Александр Прозоров - Воин мрака Страница 10

Порчи ведун особо не боялся – скинуть ее, а то и обратно отвести, для него труда не составляло. Однако в плаще, как понял Олег, ему черту не перейти. Он среди теней сам на духа походить начал.

Снять подарок Карачуна и пересечь границу?

Перейти-то он перейдет. Но тогда о его появлении в святилище наверняка узнают – ведун при том и откроется, и сигнал подаст, чары разрушая. «Серой мышкой, гибкой змеей» прокрасться дальше уже не получится. Выходит…

«Выходит, надо подставить под взор стерегущих гору богов кого-нибудь другого… – ведун попытался почесать в затылке, но здесь, в тени, не смог его нащупать. – Того, кто не привлечет внимания».

В задумчивости он оглянулся по сторонам, скользнул взглядом по деревьям с заснеженными брошенными гнездами…

«О! Кажется, знаю!»

Олег повернулся и заскользил по путанице теней назад, к краю вытянутого ельника, за которым заметил последнюю лыжню.

Что может быть естественнее и безобиднее случайно перешагнувшего запретную черту местного охотника?

Погоня оказалась долгой. Неведомый лыжник шел через лес по прямой, через поляны и опушенные камышом замерзшие болотца, переваливая пологие взгорки. Олегу же пути на свет не было – приходилось обегать открытые места зарослями, пробираться под склонами холмов с северной стороны, метаться направо и налево через лыжню в поисках наибольших теней. И не простых теней, а таких, что непрерывно соприкасаются широкими перемычками. К тому же Олег даже примерно не знал, как давно прошел здесь путник, в какую сторону двигался, да и был ли здесь вообще сегодня…

Однако удача не оставила ведуна – часа через два петляний по заваленному снегом лесу он наконец-то увидел впереди лыжника с большим полупустым заплечным мешком на каркасе из прутьев. Одет охотник был в такую же малицу, как и Олег, и обут в такие же высокие меховые сапоги. Вот только в руках сжимал копье с костяным наконечником, да на поясе не болталось ничего, кроме короткого ножа в замшевых ножнах с беличьей опушкой.

– Надо же, – пробормотал ведун, обгоняя его через густые заросли лещины. – А ведь меня от детей росомахи ныне и не отличить…

Он остановился под сосной, тень которой падала широким мостом через сверкающую прогалину, разрезанную лыжней, затаился, а когда охотник добрался до нужного места – метнулся вперед, стремительно перескочив в его тень. Замер, размышляя, что делать дальше. Однако подарок Карачуна все решил за Середина – и ведун заскользил за путником, сидя в тени того, словно в санях, и не прилагая для того никаких особых усилий.

Охотник неожиданно оглянулся – наверное, что-то почуял. Шмыгнул носом, отер лицо рукавом и полубегом двинулся дальше, утягивая тень с незваным пассажиром. Лишнего груза потомок росомахи, похоже, совершенно не ощущал.

Лыжник оставлял позади сажень за саженью, помахивая копьем и иногда упираясь им в наст. Время от времени останавливался, смотрел в чащу, громко и недовольно пыхтя, и снова бежал через поляны и заросли. Опять останавливался. Олег смотрел ему в затылок и размышлял, как заставить бедолагу перейти границу святилища – притом, по возможности, не выдавая своего присутствия. В голову лезли только всякие глупости вроде негромкого нашептывания, типа «внутреннего голоса», или надписей на снегу перед охотником.

Однако ведун был не уверен, что здешний лесной житель умеет читать. С «внутренним голосом» туземец скорее побежит не на гору великанов, тщательно охраняемую, а к своему шаману за помощью. И быть тогда Середину в очередной раз изгоняемым духом подземного мира! Как там, помнится, его звали? Самсайока?

Охотник снова остановился, посмотрел в лес – и вдруг встрепенулся, побежал туда, завозился меж двух тонких сосенок. Приподнял со снега ветку, вытащил из-под нее довольно крупную куницу. Подставил под ветку обвязанную нитью палочку, оттянул, перекинув куда-то за ствол, достал из мешка кусочек мяса, сунул под ветку. Попятился, убрал куницу в мешок, вскинул его на спину. Взял копье двумя руками, бодро вернулся на лыжню и потрусил дальше. А уже через полторы сотни саженей свернул снова, разжился белкой, настропалил ловушку и побежал. Где-то с версту охотник опять шагал впустую, а затем нырнул в чащу за крупной пушистой лисой.

Так, верста за верстой, мешок охотника потихоньку тяжелел и к сумеркам уже оттягивал ему плечи. Оказалось, что путь обхода ловушек хорошо вымерен – аккурат к вечеру лыжник вернулся к своему селению. Это было видно издалека: множество тропок в снегу, порубленные нижние ветви деревьев, пятна высыпанной золы и россыпи выброшенных костей. Понятно, что люди ходили здесь постоянно и в немалом числе, избавлялись от мусора и занимались прочими житейскими делами. Само собой, здесь пахло и дымом, и некоторой влажной затхлостью, и гнильцой. И уже издалека слышались резкие мужские и женские голоса.

