Мария Капшина - О верности крыс. Роман в портретах Страница 15

Нарк сосредоточился на краске, насупившись и колупая её дёргаными, резкими движениями. Старый ставень пах сухо, терпко и чуть сладковато, как в галерее вокруг дома в Сао. Нарку было лет шесть, когда он повадился прятаться в дальнем углу галереи, рядом с «праздничным» залом, где встречали Новый год и юбилеи. В обычное время туда никто не заходил, даже слуги, позволяя комнате свободно пылиться. Там Нарк и устраивался, прекрасно понимая, что за порчу перил его не похвалят. А иначе как порчей это назвать сложно: мальчишке до умопомрачения нравилось строгать дерево. Не вырезать фигурки, а именно строгать: срезать углы, делать зарубки, ронять пахнущие деревом и лаком стружки на пол галереи и сметать ладонью с края вниз, в сад…

– Чего ставень мучаешь? – раздался вдруг насмешливый голос. Нарк моментально окрысился:

– Тебя не спросил!

Хриссэ неожиданно зло и холодно сощурился; так, что илирец удивлённо моргнул, почувствовав себя неуютно.

– Именно не спросил, – процедил серый, отрываясь от игры. – Я тебя купил, чтобы ты ставни колупал? – Хриссэ всего лишь осведомился, но так, что мальчишке захотелось съёжиться.

– Д-да пошёл ты… – выдавил Нарк.

– Подойди, – брезгливо обронил Хриссэ, возвращаясь к фигурам.

Нарк сначала спрыгнул с окна и сделал два шага, а потом уже снова начал соображать, замер, стиснул зубы и принял героический вид. Кошка покосилась скептически, но смеяться не стала.

– Хриссэ, не мучай ребёнка, – лениво сказала она, двигая игрушечную пехоту. Хриссэ пожал плечами и нагло шагнул оборотнем прямо за спину Кошкиным пехотинцам.

– Он и без моей помощи отлично замучается.

Нарк взял со стола какую-то кружку, делая вид, что за ней и спрыгивал, и вернулся на окно. Хриссэ продолжал тише, он говорил с Кошкой, словно не зная, что Нарк слышит в разы лучше кого угодно. Хотя, может, и правда не знал.

– Сам себя крысой считает – и удивлён, что другие соглашаются. Не жалеешь ты свою пехоту, как я погляжу.

– Это ты своего оборотня не жалеешь. Ну, зачем ты его дразнишь постоянно? Он же почти уже кхади!

– Оборотень? – хмыкнул Хриссэ. Нарк их не видел, отвернувшись в пахнущую сыростью ночь.

– Хриссэ! – а это Кошка, укоризненно говорит.

– Да какой он кхади? (стукнуло) Твоя пехота умирает во младенчестве. «Ах, у меня нет тьё! Ах, я не человек, а ничтожество!» Ррагэ, да тут чуть ли не все через такое прошли, что ему и в кошмарах не снилось!

Нарк стиснул зубы и сжал ладони вокруг кружки. Что может быть хуже? Что ты-то можешь знать об ужасе, безнадёжности, унижении?! Ты-то, самовлюблённая серая тварь!..

Мальчишка бездумно хлебнул из кружки – там оказалась огнёвка. От душевного глотка глаза чуть не выпали в ту же кружку, а горло от ужаса отказалось принимать даже воздух. Нарк замер, радуясь, что сидит спиной в комнату, и попытался дышать и не закашляться. С какой-то попытки удалось. Мальчишка сообразил, что всё ещё держит кружку у рта, и спешно поставил её рядом с собой. Потом спохватился и стал подслушивать дальше.

– Да не я его унижаю, а сам он! – досадливо говорил Хриссэ. – Причём, перед собой, а не передо мной. Ну, нельзя, невозможно унизить того, кто не унижается. Тебя, например. Или меня. Не думал, что ты этого не понимаешь.

– Спасай своих знаменосцев, Хрисс.

Хриссэ помолчал.

– А, пусть сами спасаются. А мы пока…

Снова молчание.

– Если пинать собаку, она не научится летать от этого, – Кошка сказала так тихо, что пришлось вслушиваться.

– А если пнуть птицу, да так, чтобы она упала с края обрыва?

Со двора в дверь влетели – иначе не скажешь – Умник и Лайя. Вломились так, что Нарк обернулся сразу, чуть не опрокинув кружку с остатками огнёвки. Умник казался белым, как напудренная дама перед праздником, а Лайя почти висела на нём, глядя невидящими глазами.

– Кхад! – крикнула Кошка, вставая. Хриссэ тоже встал.

– Что случилось? – резко спросил он. Кхад вышла в комнату как раз к началу рассказа. Говорил Умник, потому что усаженная на шкуры Лайя только безучастно смотрела перед собой.

