Поль Монтер - Джулиан

Джулиан

Поль Монтер

«Крепись сердцем, читающий строки сии

И ты узнаешь, что зло уже близко.

И каждый, не ставший у него на пути, достоин порицания.

А знаком тому злу будет небесное светило,

Что озарит ночь двойным светом,

И заблудшая душа станет поводырем его,

И поможет восстать тому, чей удел – быть под землей навечно.

И наполнится обитель его всякой мерзостью,

Развращая души людские и ведя их к поруганию всего чистого,

Ибо имя отца его проклято навеки.

И станет власть его великим грехом,

И откроет врата преисподней,

И только впустивший сие зло сможет ввергнуть его во тьму.»

Отец Поль – Франсуа Дежарден.

Редактор Саша Николас Коэн

© Поль Монтер, 2017

ISBN 978-5-4483-7902-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Пролог

– Господин кюре, уж слишком вы засиделись за книгами! – Воскликнула пожилая служанка. – Пора ужинать. К тому же холод в пристройке так и пробирает до костей, не лучше ли устроиться в гостиной? Там натоплено и светло, а вы дрожите от сырости, того и гляди, схватите насморк.

– Благодарю за заботу, Анн – Мари, вы очень добры. – Не повернув головы, пробормотал Отец Гюстав. – Но мне бы хотелось закончить с записями, что так старательно вел мой предшественник.

– Ваша правда, господин кюре! – Энергично закивала головой женщина. – Уж как он сидел над книгами – жалость и поглядеть. За этим благочестивым занятием и прибрал Господь несчастного!

Отец Гюстав ничего не ответил, вновь погрузившись в чтение исписанных мелкими аккуратными буквами листков бумаги. Служанка неодобрительно вздохнула и направилась прочь, как вдруг вскрик священника заставил ее замереть от неожиданности. Святой отец обхватил голову руками и, вскочив, заметался по узенькой пристройке, поминутно осеняя себя крестом.

– Пресвятая Дева! Господин кюре, что с вами?

– О, Господь милосердный! Святые покровители! Этого не может быть! Не допусти сего зла, Отец наш небесный! – Выкрикивал священник, не обращая внимания на испуганную Анн – Мари, что стояла, открыв рот.

Гюстав подносил к глазам листочки старой бумаги и тотчас вновь вскрикивал, крестился и призывал на помощь всех святых. Бедная служанка также осеняла себя крестом, не в силах понять, что произошло – уж не повредился ли умом несчастный кюре?

Внезапно священник подбежал к женщине и, глядя на нее горящими, словно пламя, глазами, осипшим от волнения голосом произнес:

– Прикажите немедля оседлать лошадь, я возьму маленькую повозку, что стоит на заднем дворе.

– Господин Гюстав! День клонится к закату, куда вы собрались под вечер?

– Мне срочно надо передать эти бумаги настоятелю монастыря францисканцев, Анн – Мари! Надеюсь, он сможет предотвратить страшную беду!

– Святой отец, а не может ли дело подождать до утра? Ночи еще прохладные, да и день вот – вот сменится ночью. Мало ли какая беда может приключиться с одиноким путником в темноте.

– Беда?! – Воскликнул священник, бросив на испуганную женщину взгляд безумного. – Если я не успею предупредить настоятеля, то на наши головы обрушится такое горе, что…

– О чем вы говорите, господин кюре? – Побледнев и вновь осенив себя крестом, спросила женщина.

– Нет! Не спрашивайте, я все равно не скажу! – Упрямо сжав губы, пробормотал кюре. —

Но поверьте на слово, нас постигнет такая беда, что не попытаться избежать ее станет преступлением!

Анн – Мари опрометью бросилась исполнять приказание и долго еще глядела вслед удаляющейся повозке, молясь о благополучном пути Святого отца. О чем же так не хотел поведать господин Гюстав? Что так напугало несчастного? Пожалуй, она и сама не сомкнет глаз в эту ночь, дожидаясь его возвращения.

Священник нахлестывал лошадь, дробный стук копыт гулко разносился по давно опустевшей дороге. Беднягу кюре била дрожь, пот струился по его круглому лицу, пересохшие губы шептали молитву. Он непременно должен передать записи в монастырь, и чем скорее, тем лучше. В голове, словно колокол, гудела фраза: «…на раздвоенной луне… на раздвоенной луне…».

Экое горе, что он не прочел этих бумаг сразу, а разбирал приходские книги больше полугода! Нет ли козней дьявола в том, что, заступив на место, он совсем обошел вниманием записи? Сколько раз он заходил в пристройку, а важная рукопись попалась на глаза только сейчас, когда время уже на исходе! Быстрее, быстрее, до Ньора1 всего часа три пути, может, он успеет до ночи.

