Андрей Белянин - Ночь на хуторе близ Диканьки Страница 13

– Пше прошу, если вмешиваюсь не в своё дело. Но у меня тоже есть рахунек[3] к этому украинскому прощелыге! Быть может, пан и его холоп позволят мне избавить их от проблем?

– Шо-то я ни зрозумив, кого вин холопом назвал? – тихо спросил Вакула.

Николя пожал плечами и покрутил пальцем у виска.

– Агась, то е вин глупак?

Николя неуверенно кивнул и, отпустив Байстрюка, обратился к новоявленному дуэлянту:

– Дзенькуе бардзо за комплимент. – Молодой гимназист показал, что при желании легко может говорить и по-польски. – Но раз вы столь прекрасно владеете русским, так охотно представлю вам моего доброго друга, кузнеца Вакулу. Отнюдь не холопа, как это, может быть, у вас принято, а свободного козака, честно зарабатывающего на хлеб насущный молотом и наковальней. Желательно ли пану проверить его рукопожатие?

Обдрившийся от недавней обиды Вакула счастливо шагнул вперёд, обращая под аристократический нос шляхтича пудовый кулак размером с добрую дыню.

Видимо, в тот момент и до поляка дошёл общий смысл сего простонародного аргумента. По ходу дела понял это и Байстрюк…

– Так шо, пан Смолюх, вот он я! А то мои добрые товарищи, сиречь секунданты. А ты шо ж, вражья харя, один пришёл? Или за твою светлость никто не подписался, а?!

Элегантный польский чёрт не стал даже отвечать на столь низкие инсинуации. Он лишь слегка покачал головой и с демонстративным равнодушием щёлкнул пальцами у самого уха. В тот же миг за его спиной выросла странная пара фигур. Судя по доспеху, леопардовым шкурам да имитации крыльев – два польских гусара. Вот только под шлемами их поблёскивали голые черепа, а из пустых глазниц светилось синее пламя. Что уж были за твари сии, из какого ада выпущены, ради чего сюда призваны – оставалось только гадать.

– А вот то и мои добрые приятели, – презрительно скривил губки красавчик Смолюх. – Ещё лет пятьдесят назад героически погибли в бою с татарами. Я их сам выкопал! Жизнь вдохнул, себе на службу призвал. Жалованье, правда, не плачу. Сами кормятся, с клинка сабли, как орлы-падальщики…

В тот же миг, словно подтверждая слова господина своего, оба мертвеца выхватили из ножен тяжёлые карабелы, отсалютовав ими на кавалерийский манер.

– Добро ж тебе, пан Смолюх, потешаться, – сквозь зубы пробормотал Байстрюк, засучивая рукава красной свитки. – Я-то в секунданты живых людей привёл, достойных товарищей, а ты меня мертвечиной потчуешь?!

– Кому что жрать привычнее, – хохотнул польский чёрт. – Бардзо смаково, пан! Дзенькую за свежее мясо. А ты иди грызи кости, шелудивый пёс!

Далее следовала тягомотная дежурная перебранка со взаимными оскорблениями, плевками под ноги, низкопробным бахвальством из разряда «кто круче и у кого больше», с целью не столько унизить соперника, сколько поднять собственный боевой дух. Модный Смолюх всё чаще сыпал польскими ругательствами, более прямолинейный Байстрюк отвечал ему распевным малороссийским матом. Коий хоть и схож по сути своей с русским по буквам да понятиям, но тем не менее произношение оного куда как приятнее для слуха. Вот вроде и лается человек непотребно, а всё как будто бы стихи вслух читает. Быть может, в этой мягкости, душевности, домашней простоте и есть некое отличие дивной нашей родины Малороссии от великой России? Бог весть…

– Э-э, паныч Николя, а шо-то мне кажется (може, перекреститься треба…), шо тот Байстрюк з нами в дурачка играет? Может так быть, шо вин нам вместо ста рублёв дулю покаже, а? – быстро зашептал Вакула.

– Если смотреть на сложившуюся ситуацию с позиции непредвзятого оптимизма, то логическое решение при научном подходе, не лишённом известного скептицизма, говорит нам, что теоретически без экспериментальной методы мы не…

– А можете то ще раз и по-людски?

– При любом раскладе он нас обманет, – уверенно ответил начинающий литератор. – Иначе ведь и быть не могло, раз мы связались с чёртом.

– Так… шо ж?! Ну боже ж мой, я козак простой, тёмный, пропорционального образования не имеющий, но вы-то як?! Вы-то пошто на всё сие дело подписалися?!

– Ради науки! Ну и интересно же всё-таки.

Вот тут кузнец не стал спорить. Вакула и сам по природе своей был любопытен до икоты. Если только вспомнить, что в его жилах текла кровь настоящей ведьмы, так и… Не-не! Кузнец, слава богу, был душой крещёной, даже богобоязненной, а потому за слова «твоя мать ведьма» свернул бы челюсть любому шутнику. Хоть по факту так оно, как водится, и было, но!