Трое отправились сегодня за каким-то совершенно удивительным кольцом, которое столичные ювелиры собирались подарить Его Величеству. Это был массивный перстень, на котором самоцветами выложили имперский герб: алмазами, рубинами и чёрными сапфирами. Слухи об этом чуде ходили по городу давно, и Кхад решила, что кольцо должно достаться не Нактирру, а ей. Нарк плана не знал; знал только, что его продумывали не только Умник, Трепло и Лайя как исполнители, а все старшие. И ещё знал, что Кошка выяснила: в доме главы ювелиров – подделка, а настоящее кольцо – у зангского банкира с непроизносимым именем. За подделкой на всякий случай отправили Тень, он успешно вернулся пару часов назад. А на Глинянку за настоящим и направились сегодня трое хитителей, а вернулись вдвоём…

Нарк перебрался ближе и узнал, что…

Так не бывает!

Мальчишка обернулся к Хриссэ, Кошке, Кхад…

Они молчали, тоже оглушено, потому что так действительно не бывает, такого никогда не было! Лайя дёрнула плечом под рукой у Кошки и разревелась, уткнулась в Кошку лицом, услышав, как Умник сказал: «Трепло убили». Кхад сжала губы.

– Кто и как?

Умник тупо посмотрел на неё, но стал рассказывать.

– Внутрь мы пролезли через крышу, по плану. Прямо туда, где кольцо. Охрана была коричневая, трое. Мы их убили, Трепло нашёл тайник, я взял кольцо. Потом ворвалось десятка три, из сотни ол Тонро. И тэрко. Он дерётся ещё лучше вас. (Умник ни на кого не смотрел, и Нарк не сразу догадался, что «вас» – это Кхад, Хриссэ и Кошка). Я думал, всё. Ол Баррейя нас один бы сделал. Он предложил отдать кольцо и сдаться. Трепло сказал, что не дарит кольца кому попало. И швырнул что-то в окно, которое выходит на канал. Все посмотрели туда, а мы кинулись к другому. С третьего этажа на крышу первого, там нас ждали. Мы пробились как-то, и оттуда – на стену. Я сначала подумал, что Трепло оступился, а у него стрела в спине…

Умник запнулся, потом быстро закончил:

– Он упал наружу, мы спрыгнули и ушли.

Умник замолчал. Лайя тихо всхлипывала, Кошка бездумно гладила её по голове. Нарк сидел на краю стола и таращил глаза.

– Хриссэ, идём со мной, – решительно сказала Кхад. – Кошка, возьмёшь Тиссу, как вернутся, и займитесь ими.

– Я Нарка возьму? – спросил Хриссэ, вставая. Упомянутый вздрогнул и уставился на него.

– Бери, – равнодушно сказала Кхад, направляясь к выходу. Нарк пристроился рядом с Хриссэ, на ходу пытаясь попасть руками в рукава отвязанной с пояса куртки. Попадать в рукава головой получалось лучше, но в конце концов он справился. Старшие молчали, и Нарк тоже молчал, хоть и очень хотелось засыпать их вопросами: куда, зачем… Шли куда-то и шли, к востоку, из Собачницы, по тёмным улицам, где кроме них и ветра – никого. Даже луны. Звёзды красивые и холодные, яркие, но света от них никакого. Только для красоты и нужны, как парадный меч рыхлому придворному.

А куда, всё-таки? Забирать тело Трепла? Убивать ол Баррейю?

Нарк понял вдруг, что ему почти не жаль Трепло, только страшно, что кхади, оказывается, тоже умирают. Он с Треплом и знаком-то не был почти, это старшие…

«Старшим», к слову сказать, выглядел только Хриссэ. Интересно, сколько лет на самом деле Кхадере? Не тринадцать же, хоть она на столько и выглядит! А Хриссэ лет восемнадцать или девятнадцать, он из всех кхади самый старший… А вообще-то, почему именно Лорд и Кошка – старшие? Близнецы не младше их, да и Умник или Теотта, даже Тисса, кажется. Но ведь не перепутаешь: Лорд, Кошка и Хриссэ – старшие, а остальные – остальные…

Нарк прозевал момент, когда Кхад остановилась, и едва успел затормозить на краю небольшой площади. Трое стояли в устье узкой улочки, впадающей в освещённый пятак перед казармой. Вернее, за казармой: напротив злоумышленников темнела кирпичная задняя стена.

– Хриссэ, стой на стрёме, – тихо скомандовала Кхад. – Я ничего не буду видеть и слышать. Упаду – подберёшь, – неожиданно усмехнулась она, на миг повернувшись к Хриссэ. Тот кивнул и положил руки на оружие. Нарк непонимающе вертел головой от него к ней, но задавать вопросы не решился. Кхад замолчала и стала смотреть на казарму.

– На месте, собаки, – пробормотала она с нехорошей лаской в голосе.

Нарк смотрел на неё, окончательно перестав что-то понимать. Кхад стояла молча, щуря глаза. На виске блеснула капля. Ещё одна… Как будто Кхад взмокла, как будто жара, а не холодный осенний ветер. Со стороны казармы что-то зарычало, забрехали собаки и заржали лошади. Нарк обернулся туда, хватаясь за нож. Здание дрожало, как от землетрясения, про которые рассказывал знакомый горец, ещё дома. С крыши посыпалась черепица, раскалываясь о мостовую и брызгая черепками. Внутри закричали, зашумели, стена пошла волной и стала осыпаться внутрь, быстрей и быстрей, рушась целыми кусками, в казарме кто-то взревел, рёв быстро оборвался…