Иван Державин - Аморит, любовь моя. Возможное будущее России Страница 13

– Дедушка об этом знает?

– Нет.

– Ну и зря. Может, все было бы сейчас по-другому.

– Насколько я знаю, – вмешалась Нина, – Язо не считал таких, как ты, не соответствующими стандартам женской красоты.

– Он мне это говорил, но я ему не поверила, потому что он был такой взрослый и красивый, а я такая маленькая и страшная.

– Страшная? – вырвалось у меня. – Нина у меня тоже страшная?

Юно внимательно посмотрела на Нину и ответила неуверенно:

– Мне кажется, не очень. А все женщины говорят, что очень.

– Все они дуры, и ты им следуешь. Нина красивее их всех, потому что у нее природная красота. А у ваших элитянок она искусственная, кукольная. И у тебя красота естественная, и любые изменения ее лишь испортят.

– Это же самое мне говорил и Язо. А еще он говорил, что мне совсем не нужно углублять мою вагину до размера лоханки, как у всех. А когда я увидела вчера вас по телевизору, мне показалось, что для вас она не была бы слишком маленькой. Вы не согласитесь проверить это?

– В каком смысле? – опешил я.

Юно поняла, что сказала что-то не то, и смутилась.

– В таком, – пояснила, улыбнувшись, Нина.

Я окинул мужским взглядом Юно. По росту она была на уровне нашего третьего, максимум пятого класса, однако на фоне таких же низкорослых голых сисястых аморитянок вовсе не казалась ребенком. Раздев мысленно и ее, я почувствовал жжение внизу и подумал, что для пользы дела, пожалуй, мог бы пойти ей навстречу. Но, скосив глаза на Нину, развел руками:

– К сожалении, Юно, я женат. Вот полетишь с нами на Землю, и там у тебя не будет от женихов отбоя. А вообще-то, сколько тебе лет?

– Сорок один.

Я присвистнул

– Да, ты действительно, как говорят у нас, давно засиделась в девках.

– По-нашему, ей еще нет четырнадцати, – возразила Нина. – Но по здешним понятиям она и в самом деле старая дева, потому что девушки у них начинают трахаться с восьми – десяти лет. Ребята в этом деле опаздывают года на два. Очевидно, раньше у них просто еще не стоит.

– Вот и пусть попробует с ними.

– С ними я не хочу, – тут же возразила Юно. – С ними не интересно. Я хочу, как вы вчера. Чтобы меня также целовали и ласкали.

– Полетишь с нами на Землю, и там мы найдем тебе ласкателя в тысячу раз лучше, чем я, – сказал я Юно. – Молодого красивого и холостого. Ты только помоги нам вырваться отсюда. Скажи дедушке, что Яро хочет отнять у нас ребенка, а нас разъединить. Уговори его поскорее нас принять.

Судя по тому, как, пообещав выполнить мою просьбу, заторопилась Юно домой, я сделал вывод, что чесалось у нее между ног не по-детски. Я едва успел обсудить это с Ниной, как примчался сердитый Ябо.

– О чем вы с ней говорили?

– О тебе, – ответил я. – Она сказала, чтобы я не верил ни одному твоему слову. Сказала, что президент против того, чтобы ты отнимал у нас ребенка и нехорошо поступал с нами.

Ябо выругался:

– Сучка. Чтобы ты умерла целкой. – А мне сказал с усмешкой. – Кто этого старого пердуна послушает? Попробуй только утаить от меня контакт с Язо, пожалеешь, что родился. О себе не хочешь думать, подумай о них.

Указав на Нину с Алешкой, Ябо ушел, не дождавшись от меня ответа.

Да и что я мог ему сказать?

***

Неожиданно появился директор парка.

– Как устроились? – спросил он, гладя по голове Алешку. – Никто больше не тревожит?

– За это вам огромное спасибо. Теперь, когда интерес к нам пропал, надо нас возвращать домой, верно?

– К вам пропал интерес по причине, никак не связанной с тем, ради чего вас сюда привезли.

– Я имел в виду и то и другое. Насколько я знаю, затея Язо по улучшению аморитян землянами признана антиконституционной и уже не актуальна. Верно?

Директор покачал лысой головой.

– Мечта любого народа о лучшей жизни всегда будет актуальна. Только что считать лучшей жизнью. У разных слоев общества она разная. А конституции, как правило, делаются либо под определенного правителя, либо на потребу тех, кто фактически правит властью. Не знаю, как у вас, а у нас конституция менялась много раз, только дважды при нынешнем Президенте, в начале его правления и не так давно, когда он постарел, и власть полностью перешла к элите. Она быстро подделала конституцию под себя, чтобы та не мешала ей окончательно разложиться. В этом ты частично уже успел убедиться, видя, что творится в парке. А телевизор успел посмотреть?

