Наталия Рай - Башня. Книга первая Страница 15

Никто из, допустим, коренных жителей любого города или деревни любой страны, самой благополучной и благоустроенной в бытовом смысле, из нашего мира не узнал бы родных мест, настолько в соседнем мире, до которого – рукой подать! – отличались они от привычного глазу бардака при почти тех же географических показателях. То есть – практически на том же месте абсолютно всё было совершенно иным! Включая отношения между людьми. Там, в параллельных Землях, даже представить было невозможно, чтобы вам вдруг нахамили в магазине или напали в тёмном переулке…

Так что стоит ли удивляться возникавшей у Татьяны и Лысого ностальгии по чужому миру, которую они неизбежно испытывали, возвращаясь домой после ознакомительных экскурсий? Возможно, это чувство оказалось ещё одним для них испытанием на стойкость духа и верность родному дому: давно, века, на всех перекрёстках изо всей мочи вопящая, но всеми неизменно пренебрегаемая, истина, заново обретённая в сравнении – то, как живём мы, никуда не годится! – была еще больнее…

Лысый понял, что когда они с Татьяной выполнят своё задание и вернутся в родной город, ему придётся закатать рукава и начать что-нибудь делать, чтобы наша жизнь изменилась и чтобы соседи по этому миру хотя бы повернули взгляд в ту сторону, где нормально живут и постарались бы понять, как живут нормальные люди. Может быть, мы просто не знаем, не понимаем, как нормально должна быть устроена жизнь? Не можем поверить тому, что если мы всё нормально устроим, это продержится без милиции хотя бы месяц?

Но всё это – будет потом. Пока же они заканчивали в самом спешном порядке обучение различным спасательным методикам и чистили свои души: перебирали, под безкомпромиссно пристальными взглядами Хранителей, свои жизни, день за днём, разбирались в собственных поступках и понимали, что необъяснимых глупостей и чёрных дел наворочено каждым столько, что любая, самая высокая горная вершина, в сравнении с накопленными залежами душевной грязи, покажется мелкой кочкой. И приходилось признавать очевидность: собственное о себе мнение – о собственном высоком интеллекте и морально-нравственно-этическом состоянии – безумно далеко от того эталона, к которому всякий человек себя считает очень близко подошедшим.

И теперь самым естественным выводом казалось то, что никогда больше ни один из них не проявит ни такого потрясающего равнодушия, ни такой невообразимой злобности, ни такой расхлябанной безалаберности… – ничего того, что постоянно безмятяжно разсыпали каждое мгновение налево и направо…

Они себя просто не узнавали. Лысому было всё-таки проще: он по природе своей был намного спокойнее, более флегматичен. Татьяна же, с её холерическим темпераментом, взрывным характером, безкомпромиссностью и прямотой, оказалась в более трудном положении: ей волей-неволей пришлось понять, что и милосердие нужно раздавать с такой же скоростью и щедростью, с какой до сих пор она раздавала только оплеухи. Словесные, конечно, почему и пребывала в стойком убеждении, что никакого в этом греха нет, а польза – большая. Возможно, что польза и бывала, но всегда, почему-то, оказывалась столь кратковременной, что эта мнимая польза начисто перекрывалось теми далеко идущими негативными последствиями, которые ложились сразу же на саму Татьяну. (Ещё бы ей знать тогда об этом!) Так что впредь она будет поосторожнее с нравоучениями: ибо – лекарю, исцелися сам!

Поскольку Татьяне отводилась главная роль, с неё и спрашивали куда серьёзнее: именно высшая трепологическая квалификация Татьяны и должна была сослужить ей защитную службу при встречах с врагами. На Земле, по крайней мере, Татьяна могла заговорить – любого и на любую тему, причём так быстро и успешно, что люди потом, пытаясь опомниться, только головой мотали: в ней явно пропадал дар великого гипнотизёра! Так что если бы Татьяна вдруг вздумала податься в мошенники и попробовала бы провернуть любую, самую невообразимую аферу, успех был бы достигнут абсолютный. Но теперь ей предстояло не просто заговаривать кому-то зубы, а помериться силами с действительно злым и куда более сильным, чем обычный человек, противником…

И вот, волей-неволей, неумолимо настал день, на который было назначено отправление. Собираться было нечего, потому что сумки упаковать – дело пяти минут. Зато подготовиться в самом деле – умственно, нравственно, душевно и духовно – неизмеримо сложнее, но, кажется, им это удалось. Приходилось в добротность и качество своей хорошей подготовки твёрдо верить, потому что если они подготовились плохо, об исходе мероприятия лучше не думать. Татьяна и Лысый, будто заранее сговорившись, уселись вместе, на заднем сиденьи, а «Жигули» повёл Алексей, и не потому, что машина принадлежала ему: он лучше всех, конечно, знал не только дорогу, но и само место, в которое они ехали. То есть знал, куда и зачем они едут.