Внезапно вокруг потемнело, и резкий раскат грома прокатился по округе; сверкнувшая молния испугала лошадь, и прежде послушное животное ринулось с дороги прямо к лесу. Ни крики, ни натянутые поводья не могли остановить несчастную кобылу, она, словно безумная, заметалась среди деревьев. Повозка подпрыгивала на каждой кочке, того и гляди, колеса слетят со своих осей. Бедный кюре что есть силы вцепился в края экипажа в надежде, что лошадь устанет от бешеной гонки и успокоится. Но новый раскат грома словно прибавил ей сил, на беду, перед ней оказался ствол поваленного дерева, кобыла рванулась вперед и, словно на крыльях, перемахнула преграду, а повозка со страшным треском разлетелась на куски. Отец Гюстав кубарем покатился по земле, вскрикивая от боли.

Очнувшись, несчастный священник попытался подняться на ноги, но сил у него нашлось только на то, чтобы встать на колени, опершись руками о землю. Он машинально нащупал за пазухой свернутые листы рукописи и напряженно вгляделся во тьму. Мрак почти рассеялся, перелесок, где оказался несчастный путник, озарился скудным лунным светом. Вдали смутно проступали очертания давно заброшенного особняка. Гроза стихала, покидая лес и неся глухие раскаты в сторону города. Ни капли дождя не проронили черные тяжелые тучи. Отец Гюстав поднял голову к небу и сложил руки для молитвы. Но нужные слова так и застыли на губах бедняги – мертвенно – бледный диск луны словно сошел со своего места и рядом возник еще один.

– Силы небесные! Нет! Только не это! Неужели я опоздал, Пресвятая Дева?

Кюре, с трудом поднявшись, вновь рухнул на колени, и слезы градом покатились из его глаз, обжигая веки невыносимой горечью. Внезапно возле священника послышалось злобное рычание. Отец Гюстав замер, он не смог даже вскрикнуть – страшное видение совсем лишило его дара речи. В двух шагах перед ним стоял огромный волк угольно – черного цвета. В желтых глазах хищника плескалась жажда крови, шерсть на хребте поднялась дыбом.

– Прими душу мою, Господи! – Онемевшими губами прошептал кюре, но осенить себя крестом он уже не успел.

Поутру двое дровосеков наткнулись на разбитую повозку, а пройдя чуть поодаль, с ужасом увидели растерзанное тело.

– Господь милосердный! Деллон, взгляни – ка, обрывки ткани похожи на облачение Святого отца!

– Ах, Святая Урсула! Ты прав, видно, погибший служил Богу. Как его занесло в эту глушь?

– Как бы там ни было, негоже оставить несчастного без положенного погребения, пусть Святые отцы позаботятся сделать все как положено.

Дровосеки, сокрушаясь и шепча молитву, кое – как погрузили в телегу останки несчастного и направились в ближайший монастырь.

Джулиан

Городок Куа Тронкиль2 расположился в двух лье3 от Ньора, в провинции Пуату4. Со всеми своими предместьями и малочисленными деревушками он вполне оправдывал свое название. Более мирного места и отыскать трудно. Дворянские семьи, которые можно было пересчитать по пальцам, очень гордились, что им посчастливилось не принимать чью – то сторону во время фронды5 и стало быть, это никак не затронуло их размеренной жизни и хороших отношений друг с другом. Провинциальная тишина дарила чудесную возможность вести весьма приятную жизнь, наслаждаясь своим знатным титулом и богатством, без всякой опаски лишиться всего из – за глупых убеждений. Малочисленные отпрыски важных сеньоров, напротив, вечно кривились от невыносимой скуки. Что за тоска, жить в городишке, где ровным счетом ничего не происходит? Приходится самим искать развлечения, раз уж их удел – по воле родителей торчать в эдаком унылом месте.

Видно, цену размеренной жизни узнают лишь с годами, да и то лишь те, на чью долю выпало хотя бы одно стоящее событие. Даже в этом мирном уголке такое событие произошло, но оно случилось больше двадцати лет назад и усилиями служителей церкви не получило широкой огласки. Конечно, в каждом особняке и нищей лачуге нашлись бы очевидцы событий, но одно дело слушать рассказы, которые обрастали вымыслом, как снежный ком, а другое – стать свидетелем происходящего. Так что, единственное достойное внимания событие, что случилось еще до их рождения, знатная молодежь городка воспринимала, как истории кормилиц и нянь, что нашептывают малышам перед сном. А стало быть, избалованным и одуревшим от скуки молодым господам приходилось самим придумывать занятия, бодрящие кровь, право же, иначе она и вовсе превратится в болотную жижу.