Сын ведьмы не всегда сам ведьмак, верно же? Если в жилах доброго кузнеца и была часть «нечистой крови», то она находила себе реализацию в творчестве, а не в чём-то ином. То есть Вакула успешно самовыражался в живописи. Или, честнее, в малювании.

– Так что ж мы, пан Смолюх, будем биться али браниться?

– Дальше за меня будет говорить моя сабля!

– Начинается, – напомнил господин гимназист, толкая локтем друга. – Что ж, господа! Не угодно ли вам примириться?

– Шо? – дружно недопоняли лях и запорожец.

– Ясно, не настаиваем. Тогда предоставьте нам ваши сабли!

Простодушный кузнец, вытаращив глаза свои, с немалым восхищением глядел на образованного приятеля, отнюдь не подозревая за ним таких знаний. Но в Нежинске была неплохая библиотека… И Николя с малолетства относился к категории самых преданных её читателей, нахватавшись всего и всякого в сочинениях господ французов, чья изящная, хоть и несколько затянутая манера повествования изобиловала довольно-таки детальным описанием дуэлей благородных людей. Почему же не применить эти правила к неблагородным чертям?

– Чтоб мне с моста башкой в реку пьяному зимой свалиться, из проруби выбраться та ещё и в сугробе уснуть, – пробормотал Байстрюк, крутя ус. – Ежели я хоть шо понял, но звучит же! Ей-ей, звучит-то как! Бери шаблюку мою, я его и без оружия не убоюся…

– Пся крев, если я хоть на миг позволил бы наглому запорожцу взять верх в храбрости над польским паном, хоть бы тот пан и был самый безродный шляхтич от Катовице до Гданьска и от Варшавы до Кракова! – в свою очередь призадумался Смолюх, кусая тонкие губы. – Что надлежит сделать, мой юный друг? Вы хотите сравнить наши сабли? О, черна курва, это справедливо!

В руки Николя легли две сабли. Польская карабела длиннее и тяжелее, ни малейшего сомнения в том, что уж если удар придётся в цель, то мало никому не покажется. В опытных руках такая сабля и быка напополам развалит.

Запорожский клинок был более изогнут, лёгок и остёр как бритва. Казалось, что и в руках его держать опасно, а уж махать им и вовсе страшное дело – либо ногу себе же отрубишь, либо уши. Таким образом, каждое оружие содержало в себе как плюсы, так и минусы, а посему оба клинка были признаны равными. Не по параметрам, разумеется, но согласитесь, абсолютно честные дуэли невозможны по самому факту.

– Что ж, если примирение сторон не состоялось, то прошу вас к барьеру!

Вообще-то к барьеру обычно становятся с пистолетами, но черти, воодушевлённые взаимной обязанностью соблюдать некоторое подобие правил, всё поняли верно и встали на расстоянии двух шагов друг от друга с обнажёнными саблями в правой руке, левая за спиной, и выставив носок правой ноги вперёд.

– Та бийтись вже, а то стоят, як две знатные панночки у церкви на Пасху! От гуторять и гуторять, глазами лупают, а сами тока и ждут, як бы подруге в космы вцепиться! Ну шо ж, уже бы и начали. Ты дай ему леща, а ты ему плюху! Гоп, гоп, пишлы, пишлы, панове-е…

Неслабо охреневшие от такой малодопустимой фамильярности из уст простого кузнеца, два чёрта заломили шапки, сдвинули брови и бросились в атаку, крутя саблями над головой. Мёртвые польские гусары, ни во что не вмешиваясь, притушили свет своих глазниц, встав в сторонке и скрестив руки на груди. Николя и Вакула, наоборот, хлопали в ладоши, свистели, подбадривая каждый «своего». Парни явно увлеклись, даже забыв, где находятся и ради чего они сюда пришли.

– В лоб ему вломи, поганому католику! Та шоб моему отцу черти в пекле бороду опалили, ежели запорожская нечисть хоть в чём варшавской попустит! Гаси его! Гаси, а то ще и от меня у пятак словишь!

– Смолюх, ух! Не робей! Байстрюку рога забрей!

– Это шо?.. Не зразумив. Вы за кого болеете? За того ляха?! От то ж и фокус…

– Почему нет? Болеть за одного и того же неинтересно.

– То ж не патриотично?

– Бывает.

– И то верно. Байстрюк, шо ты як баба на сносях?! Забий вже его!

Ну, по совести говоря, наверное, дуэлянты их даже не слышали. Лёгкая перебранка молодых людей таяла втуне, покуда черти искренне, истово и рьяно гвоздили друг дружку. Сабли так и мелькали в горячем воздухе, высекая оранжевые и голубые искры. Судить, кто был лучше, просто не представлялось возможности. Оба были невероятно быстры, ловки, хитры, увёртливы и дрались как черти! Уж простите, Христа ради, за масло масляное, соль солёную, мясо мясное, жир жирный, а мёд медовый.