Надежда Черпинская - Единственное желание. Книга первая

Единственное желание

Книга первая

Надежда Черпинская

© Надежда Черпинская, 2017

ISBN 978-5-4485-6641-7

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

  Когда придёт тьма и тишина…  Исчезнут миры и времена.  Угаснет звёзд свет на тысячу лет.  Я вдруг осознаю: меня больше нет.  Но в утро моей казни,  Ты будешь со мной, мой прекрасный!  И эти твои глаза  Разрушат все козни зла.  Так было уже не раз:  Беда настигала нас!  Но смерть – это только миг  В сплетении судеб людских.  Ты помнишь, как в жизни былой  Нас ветер венчал с тобой.  Сплетались в узор дороги,  Шагали усталые ноги.  Я знаю, ты помнишь те города, Те земли, куда заводила Судьба.  Скользнув, как туман,  Сквозь веков пелену,  Мы столько изведали странных миров;  А сколько познали мы чудных вещей:  От римских сандалий до кельтских мечей;  И сколько сыграли за вечность ролей:  От швали последней до грозных князей.  Так было всегда и всегда будет так!  Как факел ты путь мой во тьме освещал,  Меня ты манил, как маяк мотылька…  Покоя не зная, ищу я тебя!  Хоть знаю, скрестятся пути, как клинки,  В час тёмной печали и зимней пурги.  В час близкой кончины отыщется след,  Как знак в поднебесье зажжётся твой свет.  И вновь будет гибель, и тьма с тишиной…  Не знаю, палач иль спаситель ты мой?  Но в памяти, в памяти свет негасим,  И двух неразлучных союз нерушим. Ты – память, ты – память моя, навсегда!  Я в душу свою впитала тебя.  И в каждую каплю жизни моей  Тебя я вплетаю, как солнечный свет.  Мой странник, бродяга,  Мы – воины с тобой  На вечной дороге, ведущей домой,  Сквозь бой, сквозь войну,  Через мрак и туман…  Но верю, наступит для нас тишина!  Ты – память моя, ты – мой свет,  Ты – звезда!  Поверь, не пугает меня тишина!  И кто нам сказал, кто придумал такое,  Что время, увы, не подвластно героям?!   Лишь то есть на свете, что свято сейчас…  И если мы верим, то вечность для нас!  И вот на закате последнего дня,  Я алый рассвет разожгу для тебя…  Завертится вновь Колесо Бытия,  Легенда воскреснет, начнётся с нуля,  И то будет утро нового дня…1

Воронов утёс

 В жизни моей сон и явьТак тесно переплелись…Упрям сын погибели —Он тянет меня вниз.Но светлый ангел надеждыНесёт меня в облака.Я знаю: судьба мояНе будет легка,Не будет путь убран розами,Лишь тернии впереди;Судьбой мне уготованоДорогой длинной идти…А где финал,И в чём цель пути —То ведает только Бог!И я молюсь, чтоб Он силы мне дал,Чтоб Он мне в пути помог.Сжимается сердце моё в груди,Предчувствуя расставание;Я скоро покину отчий дом…Любимые, до свидания!2

Скалы

Убежать бы из города прочь

В бесконечную звёздную ночь…

Позабыть про дела и заботы,

Те, что важными были всегда;

И, попав под порывы ветра,

Распахнуть белых два крыла,

И взлететь, в облаках купаясь,

Прямо к солнцу без лишних слов!

Оглядеть паутину улиц,

Лабиринт бетонных домов,

Позабыть суматоху города

И избавиться от оков.

Прочь откинув тоску и сомнения,

Средь лесов ты отыщешь спасение!

Вдалеке от людей, невезения

Обретёшь, наконец, ты забвение

И поймёшь в первозданной тиши:

Ничего нет на свете прекраснее

Одиночества и тишины!3

А начиналось всё очень мило…

Золотые лучики солнца ещё не успели согреть остывший за ночь воздух, и он был полон сырой утренней прохлады, зябкой и липкой, как паутина. От этой туманной промозглости хотелось забраться в тёплую норку одеяла, ещё пахнущего байковой негой сна. Но восходящее светило уже яростно заявляло свои права на новый день. Отражаясь в пыльных стёклах автобуса, солнце слепило глаза и заставляло жмуриться, одновременно навевая сонную дремоту и, в то же время, наполняя сердце ощущением бодрости, радости и предчувствия чего-то нового.

