Антон Васючков - Хранители Страница 2

«Хватит!» – сказал он сам себе, стараясь отогнать мрачные мысли. – «Все это какой-то розыгрыш или ошибка. Пройдет время, и я сам буду смеяться над собственными страхами». Под неприятным моросящим дождем, он стал чинить удочку.

От нудной работы его отвлек звук шагов и шум, пригибаемой травы. Вмиг вернулись все страхи. Обнажив нож, он спрятал его в рукаве рубахи. Шаги приближались. Рыбак решил пока не обворачиваться. Он все заверял себя, что это кто-то из местных. Шум стих, а человек позади остановился.

– Гил, здорово! – прозвучал густой баритон, по которому он, не оборачиваясь, узнал мельника. – Как улов? Не надоело еще здесь сидеть?

Де Арни повернулся и поприветствовал исполина дружеским рукопожатием. На нем была длинная, до колен рубаха и короткие штаны, на ногах – дырявые полусапожки. Еще никогда Гил не был так сильно рад Барни Фуртоку, как сегодня. Нельзя сказать, что они были закадычными друзьями. Редко ладили, наверное, потому что имели разные интересы. Если молодой Гилберт увлекался охотой, рыбалкой и изучением истории, то мельник уважал лишь разговоры об урожае, женщинах и пиве.

Его семья и Гил были единственными молодыми жителями в окрестностях, где средний возраст был за пятьдесят. Удивительно было то, что они так разительно отличались своими интересами, менталитетом, образом мышления. Да, двух одинаковых людей не бывает, а к тому же Лиса и Барни разделяли почти два десятка лет, но причины их различности крылись в другом. В детстве Гилберта отец появлялся редко, слишком много тот просвещал своей службе. Мать никогда сына не понимала, хотя и старалась из-за всех сил. Дед многое дал Гилу. Его знания о мире, его сказки, что он любил рассказывать маленькому внуку, его забота и искренность много стоили для мальчика. Тогда, в детстве, он еще не понимал этого. Осознал он, как был дорог Амброзиус только в двадцать, когда потерял его. В тот же год исчез отец. Больше сын о нем ничего не слышал вот уже три года.

Лис вдруг понял, что мельник не сводит с него глаз, ожидая ответа.

– Клев сегодня плохой, Барни. Погода, видимо, виновата. Сижу с утра, а ни одной рыбешки не видел! А тебя какими ветрами сюда занесло? Как дети?

– Хелл уже второй день лежит с жаром, даже Марио бессилен. Говорит, что не знает такой болезни. А еще лекарем себя зовет! – обиженно сказал мельник и поглядел в сторону дома врача. – Небось, уже настолько спился, что все о болезнях-то и позабыл!

– Враки! – вступился за друга Де Арни. Лекарь действительно любил выпить, но свою профессию он знал с лихвой. Бывало, и городским врачам он нос утирал.

– Ну, правда – неправда, это время покажет. Я вот о чем пришел с тобой переговорить… – мельник замялся, словно бы не мог подобрать нужных слов. – Старик Мингол меня к тебе послал. Говорит, дело какое-то есть. Мне ничего не сказал, лишь просил, чтобы ты к нему, не медля, зашел.

Внутри Гила все похолодело от ужасной догадки. Старейшина найдет предлог, чтобы послать его на рудничный тракт, где и должен поджидать чужеземец. И как он может предотвратить нежелательную встречу, не вызвав подозрения заговорщиков?

– Слушай, Барни, дружище, – внезапно с надеждой в голосе заговорил рыбак. – Пойдем со мной.

– Зачем? – насторожился мельник. – Старик хочет говорить с тобой наедине.

– Да, я понял, но все же…

– Ладно, – неохотно согласился Фурток.

Де Арни собрал удочку, забросил ее на плечо и зашагал вслед за двухметровым великаном. Барни шел молча, а Гил напевал старые песни, что в детстве слышал от заезжих менестрелей. По пути они обсудили многое: мельник, как обычно, жаловался на плохой урожай и нелегкие времена для маленьких поселков; Гил спорить не стал, в конце концов, в разговорах на подобные темы он был не силен. Но когда речь зашла о старейшине и подозрительных людях, что ошиваются неподалеку от Заречья, Де Арни насторожился.

– А видел ли ты этих людей?

– Один раз, – признался Барни. На лбу его выступили морщины, он старался припомнить тот день. – Что удивило, так это необычайно темные глаза и одежда.

– Что за одежда?

– Словно бы человек тот приехал издалека, где все время холодно. Зимняя одежда. А еще – шарф широкий, чудной какой-то, с узорами, – уточнил мельник. По взгляду его было заметно, что воспоминание те неприятны ему. Он говорил бегло и тихо. – Ох, не нравится мне все это!