Из Твери выбрались довольно быстро, взяли сначала курс прямёхонько на Москву, но потом неожиданно свернули с трассы в какие-то просёлки, а несколько позже вдруг оказались на прямом, как полёт стрелы, скоростном шоссе, на которое Лысый ошеломлённо вытаращил глаза: откуда?!. У «Жигулей», казалось, выросли крылья, с такой скоростью начали мелькать за окном, почти сливаясь в тёмно-зелёную полосу, придорожные деревья. Шоссе, вдобавок, оказалось неправдоподобно гладеньким и ровным, как полированный стол: не то что колдобин, даже трещины асфальта на этой дороге, кажется не было. Татьяна и Лысый молча переглянулись, изумлённые: это где же у нас водятся такие дороги? – и Лысый не утерпел:

– Не подскажешь, где мы находимся?

– Тебя удивляет качество дороги или скорость движения? Эта дорога – в другом измерении, потому мы так быстро и движемся. Мы доедем по этому шоссе только до N. и тогда вернёмся к себе, в свой мир.

Конечно, этого следовало ожидать! Проще и выгоднее промчаться по хорошей трассе до нужной точки за считанные минуты, а потом уж лаяться со своей ментурой. Если только, конечно, она удостоит бедный «Жигулёнок» своего внимания.

Не прошло и часа, как они непостижимым образом оказались почти за шестьсот километров от Твери. Лысый поначалу решил, что у него часы остановились: приложил их к уху – идут! Но или часы врут, или спидометр!

– В том измерении, дорогой которого мы проехали, – сказал Алексей, заметивший потрясение Лысого, – физические законы несколько отличаются от наших. Например, трение слабее. Время движется с другой скоростью… А ещё: мой «Жигуль» только с виду – такой же обычный, как и все остальные…

Само собой! Лысый так и подозревал, что в потрохах машины покопалась золотая рука мастера: не слыша привычного рёва и стона движка, тряски и грохота всех составных частей автомобиля, словно они не ехали, а летели. Возможно, так оно и было…

В город N. Алексей, естественно, заезжать не стал, а двинулся мимо, по окружной дороге, к темнеющему вдали лесу. Татьяна, как её не подталкивал локтем Лысый, даже рта не раскрыла, чтобы спросить о точке назначения: раз Алексей едет туда, значит, нужное место – именно там. Она ведь не на экскурсию приехала и не за покупками, а по совсем другим делам и эти дела вряд ли будет удобно выполнять в городе. Скорее, как раз вдали от жилья людей и будет удобно!

Но в пункте назначения всё же оказалось, что остановились они в месте, расположенном не в лесу, а сразу за ним, в месте хоть и малолюдном, но всё же обжитом. Деревня, в которой они расположились, была, в общем, довольно большая. Правда, многие из домов, вдоль дороги, по крайней мере, казались странно нежилыми, какими-то выморочными, хотя почти во всех дворах и усадьбах видны были кое-какие следы того, что кто-то здесь всё же обитает. Но обитающие то ли были сплошь слабосильными доходягами, то ли совершенно утратили интерес к любым новостям, а равно и к обстоятельствам собственного бытия и быта.

Дом, перед которым они, наконец-то, остановились, оказался явно обитаемым, причём обитаемым людьми совершенно здоровыми, да и – явно не маленьким, изящно скрывая солидный объём. В таком домине могла бы с полным комфортом разместиться семья из минимум трёх поколений: человек десять. Но на пороге встретила их только молодая девушка, которая, как вскоре выяснилась, обитала в этом доме совершенно одна. Где была вся её родня, тоже вскоре выяснилось: родители погибли, а старенький дедушка почти постоянно жил в саду, при пасеке. Замуж же – она пока не торопилась… Тем более, что дел было невпроворот, причём дел таких, которые поглощали человека целиком. Или – не встретился тот, единственный, не наступил назначенный срок…

Удивляться, изумляться и так далее настала очередь Татьяны. Потому что двадцатилетняя девушка, Мария, которая, на первый взгляд, казалась ещё моложе – столь юным и красивым было её лицо, и не одно лицо, но и вся её фигура, стройная, юная, гибкая, невольно останавливала на себе взгляд. Даже Татьяна невольно залюбовалась, хотя давно уже пребывала в состоянии глубокой сосредоточенности. Мария, несмотря на юный вид и возраст, на радостный оптимизм, которым она так и лучилась, на уверенную безмятежность, которая ещё усиливалась свечением золотистой гривы длинных волос, даже не заплетенных в косу, а свободно струившихся по плечам, на нежную лёгкую улыбку, постоянно мелькавшую на губах, почему-то производила впечатление человека очень сильного. И – мудрого. И, как выяснилось вскоре, нежная девушка Машенька, живущая, в общем-то, в труднодоступной глуши, странным образом знает такие вещи, о которых, опять-таки, в рядовой школе – не узнаешь. А в не рядовую принимают не всякого, кому возраст подошёл учиться. Возраст возрастом, но здесь не календарные годы влияют на решение вопроса о приёме в ученики…