Боб Шоу - Деревянные космолеты Страница 61

Бериза закинула за спину мушкет и подступила к Толлеру вплотную. В один миг он схватил ее за талию, оторвал от платформы и помог встать на плечи. Ей не хватило роста, чтобы дотянуться до края люка, и несколько секунд она угрожающе раскачивалась, пока Сондевира и Бартан не схватили ее за руки и не подняли на корабль. За это время Врэйкер успел скрыться во рву, чтобы разделить могилу с Завотлом, а над ближайшим краем платформы поднялись четыре лысые головы. Помогая себе мечами, дальнемирцы карабкались по камням; на той стороне рва было уже яблоку негде упасть, казалось, по всему склону кишат коричневые насекомые.

Толлер заглянул в таинственное чрево космолета, казавшегося теперь столь же далеким, как звезды, на которых он надеялся побывать, и миновала вечность, прежде чем он увидел спущенный из люка кожаный пояс с петлей на конце.

Двое туземцев, более проворные, чем их товарищи, уже забрались на платформу и припустили к кораблю с мечами в руках.

Толлер прикинул, что времени ему остается лишь на один прыжок. «Быстрее, Толлер, быстрее!» – подхлестнула его мысль Сондевиры. Он присел и напрягся, слыша шлепанье босых ног и сопение, затем прыгнул и ухватился правой рукой за пояс. Но рывок был столь силен, что все трое его товарищей не удержались за свои опоры; Бериза наполовину выскользнула из люка и упала бы, если бы не выпустила пояс в последний момент – в тот самый момент, когда и Толлер разжал пальцы.

Его ступни еще не ударились о камень, а меч был уже наполовину обнажен. Но этого все-таки мало для столь невыгодной позиции – между двумя вооруженными противниками. Вылет клинка из ножен перешел в удар, отразивший меч переднего дальнемирца; при этом Толлер отскочил в сторону, уклоняясь от атаки сзади.

Ему бы это удалось, если бы он успел восстановить равновесие после прыжка сверху. Он опоздал лишь на долю секунды, но в горячке рукопашного боя она обернулась веком. Толлер крякнул от боли, когда в спину чуть выше поясницы ужалила дальнемирская сталь, и развернулся на каблуках; со свистом описав горизонтальный полукруг, меч обрушился сбоку на шею врага и почти напрочь снес голову. Туземец упал как подкошенный, из страшной раны забила алая кровь.

Толлер снова повернулся, надеясь таким же ударом достать и второго, но коренастый воин успел отступить – видимо, сообразил, что промедление ему на руку, еще несколько ударов сердца, и его сородичи окружат пришельца. Сквозь складки жира прорезалась торжествующая ухмылка, но ликование уступило место оторопелой гримасе, когда макушку пробила выпущенная Беризой пуля. Он как стоял, так и сел, пустив кверху багряный фонтанчик.

– Толлер, хватайся за мушкет! – закричал из люка Бартан. – Еще не поздно!

Но Толлер знал: поздно! Дальнемирцы почти рядом, он не успеет дотянуться до мушкета, как получит дюжину ран, если не больше. Что ж, значит, не судьба… Отчего-то не хотелось, чтобы товарищи видели, как его будут убивать. Он скрылся с их глаз, отступил к центру нижней полусферы корабля.

Рана на спине почти не болела, но вот ноги не слушались. Как только волосы на макушке задели металлическое подбрюшье, он остановился, в последний раз принять боевую стойку, чтобы дорого продать свою жизнь… Ноги отказали, и он рухнул под дружным натиском врагов.

«Сондевира! – воззвал он, когда мокрые тела загородили свет, а удары стали попадать в цель. – Сондевира, не давай этим карликам радоваться… Уводи корабль… ради меня… пожалуйста!»

«Толлер, мы тебя любим! – прозвучало у него в мозгу. – Прощай!»

И вдруг, за секунду до того, как его тело было изрублено на атомы в схватке естественной и искусственной геометрий, Толлер Маракайн последний раз в жизни испытал торжество.

Ибо понял: ему совсем не хочется умирать.

