Елизавета Дворецкая - Тайна древлянской княгини Страница 10

И Предслава даже слегка улыбнулась, услышав такое величание своего загадочного потустороннего гостя. Тем более что Воята выразился еще жестче и тем словно дал ей понять, что трепетать в благоговейном страхе тут не обязательно.

Предслава устроилась на лежанке, Весняна возле нее, а Рулав – на лавке, где обычно спала молодая челядинка. Воята сел на пол возле лежанки, прислоняясь к ней спиной. Из гридницы он велел принести свой топор и держал под рукой. Возбуждение от полуночных ужасов уже схлынуло, усталость брала свое. Как только все разговоры стихли, его веки сами собой опустились, сознание поплыло… В темноте висели огненные пятна, постепенно складываясь в цепочку; она протянулась где-то вдали, будто череда костров, обложившая виднокрай… или последняя полоска заката над самой землей… Или река, где вместо воды течет багровое пламя… И темнота – не просто пустота, это нечто живое… Огромный черный змей ползет, течет, медленно извиваясь, среди серых, будто пеплом посыпанных берегов, и каждый изгиб исполинского тела дышит мощью, равной мощи движения самого времени, которое не остановить никакими усилиями, никакой ворожбой…

Воята вздрогнул и очнулся, безотчетно сжав в ладони рукоять топора еще до того, как открыл глаза.

А открыв их, увидел прямо перед собой незнакомого мужчину.

Привычка воина будто подбросила его; в мгновение ока Воята вскочил, держа топор и равно готовый как к нападению, так и к защите. Сразу было ясно, что явился тот самый гость из тьмы, о котором рассказывала Предслава. Ночной пришелец имел вид молодого, лет двадцати пяти, мужчины, такого же роста, как сам Воята, – чуть выше среднего, но сложением несколько плотнее и шире, с округлым лицом, кудрявой русой бородкой и шапкой таких же волос, с правильными, довольно красивыми чертами лица, но чрезвычайно сумрачным выражением. Взгляд его горящих глаз был прикован к лежащей женщине с таким жадным напряжением, будто одним этим взглядом он стремился выпить из нее жизнь.

Предслава приподнялась на лежанке, сжимая в ладони мешочек с солонокресом и едва не плача от отчаяния: насколько же силен этот дух, если ничто – ни присутствие людей, ни свет, ни острая сталь, ни волшебные травы-обереги – не может защитить от его вторжения! Вскочив, Воята встал между гостем и Предславой, и ей сразу стало легче: дрожь унялась, мысли прояснились.

– Это что еще за уд березовый? – услышала она возмущенный, хриплый после дремы голос Вояты. – Чего приперся? Или тебя сюда звали?

– Звали, – ответил пришелец. Предслава снова вздрогнула: теперь он говорил низким, гулким голосом, совершенно не похожим на голос ее покойного мужа. – Она звала меня. я пришел. Она задавала мне вопросы – я отвечу на них.

Осторожно, стараясь не терять нечисть из поля зрения, Воята покосился на Предславу. Она села и сделала ему знак: отойди. За спиной троюродного брата ей было гораздо спокойнее и теплее, но дух выразил готовность отвечать, и от разговора нельзя уклоняться! Ведь этого она добивалась, когда вышла под свет полной луны с человечьим черепом в озябших руках!

Рулав, разбуженный голосами, сел на лежанке; проснулись и челядинки, но, едва бросив взгляд на мертвеца, охнули и зарылись в подушки и одеяла.

– Да, я звала тебя, – стараясь говорить твердо, что в присутствии Вояты получалось легче, ответила Предслава. Она сама дивилась, настолько укрепило ее дух сознание того, что она не одна. – И я задавала вопросы. Ты готов отвечать на них?

– Я отвечу тебе. Ты звала меня силой Мариной Чаши. Пришел срок тебе узнать больше, чем ты знала.

– Кто ты и из какого мира? – задала она первый положенный при подобных встречах вопрос.

– Я – из Закрадного мира. Я – страж Забыть-реки. Зови меня Князь-Уж.

Предславу наполнили противоположные чувства: и облегчение – это не Володыня, ее муж благополучно ушел к предкам! – и ужас: ведь тот, кто явился ей, был гораздо хуже, чем любой самый злобный мертвец. На реке Великой, где выросла она, или в Ладоге, где росла ее мать, стражем Забыть-реки считали Ящера, воплощение и дух Волхова, Ильмерь-озера, Чудского озера и прочих северных вод. Перебравшись жить в Деревлянь, она узнала, что здесь это божество носит имя Князь-Уж и что река Ужа, на которой стоит Коростень, считается и земным воплощением его, и телом, и местом обитания – как в Ладоге Волхов.

