Евгений Гуляковский - Третий дубль Страница 8

Роман не мог ответить противнику тем же. Его неловкий удар был бы мгновенно замечен. Все, что ему оставалось, – это уйти в глухую защиту. А граница ковра тем временем неумолимо приближалась, и выход за роковую черту означал полное поражение. Еще шаг, еще… Теперь противнику достаточно одного хорошего броска. Вот он пригнулся, чуть отпрянул назад… И в это мгновение прозучал гонг, означавший конец поединка! Судейский компьютер сообщал этим сигналом, что он закончил все расчеты и не нуждается в дополнительной информации для определения победителя.

Клестов то ли не слышал гонга, то ли просто пе сумел удержаться и прыгнул уже после сигнала. Роман не расслабился, успел уклониться от удара. Клестов промахнулся в сам вылетел в минусовую зону. В зале раздались смех, аплодисмевты, но все это уже не имело никакого значения…

Табло над головами зрителей мигнуло, на нем погасли все цифры, и вот сейчас, сию минуту должно было появиться имя победителя, имя человека, отправляющегося к звездам. Роман знал, что это будет не его имя, и стоял, побледнев, гордо откинув голову, словно ждал приговора.

Компьютер уже начал печатать на экране первые знаки – дату и серию соревнований, номера документов, когда Райков потянулся к своему терминалу и нажал красную клавишу с надписью: «Дополнительная информация». Компьютер недовольно загудел, однако главное табло замерцало ровным голубым светом. Почти сразу же слева от Райкова вспыхнул терминатор внутренней связи, и над ним в воздухе повисло увеличенное и подсвеченное снизу лицо председателя экзаменационной комиссии.

– Вячеслав Степанович, – произнес председатель недовольным и вместе с тем извиняющимся тоном, – вы же знаете правила. После окончания расчетов в действия компьютера нельзя вмешиваться!

– Конечно, я помню правила, Александр Маркович, – ответил Райков, улыбаясь этому странному, возникшему словно из небытия лицу. – Там сказано, что в действия компьютера запрещено вмешиваться после объявления победителя. Но победитель еще не был объявлен. Я просто ввожу небольшую дополнительную информацию.

Не отключая канала связи, Райков достал из пагрудного кармана белую пластиковую карточку с красной полосой с правой стороны – личный знак руководителя экспедиции, – которой не пользовался еще ни разу. Начертив на ней несколько слов и еще раз улыбнувшись председателю, он не спеша опустил ее в узкую щель на терминаторе.

Несколько секунд компьютер задумчиво гудел, пережевывая новую информацию, и все это время председатель и Райков молча смотрели друг на друга, ожидая, чем закончится этот новый, неожиданно возникший поединок.

Наконец тихо пропел зуммер, щелкнула контакты реле, и на центральном панно зажглись слова: «По просьбе одного из членов судейской коллегии, результат соревнования будет объявлен завтра в восемь часов утра».

– Это неправильно, – тихо сказал председатель. – Я буду жаловаться.

– Это правильно, Александр Маркович. Если бы это было неправильно, компьютер никогда бы со мной не согласился.

«А может, и нет, – тут же подумал Райков. – Может быть, это действительно неправильно, потому что сейчас я поступил, по меньшей мере, странно. Вмешался в судьбу незнакомого мне человека, совершенно не представляя, что из этого получится…»

Но оказалось, что сама возможность вмешаться, переиначить заранее предрешенный результат доставила ему ни с чем не сравнимое удовольствие. Слишком уж не любил он однозначные, легко предсказуемые результаты, слишком сильное чувство протеста вызывали они у него.

Отправив свою личную карточку по невидимым каналам судейского компьютера, Райков словно бросил на чашу весов чьей-то судьбы весомую гирю, понимая с запоздалым сожалением, что за действия такого рода рано или поздно придется расплачиваться. Судьба, как правило, никогда не прощает людям попыток вмешательства в ее слепую волю.

Самое же неприятное заключалось в том, что его поступок был продиктован чувством протеста, внутренними эмоциями, а вовсе не соображениями разума и цепесообразности. Райков не знал даже, подойдет ли кандидатура этого юноши для той роли, которую он предназначал своему стажеру еще там, в кабинете Ридова, когда решил, что ему необходим собственный, независимый наблюдатеель на Гридосе.

Глава 5

Визиофон в подъезде не работал, на вызов никто не ответил. Странно, что эти старые дома вообще еще не рассыпались. В конце концов Райков просто толкнул дверь и вошел в квартиру. Она напоминала древний музей космонавтики. Длинные ряды книг на полках. Шесть томов звездной навигации Криллинга.