И это открытие дарило радость.

Что лучше для человека: жить, когда он предпочитает умереть, или умереть, когда ему страстно хочется жить? Ответ был предельно ясен.

И еще одна мысль подарила ему утешение, когда вокруг смыкалась кромешная мгла. Никто не осмелится назвать заурядной такую кончи…

Глава 19

Удаляясь от корабля, Бартан и Бериза непрестанно оглядывались. Когда они отошли фарлонга на два, он исчез. Только что на гребне низкого холма нахохлившейся птицей маячил тусклый серый шар, и вдруг на его месте – множество шаров, они сияют, расширяются, сжимаются и проникают друг в друга; даже солнце утреннего дня меркнет в их яростных лучах. Космолет взмыл в зенит, разогнался, и на миг Бартан увидел знакомую четырехконечную звезду. С каждого острия летели брызги радужного света, а в ее середке мельтешили разноцветные крапинки; но не успел Бартан приглядеться к ним, как прекрасная звезда поблекла на фоне огромного диска Мира, а потом и вовсе сгинула в бескрайней синеве.

От этого зрелища сумятица чувств превратилась в бурю; в душевной муке утонула боль раны на плече. И часа не минуло с той кровавой схватки на планете вечных дождей, когда на его глазах один за другим погибали друзья: Завотл, Врэйкер и, наконец, Толлер Маракайн. Почему-то даже за мгновение до того, как Толлер рухнул под мечами дальнемирцев, Бартану не верилось, что этот исполин умрет. Он всегда казался бессмертным и непобедимым, словно для того и был рожден, чтобы идти сквозь бесконечную череду войн. Лишь в тот миг, когда Толлер попросил Сондевиру взять его в пустыню бесконечности, Бартану открылась опаляющая сердце правда: этот человек – не просто гладиатор. Но теперь уже не узнать, кем он был на самом деле. Даже не поблагодарить за спасенную жизнь. Слишком поздно.

И если бы только эта потеря… Сдерживая слезы, Бартан был вынужден признать, что жены у него больше нет. Сондевира – тоже великан, исполин разума, и Бартан ей не пара. Сондевира еще не улетела странствовать по галактике – ей понадобится несколько суток, чтобы проводить Типпа Готлона до родной планеты, – но все же она теперь дальше от Бартана, чем самая тусклая звезда. Его путеводная Гола мерцала и таяла, и дорогу судьбы застилал мрак…

– По-моему, дальше идти не стоит, – сказала Бериза. – Может, кто-нибудь согласится подвезти.

Бартан глянул из-под ладони на город, до его окраины было мили две. Перед глазами все еще играли красками шары и звезды, но сквозь них различались тучи пыли, поднятые фургонами и всадниками на извилистой дороге. По близлежащим полям к астронавтам бежали крестьяне – несомненно, они заметили симбонитский корабль.

– Вот и хорошо, что свидетелей много, – сказала Бериза. – А то королю было бы нелегко поверить всему, о чем нам придется докладывать.

– Свидетелей?.. – промямлил Бартан. – А, свидетелей… Бериза вгляделась ему в лицо.

– И вообще тебе идти нельзя. Лучше сядь, я поправлю повязку.

– Ничего со мной не случится. Разве не видишь – у меня еще не кончилось лекарство от всех болезней. – Бартан отвязал от пояса бурдюк и взялся за пробку, но тут на его запястье легла рука спутницы.

– А ведь ты без него можешь обойтись, правда?

– Слушай, какого… – Он замолк, неожиданно для себя увидев в глазах Беризы не раздражение, а заботу. – Ну, вообще-то могу.

– Тогда брось. – Что?

– Давай, Бартан, бросай.

Ему вдруг пришло на ум, что его привычки уже давно никого не заботили. Глубоко вздохнув, он разжал пальцы, и кожаный бурдюк плюхнулся на землю.

– Ладно, все равно он почти пустой, – пробормотал Бартан. – А почему ты улыбаешься?

– Просто так. – На лице Беризы неудержимо расползалась улыбка. – Совершенно без причины.