Мельком глянув на Вояту, она удивилась решительному выражению его лица: он совсем не испугался, ни капли, а ведь не мог не знать, кто такой Зверь Забыть-реки! Перед ним стояло божество, наиболее почитаемое в их родных северных местах, но тем не менее всем видом Воята выражал готовность броситься на врага, будто перед ним обычный человек.

На самом деле он все понял – даже больше, чем Предслава. С детства он столько слышал, в основном от деда, волхва Святобора, о хранителе границы между Явью и Навью, что теперь Зверь Забыть-реки казался ему почти знакомым. Но ведь и Воята происходил из правнуков знаменитой Радогневы Любшанки, той, что заново дала начало почти истребленному русью роду ладожских Любошичей – старшего рода словен на Волхове, того, что первым утвердил договор с богами этой суровой земли. Из дев-Любшанок в течение веков выбиралась Дева Альдога – богиня Леля на земле и невеста Волхова. И многие из них в дни больших бедствий, войн, неурожаев, наводнений ушли к своему темному жениху в его подводные палаты. А их братья из поколения в поколение знали, что, возможно, придет день, и самое дорогое существо, юную деву своего рода, придется в свадебном венке поставить на белую доску на воде – порог Нижнего мира, куда она ступит одна. Сколько из них исходили бессильной яростью, желая схватиться с Ящером за свою сестру – но было нельзя, ибо уговор надо выполнять. Все дети в Ладоге знали немало таких сказов, а потомки Любошичей – и подавно, ведь это были предания их собственного рода. И теперь, когда тот же самый Ящер, под другим именем в чужой земле, явился за сестрой Вояты – сына Святодары, внука Гневорады, правнука Радогневы – в нем словно проснулись все те десятки братьев, не имевших права биться за сестру. А он – имел, потому что Зверь Забыть-реки жаждал завладеть ею безо всякого уговора. Значит, правда была за Воятой, и сам Лад Всемирья стоял на его стороне. При виде этих мрачных глаз и темной тени на якобы человеческом лице в нем поднялась волна ярости и жгучей, долго сдерживаемой ненависти – такая мощная, что зубы свело. В нем одном она не помещалась; казалось, эти чувства давно копились где-то снаружи, а теперь устремились в его душу, будто в распахнутые двери. Воята увидел врага, ненависть к которому была гораздо старше, чем двадцать два года его жизни, и начисто смыла его собственный, личный страх, как ливень – каплю росы с листа.

– З-зачем ты пришел ко мне? – пробормотала Предслава, движением руки делая Вояте знак не вмешиваться. Отвага брата придала ей сил, и теперь она была полна решимости выяснить, ради чего Зверь Забыть-реки мучает ее!

– Затем, что ты принадлежишь мне. Ты была обещана мне семнадцать лет назад.

– Что?

– Тебя выбрала себе на смену та, что прежде служила мне.

– Незвана? – Предслава вспомнила лицо колдуньи, которое увидела в лунном черепе.

– Да. Она служила мне и наполнялась моей силой. Она обещала отдать мне твою мать, но та ускользнула. Она обещала выучить тебя и сделать своей преемницей, чтобы ты тоже служила мне. Но она умерла, не успев выполнить обещание. я сам пришел за тем, что принадлежит мне.

– Она не принадлежит тебе! – Возмущенный Воята не мог больше молчать. – Незвана не владела ею и ее матерью и не имела права ими распоряжаться! Княгиня Дивляна – Огнедева, она служит светлым небесным богам, и тебе ее не достать!

– Огнедева – моя невеста. – По мрачному лицу духа впервые скользнула по-змеиному быстрая улыбка. – Испокон веков Огнедев отдают мне.

– Только род имеет право ее отдать!

– Она вошла в род деревлянских князей, и теперь ее род – здесь.

– Деревлянские князья не отдавали ее тебе. Незвана не принадлежала к нему. Это допустимо только с согласия рода и только в дни бедствий великих. И только если Волхов семь дней будет идти назад.

– Я захочу – и Ужа пойдет назад. И будет подниматься, пока не затопит Коростень и все кручи окрест, смоет все живое, так что и следа не останется. Ты обещана мне. Будь моей. – Темные глаза смотрели на Предславу с выражением призыва, в них горела какая-то вкрадчивая страсть, неявное обещание невыразимого блаженства. – я дам тебе такую силу, о какой не могла и мечтать та, прежняя. Ты происходишь от двух княжеских родов, в тебе самая древняя кровь, кровь первых невест Волхова, что течет с неба в бездну, в ней заключена великая сила. Войди в мои воды, и никто из живых, да и мало кто из неживых сможет сравниться с тобой. Ты родишь сына, который удержит для вас Деревлянь и завладеет всей Русской землей. Богами и судьбой ему предназначено стать превыше всех, и ветви рода его протянутся во все стороны, осеняя белый свет. Он станет велик, будто солнце, и так же могуч… Ты будешь его матерью, и слава о тебе останется в веках, пока стоит Всемирье…