Трехтомный труд «Эволюция планет». «Космическая психология». «Философия разума». «Пространство как функции времени» Карла Штатберга, И картины, пейзажи планет, карты звездного неба…

– Я не знал, что это так серьезно, – прошептал Райков. – Я не мог этого знать. Нужно было поговорить с парнем сразу же после поединка. По крайней мере, я в нем не ошибся.

Теперь ему оставалось только ждать. Служба информации сообщила, что личный номер Гравова выключен из сети. Вообще-то это запрещалось, но никто досконально не соблюдал всех правил, установленных Федерацией. «Лишь бы он вернулся, не выкинул какой-нибудь глупости. В его годы не так-то легко смириться с поражением, с потерей такой мечты…»

Райков подошел к рабочему столу Романа. Здесь царил страшный беспорядок. Наброски, эскизы непонятных пейзажей. На стене диаграмма незнакомой ему системы упражнений. Не очень-то она ему помогла в последнем поединке. По-прежнему неясно, как ему удалось добраться до финала, хотя что же тут удивительного? Райков снова прошелся взглядом по полкам с книгами. Парень, кажется, готовился не один год, готовился даже слишком серьезно. Вот почему он попал в финал и вот почему может не вернуться сюда, к старым проблемам, к старым воспоминаниям. Он может раз и навсегда круто изменить свою жизнь, и тогда Райков его не увидит. Он никогда не узнает о том, что произошло. Что победа, которой он так жаждал, все-таки состоялась.

В конце концов Райков пододвинул кресло к полке с книгами, поудобней вытянул ноги и погрузился в глубокую задумчивость. Время, проведенное в этой комнате, уже не казалось ему потерянным напрасно. Даже если он не дождется прихода хозяина.

Роман шел по вечерней пустынной улице. Ему казалось, что улица текла сквозь него, как река. Исчезло за поворотом здание комиссии космофлота. Один за другим плыли навстречу кварталы старого города. Скоро должен был показаться парк, за оградой которого он недавно простился с учителем. Неужели это событие произошло сегодня? Таким далеким оно кавалось ему сейчас. Дальше, за парком, оставался единственный поворот, ведущий в прошлое.

Минут пять Роман стоял веподвижно, облокотившись на ограду. Мысли свободно текли сквозь его открытый глухому отчаянию разум. Что же все-таки делать? Не так уж трудно решить. В городе нет ни единого человека, которого он обязан был бы поставить в известность о своем решении. Нет ни единой вещи, которой он дорожил бы настолько, чтобы ее следовало взять с собой. Разве что дневник наблюдений, который он вел по настоянию учителя с тех пор, как всерьез стал заниматься системой КЖИ. Старые книги необходимо вернуть в музейное хранилище. Иначе робот-уборщик сочтет их за мусор, хлам и, возможно, будет не так уж не прав.

Было что-то еще. Желание увидеть старую мебель, вещи, раскиданные по комнате. Кресло, придвинутое к полке с книгами… Почему именно кресло? Он не знал. Ну хорошо, а потом? Потом ноги сами принесут его в Космопорт. Так уже бывало. Вербовщики всегда рады новому поселенцу. Даже документы в таких случаях не требуются. Он может назваться чужим именем и попытаться забыть собственное. Этого он еще не делал. Начать жизнь сначала… Не поздновато ли? А что ему остается? Он пожал плечами и двинулся дальше.

Ноги медлили, и шаги растягивались, уничтожая ставшее вдруг ненавистным время, которое некуда деть.

Скрипнула входная дверь. И сразу же за ней, – в кругу света от настенного плафона, он увидел сидящего в кресле человека. Почему-то он не удивился, только сердце забилось тревожными неровными рывками, словно оно одно и знало, кто этот гость и зачем он здесь.

– Что вы делаете в моей квартире?

Роман узнал сидящего человека. Его не раз за последние две недели показывали по информационной сети, и не раз ночами он мысленно беседовал с ним, пытаясь убедить в невозможном. Бросал ему горькие упреки, задавал вопросы, всегда остававшиеся без ответа. Теперь ответы могут быть получены…

Но ничего, кроме первой глупейшей фразы, он не смог произнести. Подошел к стулу, сел и ждал теперь молча, как и положено ждать приговора судьбы.

– Узнал? Вижу, что узнал…

Хотя времени для подготовки к этому разговору у Райкова было достаточно, он вдруг понял, что все оказалось не так, как он предполагал вначале. Серьезнее и значительнее.