– Только новости о моем прилете и о том, какие мы дикари в постели.

Директор растянул в улыбке губы, не обнажив зубы.

– Вы на них не обижайтесь. Они помешаны на совокуплении. Могу провести тебя по парку, и ты убедишься в этом. А Нину с ребенком мы отпустим в дом. Ей незачем все видеть.

Возможность уйти домой Нину очень обрадовала. Она тут же подхватила Алешку и исчезла. Директор что-то прогудел одному из наших охранников. Тот передал второму и, оставив его у клетки, отправился с нами, держась на расстоянии. Директор обернулся на него и прошептал:

– Запоминай дорогу. Я покажу тебе возможные пути выхода отсюда. И не делай удивленное лицо, чтобы охранник не заподозрил. Он может работать на Ябо.

– А вы на кого работаете?

– На Аморит. На свой, а не на этот.

Я хотел поинтересоваться у него, знает ли он Язо, но вопрос застрял у меня в глотке. В метре от себя я увидел трахавшуюся пару. Он полулежал в кресле, а она сидела на стуле над ним. Стул ходил вверх-вниз, периодически вращаясь с разной скоростью. Сначала мне показалось, что стул держался лишь на одном члене, но потом я разглядел едва заметные прозрачные стойки.

А что, неплохая машина для инвалидов, толстяков и лодырей, подумал я и опять разинул рот, уставившись на проплывавшие мимо женские зады. Я проследил за ними. Плыли они по воздуху на метровой высоте по кругу. Что-то подсказало мне, что хозяйки задов не просто катались, и я пошел рядом с одним из них. Совсем скоро я едва не наткнулся на стоявшего на невысокой тумбе элитянина, на елду которого наползали по очереди зады. Вдруг скорость конвейера увеличилась, тумба отбросила элитянина назад, и на нее тотчас взобрался другой элитянин, сходу приступивший к случке.

– Это у нас такой вид спорта, – сказал с усмешкой директор. Он посмотрел на мелькавшие на тумбе иероглифы. – Только что отсовокуплявшийся парень не дотянул до половины мирового рекорда, составлявшего две тысячи сто двадцать заходов.

Я попытался подсчитать, сколько на это рекордсмену потребовалось времени приблизительно с секундной периодичностью, но директор повел меня дальше, продолжая шептать:

– Сейчас мы будем проходить мимо забора, перелезть через который для тебя не будет проблемой. Видишь забор справа? Но это только один из выходов, запасной.

Забор был с меня высотой, и перелезть через него для меня не было проблемой.

Кресла с подвешенными стульями стояли повсюду. Свободных было мало. На минуту мы задержались у встречных качелей. Одна качелина напоминала акушерский стул, а другая мало чем отличалась от наших стоячих качелей. Процесс попадания елды в лоханку контролировался автоматикой, которая останавливала качели в самый последний момент при нарушении траектории. Наверное, чтобы не врезался не туда. За минуту, что мы стояли, лишь одной паре удалось спариться.

Стоило сюда лететь, чтобы увидеть этот прогресс, подумал я с усмешкой. Директор тотчас отозвался:

– Ты прав. Прогресса в этом мало.

А у меня в голове вдруг подсчиталось время, потраченное рекордсменом на две тысячи сто двадцать заходов, – менее тридцати пяти минут. Всего-то! Для меня час – не проблема, и не с секундным интервалом. У нас есть гиганты, которые могут не слезать по несколько часов. А я -то думал. Потеряв интерес к этой теме, я спросил:

– Вы Язо знаете?

– Он был моим лучшим учеником, – оживился директор. – Когда-то я был известным педагогом. Преподавал в университете. Сейчас эта профессия за ненадобностью исчезает. Никто не хочет грызть гранит науки. Для совокупления она не нужна. Я имею в виду настоящую фундаментальную науку, а не наводнивших страну всякого рода знахарей и магов по совершенствованию случки. Это слово, пожалуй, точнее, чем совокупление, отражает то, чем озабочена страна.

– А чему учили вы?

– Совершенствованию общества, в первую очередь, духовно – нравственного облика аморитян. Это я надоумил Язо слетать к вам за опытом нормальной жизни.

– Не могли выбрать другую населенную планету?

– Земляне еще раньше были выбраны нами в качестве идеала при формировании нашего внешнего облика.

– Это я знаю от Нины, а она – от Язо. Только мне кажется, в совершенствовании себя вы перегнули палку.

– Это не мы. Это наши свободолюбы, проповедующие вседозволенность. К сожалению, низменные инстинкты всегда доминировали над нравственными. На это свободолюбы и сделали основную ставку, взяв за основу культ случки. Раньше ведь у нас большим грехом считались супружеская измена и развратное поведение. Как сейчас у вас в России.