– А что им нужно, ты не знаешь?

– Нет. Ничего не могу сказать.

Мельник поторопился сменить тему. Гилберту тоже стало как-то не по себе от мыслей о незнакомце в сером плаще.

– Вчера приезжал гонец из столицы, слышал?

– Нет, – удивленно откликнулся рыбак, – а в чем дело-то?

– Король Роланд болен. Он велел разослать гонцов во все концы государства, чтобы отыскать лекаря способного его исцелить. Марио отказался.

– Идиот! – буркнул Де Арни. Он был весьма высокого мнения о способностях местного врача, как и другие жители поселка, за редким исключением. – И чем болен государь? Или ничего неизвестно?

– Почти ничего. Некоторые, особо впечатлительные, говорят о родовом проклятии. Лично мне кажется, что во всем виновата та нездоровая обстановка, которая окружает Его Величество.

– Ты имеешь в виду то влияние Первосвященника, которое тот оказывает на престол?

– Ни без этого… – пробормотал мужчина и на этом надолго умолк.

Дом Мингола размещался в северной части Заречья, зажатый между Тильевским садом и старым зданием поселковой библиотеки. Раньше в этом здании располагалась школа, в то время еще новая и огромная, по меркам Заречья. Но во время разрушения Империи, когда брат воевал с братом, а сын готов был за клочок земли убить родного отца, школа оказалась заброшена. Долго простаивать такое роскошное строение не стало. Один из тогдашних старейшин, которого, кажется, звали Торенга, объявил здание своей резиденцией. С тех пор дом из года в год служил выбираемому старейшине.

Жилище имело немалые размеры, и естественно являлось самым большим в окрестности. Гилберт еще ни разу не бывал внутри этой усадьбы. Говорили, что изнутри строение кажется еще более громадным, чем снаружи. Краска на стенах потрескалась, а на крыше пролегала глубокая трещина, делившая дом на две неравные части. Старая кладка не выдержала натиска грунтовых вод и часть фундамента осела.

Старейшина жил с женой, но ее редко, кто видел. На эту тему немало шутили и придумали ни один десяток разнообразных домыслов. Детей у пары не было. Старик бездетен – это знали все. Его даже жалели, хотя многие открыто подтрунивали над его странностями. Чего только стоила безумная любовь к древностям! Едва только в округе появлялся торговец антиквариатом, как старик скупал у него все самое ценное, не задумываясь о стоимости приобретенной рухляди. Зачем ему старинные вазы, мечи, картины, паласы, свечи? Этот вопрос многим в поселке не давал спокойно спать. Но это еще не все. Помимо всего прочего, патриарх любил игру в шахматы. Он даже писал книги-наставления, где тщательно излагал свою тактику игры, начиная с азов. Гил пока не был знаком с Минголом, как с шахматистом, да и не горел желанием сыграть с непобедимым гроссмейстером. Проигрывать он не любил.

И все же, несмотря на все свои чудачества, старейшина пользовался уважением и постоянно переизбирался на свой пост. Пожалуй, ни один человек в Заречье не смог бы так блестяще руководить жизнью умирающего поселка, как этот эксцентричный старикашка.

Они застыли перед массивной дверью и не решались постучать, переступая с ноги на ногу. Наконец мельник поднял руку, но дверь внезапно распахнулась сама. На пороге стоял Мингол в домашней одежде. Выглядел он уставшим и сильно постаревшим. Воспаленные глаза словно поддеты легким туманом, а лицо бледно, как у призрака.

– А вот вы где, дорогой Гил! – радостно воскликнул он и лицо его просветлело. Он схватил Де Арни в крепкие объятия против его воли. – Я уж заждался! Проходите, проходите… – он отступил, пропуская гостя внутрь.

И словно только сейчас заметил мельника.

– Извините, мастер Барни, но разговор у нас с Гилом частный. Вы можете зайти чуть позже! – в голосе старейшины слышалось нетерпение.

– Да нет, – засмущался великан, потупя взгляд. – Я просто прогулялся с ним за компанию. А сейчас пойду домой. Семья ждет. – И он развернулся и зашагал прочь.

– Постой, Барни! – крикнул вслед ему Гилберт. – Тебя ни затруднит занести мою удочку домой.

– Давай, – согласился мельник.

– Брось ее на крылечке.

– А ты разве домой не собираешься возвращаться? – удивился мельник.

Гил быстро оглянулся. Мингол куда запропал.

– Возможно, я задержусь надолго. – Он чуть не сказал «навсегда». Это вполне возможно, если он правильно понял разговор чужеземца и старейшины. – Может, отправлюсь куда, не заходя домой, кто знает?