Пользуясь тем, что пассажиров в утренней маршрутке, спешащей на окраину города, было раз, два и обчёлся, водитель включил радио на всю катушку. И теперь салон автобуса оглашали доносящиеся из хриплого динамика громкие возгласы Мадонны, воспевавшей мисс «American pie».

– Лай, лай, Американ пай! – вяло подвывал суперзвезде невыспавшийся кондуктор, пристукивая ногой в такт заводной песенке.

Это был пожилой мужчина, загоревший до противоестественной черноты, неопрятный, обутый в драные кроссовки, заляпанные тёмными пятнами машинного масла.

Кондуктор обвёл салон хмурым взглядом. Видно было, что ему не хочется подниматься с насиженного места, а плату, тем не менее, следовало собрать.

– Конечная! – громогласно объявил он на весь автобус, очевидно в надежде, что пассажиры сами пошевелятся и оплатят проезд.

Светловолосая девушка, дремавшая на плече своей подруги, резко проснулась от этого окрика и испуганно вскинула голову.

– Что, выходим? – спросила разбуженная девица, которую звали Олесей.

– Ну, если ты умудришься уехать дальше конечной, то можешь не выходить! – усмехнулась её спутница.

– Не язви! – упрекнула её блондинка, протирая глаза и сладко зевая. – Уснула я просто! Не заметила, как доехали.

Автобус резко дёрнулся, затормозил и, любезно распахнув двери, вытряхнул остатки пассажиров на пыльную обочину. Немногочисленный народ торопливо разбредался по улочкам близлежащей деревушки. Под их ногами шелестела мокрая от ночного дождя галька, которой были засыпаны все тропинки, бегущие от шоссе к деревеньке Павловке. На остановке остались стоять только две девушки, одетые по-спортивному: «кроссы», ветровки, джинсы. Они деловито поправили за спиной небольшие походные рюкзачки и огляделись.

В низине, по правую сторону дороги, окутанная утренним туманом, белым как молоко, лежала деревня Павловка. Небольшая и ничем не примечательная. Обычные, вросшие в землю, избы смотрят в утреннее небо голубоглазыми квадратиками окон (и почему во всех деревнях и сёлах красят ставни в голубой цвет?). Уже частично убранные августовские огороды растягиваются, сбегая по небольшому холму, до самой реки Георгиевки.

К концу лета тонкая её ленточка была едва различима в кустах ивы и черёмухи. Заболоченная и поросшая травой, она скорее напоминала стоячее болото, столь медленно и лениво перекатывала она свои воды.

На берегу красовалась старенькая деревенская церквушка, уцелевшая ещё с дореволюционных времён и благополучно пережившая времена «советского террора». Недавно её подкрасили и подновили, и теперь медноголовые купола костром горели в свете выползавшего на небо утреннего светила. Церковь носила имя Святого Георгия, и, видимо, в честь этого прихода сонная речушка, временами склонная превращаться в болото, и получила своё название. Впрочем, вполне возможно, что было всё как раз наоборот, и церковь получила своего небесного покровителя в соответствии с названием реки.

– О чём задумалась, Настёнок? – окликнула Олеся свою подружку. – Долго ещё стоять будем?

Вторая девушка тряхнула рыжей головой:

– Да так, странные иногда мысли в голову приходят… Думала вот, что вперёд было – курица или яйцо.

– Чего? – не поняла блондинка.

– Церковь эта – Святого Георгия, и река – Георгиевка. Интересно, что вперёд появилось, что чему имя дало… – объяснила рыжеволосая.

– Мне неинтересно! – заверила Олеся. – Чудная ты, Настя! Какое тебе дело до этого? Всё это – пыль веков и предания старины глубокой. Пойдём, пока ещё не жарко! Путь-то неблизкий. Святогорье – это ведь туда? – спросила блондинка, кивая в сторону, противоположную деревне.