберхарда фон Шванебаха. Ему предоставили два грузовика, где помимо ящиков с документацией и части лабораторного оборудования уместились объекты, снятые с обреченной «основной конструкции». Вопреки собственному пессимизму фон Шванебах считал, что на этой базе ему удастся возобновить исследования по программе «Левензанн»... Но ему не повезло.

Колонна грузовиков попала под бомбежку близ Гюстрова. Большинство машин пострадало незначительно, включая и ту, где находился сам доктор фон Шванебах. А вот второй его грузовик, везший бумаги и демонтированные объекты, буквально разметало в клочья. Ничего не осталось, кроме покореженных металлических обломков и кружащихся над пламенем хлопьев черного пепла.

Фон Шванебах вышел из машины. Он смотрел на огонь и дым, смотрел на то, что еще недавно было грузовиком. Постаревший за эту минуту на десять лет, никем не слышимый, он пробормотал:

– Все погибло... Все кончено для программы «Левензанн»... Все кончено.

Человечество было бы счастливее, если бы фон Шванебах оказался прав, – но он ошибался.

7

Борис Кедров зачем-то позвонил в дверь. Никакой необходимости в этом не было – насколько он понял из странного, сумбурного телефонного разговора с Мариной, квартира пуста. Борис достал из кармана ключ, отпер замок и вошел.

Звонок Марины застал Бориса врасплох. Он сидел дома у телефона в ожидании другого звонка – из телестудии СПКТ, где он работал оператором в группе программы «Обыкновенные истории». Услышав голос бывшей жены, Борис хотел было в раздражении повесить трубку – если она намерена налаживать отношения, то сейчас не время... Точнее, НИКОГДА не время. Но первые же слова Марины заставили его насторожиться, а когда она передала просьбу дяди Саши, он не знал, что и подумать.

– Подожди, – произнес он растерянно. – А больше дядя Саша ничего не сказал?

– Нет, ничего. По-моему, он... Он очень торопился. Наверное, он сам тебе позвонит.

– Наверное... Слушай, как он выглядел?

Марина ответила не сразу.

– Выглядел... Очень взволнованным.

– С ним все в порядке?

– Кажется, нет. Откуда я знаю! Борис, я не могу с тобой говорить, я киоск бросила. Меня попросили, я передала, все.

– Звони, – машинально попрощался Борис, хотя ее звонков желал меньше всего, и положил трубку.

Вот так история... Ничего не понятно. Срочно ехать на улицу Победы, найти в красной шкатулке дискету с надписью «Эпсон драйвер диск», уничтожить ее... Если так, ясно, что записан там далеко не драйвер, но что значит «уничтожить»? Стереть информацию, отформатировать? Или вытащить из пластмассового футляра, искромсать ножницами, поджарить зажигалкой, а потом спустить в мусоропровод? Ну и дела.

Не связано ли это с работой дяди Саши? Борис не знал точно, где тот служит, об этом дядя никогда не говорил ничего определенного. В какой-то очень и очень секретной организации... Но ведь такие организации обычно применяют методы, мало похожие на звонок племяннику через бывшую супругу. Или... Чего в жизни не происходит, может быть, это просто интрижка. Слабо стыкуется – дядя Саша и сомнительные приключения с женщинами, – но мало ли что. Надо ехать. Если просит дядя Саша, это не шутки.

Борис позвонил в Студию-3 СПКТ, резиденцию группы передачи «Обыкновенные истории». Как он и предполагал, на месте никого не было – там они редко сидят, а ему звонят, если он нужен, с других телефонов. Тогда он позвонил в монтажную студию, Толе Маркову.

– Привет, это Кедров. Слушай, если меня будет разыскивать Ника или кто-нибудь из наших, на сегодня я заболел. Иду в больницу.

– Что такое? Похмельный синдром?

– Вроде того. Извини, старина, некогда.

Спустившись во двор, Борис уселся в свою ободранную, едва живую «шестерку»... И вот теперь он стоял здесь, в прихожей квартиры дяди Саши на улице Победы.

Что-то ему мешало сделать следующий шаг. Явственное ощущение опасности, появившееся сразу же, как только он захлопнул за собой дверь. Опасность присутствовала не здесь, не в квартире, а где-то... Где-то в неопределенном будущем, дорога к которому начала лентой раскатываться отсюда с момента прибытия.

Кедров потряс головой, как облитая водой собака. Чепуха, мистика... Он никогда не был склонен доверять предчувствиям. Они возникали у него регулярно, подобно поездам по расписанию, и ни одно еще не сбылось – ни хорошее, ни плохое.

Он решительно зашагал по ковру гостиной в кабинет. Вот компьютер с плоским серым экраном слепого монитора, а вот и красная шкатулка с дискетами. Кедров открыл ее, перебрал пластмассовые квадратики. Ага, вот она. «Эпсон драйвер диск».

Когда он взял дискету в руки, тревожное ощущение вернулось к нему, точно он прикоснулся к источнику скрытого электрического заряда. На сей раз это была не опасность, а нечто иное... Борис вдруг почувствовал чей-то взгляд, но не взгляд человека, даже через линзы бинокля или телекамеры. Стены дома будто стали стеклянными, и сквозь них на Бориса неотрывно смотрело что-то огромное, неназываемое, холодное, не принадлежащее человеческому миру.

– Чушь собачья, – вслух сказал Борис, пугая громким голосом собственный страх.

Он засунул дискету в карман и вышел из квартиры.

8

Борис вернулся домой и сразу позвонил Маркову. Как выяснилось, по работе его никто не разыскивал – значит, ничего срочного. Тогда Борис присел к столу, где стоял компьютер, выложил перед собой дискету и уставился на нее.

Дядя Саша просил ее уничтожить... Странно. Если он не хотел, чтобы дискета оставалась в его квартире, логичнее было бы попросить Бориса забрать ее и сохранить до тех пор, пока дядя Саша за ней не зайдет. Но уничтожить? Гм... Если там нет ничего важного, тогда к чему весь сыр-бор, если она важна – зачем уничтожать? Непонятно. Может, Маринка что-то напутала?

Мироздание не развалится, если Борис просмотрит содержимое дискеты. Тогда он, возможно, хоть что-то поймет, и дядя Саша скажет ему спасибо, если дискета будет сохранена.

Это была отговорка для успокоения совести – на самом деле Бориса грызло любопытство. Марина ничего не могла напутать, она точно передала просьбу... Но что же там, на этой таинственной дискете?

Борис включил компьютер и вложил дискету в дисковод. Там значился один-единственный небольшой текстовый файл, помеченный литерой Z. При попытке открыть его компьютер потребовал ввести пароль.

Приехали, расстроенно вздохнул Борис. Впрочем, стоп, все ли потеряно?

Он вспомнил, как полгода назад в составе группы программы «Обыкновенные истории» снимал передачу о разоблаченном военном преступнике. История не такая уж обыкновенная, но Ника – автор и редактор программы – придумала это название от противного, с долей лукавства. Настоящих обыкновенных историй она не любила вообще и всегда выискивала что-то задиристое. Обыкновенные истории, объясняла она, это часть жизни, то, что в ней происходит, и если произошло – значит, уже как бы обыкновенно, пусть и представляется необычным, а порой и сенсационным.