Охотник ускорил шаг, пробежал мимо длинной высокой стены заиндевевшей лещины, повернул – и впереди наконец-то открылся поселок.

Внешне это стойбище очень напоминало то, в котором ведун оказался несколько дней назад: два десятка больших яранг, крытых линялыми шкурами оленей, быков и лосей, с дымовыми клапанами на острых макушках. Между собой семейные жилища соединялись низкими крытыми проходами, и чуть подальше, в центре, проглядывала деревянная крыша маленького домика на столбе, подозрительно напоминающего домовину.

Однако для обычной охотничьей стоянки селение было все-таки слишком большим. Столько людей ближнему лесу не прокормить, за месяц всех косуль и зайцев на десяток верст окрест выбьют и на волков перейдут. Значит, где-то тут имелся схрон с припасами. А где припасы – там и зимовье. Может статься, и теплый земляной дом где-то рядом имеется. Просто сейчас семьям удобнее у своих очагов жить, а не под общей крышей тесниться. Вот вдарят серьезные морозы – тогда и переберутся…

Мысли о быте охотников мгновенно выветрились из головы ведуна, когда он увидел перед ярангами с десяток высоких бородачей в тулупах, расшитых цветами и рунами, украшенных соболиным и горностаевым мехом, опушенных бобром, опоясанных длинными прямыми мечами и ножами. На головах незнакомцев были енотовые и лисьи треухи, на ногах – тоже расшитые валенки…

Впрочем – почему «незнакомцев»? Именно так, судя по описаниям, и должны выглядеть светлые воины, храбрая стража святилища, сохраняющего великую «Голубиную книгу» от житейских невзгод.

«На ловца и зверь бежит, – обрадовался Олег.  – Нужно только перепрыгнуть в тень любого из воинов, и они сами отвезут меня на гору великанов».

Трое светлых воинов грузили на сани охапки мехов и мясные туши, ошкуренные деревянные колоды – наверное, с медом, – какие-то тугие узлы. Трое саней, пятеро воинов рядом с ними в охране, еще один – с золотым амулетом в виде маленького колеса с семью спицами на груди. Коловрат, солярный диск. Значит, точно стража святилища, и этот воин у них старший. Еще несколько ратников сновали по стойбищу, то заныривая в яранги, то выскакивая – иногда с какими-то шкурами, посудой или топорами.

Охотник замедлил шаг, свернул к кустам. Его тень ушла глубоко под ветви, коснулась отброшенной далекой елью широкой темной полосы – и ведун перескочил на нее, скользнул вдоль поляны перед ярангами, по самому снегу прокрался в тени саней, а от них – перемахнул в тень одного из воинов, сторожащих сани. Теперь можно было расслабиться и спокойно ждать, когда охранники святилища отправятся домой.

Перед старшим воином стоял на коленях худолицый старик с красным, словно обожженным, лицом и, кланяясь, оправдывался:

– Весна поздняя случилась, светлый воин, выпасы поздно зазеленели. Посему отел слабый у зверей получился, мало кому вес набрать удалось. А нет молодняка – нет и зверя хищного…

– Мы себя не жалеем, со злом сражаясь! – перебил его воин.  – Мы ночами не спим, каждый день десятки верст проходим, не допуская темные силы в наш мир! Мы спасаем вас от рабства и гибели! Вы что хотите, чтобы мы голодными из-за вас остались?! Где мясо?! С рода твоего пять пудов назначено сдавать. Пять! А вы меньше трех притащили. Ты хочешь, старый, чтобы я сам искать его начал? Я ведь найду! Но что найду – то уже все мое, без остатка!

– Смилуйся, светлый воин, – упал в ноги старик.  – Сами от голода отощали, похлебку из коры хлебаем, траву под снегом роем. Нет у нас более припасов, год пустой совсем. Как до тепла дожить, не знаем…

– Два сорока соболей с тебя причитается! – рявкнул охранник.  – А я вижу лишь один!

– Сезон токмо начался, светлый воин! Мы заготовим. Мы довезем…

В общем, в поселке тянулся обыденный сбор податей, все как всегда. Старейшина ни за что не даст лишнего – ибо в следующем году потребуют еще больше. Тиун не уступит ни пяди – иначе недоимки войдут в привычку. Приданная сборщику стража жадно рыскала по ярангам, надеясь поживиться хоть чем-нибудь сверх положенного. Местные жители, не будь дураки, все ценное, конечно же, попрятали. Слезы, порка, крики, несколько синяков – и тиун со старостой договорятся. Если мяса и вправду нет – недоимку возьмут чем-нибудь другим или позднее довезут. Если есть – то, утомив сборщиков и выдавив из них немного жалости, староста его отдаст. Ведь если расстаться с нажитым слишком легко – тягло тут же попытаются накинуть.