Елизавета Дворецкая - Тайна древлянской княгини Страница 23

Успели почти в последний день: на следующее утро было назначено прощание невесты и жениха с прежней волей, а еще через день сама свадьба. Толком отдохнуть Предславе не удалось: ее поместили в избе самих Ольга и Яромилы, где постоянно толпился народ. Такой чести она совершенно не ждала, поскольку тут же жил Свенельд – жених, которому накануне свадьбы не следовало общаться с вдовой. Но князь Ольг не придал этому значения: он верил, что его удачи хватит для защиты семьи.

– Здесь жили твои родители, ты появилась на свет в этом доме и имеешь полное право быть принятой под этим кровом, что бы с тобой ни случилось, – сказал он Предславе. – Никто не назовет тебя неудачливой – судя по тому, что я вообще вижу тебя здесь, и по тому, что я слышал.

Он сказал правду: этот дом был для Предславы родным, но ее увезли отсюда, когда ей было всего три года, и она почти его не помнила, а что помнила – не узнавала. В те давние года и клеть казалась просторнее, и вся утварь – крупнее. Оглядываясь, она не вспоминала детство, а ощущала лишь, какие большие перемены принесли Киевской земле последние два десятилетия. Вместо потомков Кия, к которым со стороны матери относился ее отец, князь Аскольд, здесь давно и прочно утвердился пришелец, русин Ольг, в прошлом – Одд Хельги из Халогаланда, с древним родом полянских князей не связанный уже никак.

С племянницей жены князь Ольг всегда обращался по-родственному, но сейчас Предслава видела в его глазах совершенно особое внимание и любопытство. Киевскому князю было под пятьдесят – возраст зрелости, еще далекий от дряхлости, и выглядел он так хорошо, что никто не удивился бы, вздумай он сам еще раз жениться. Рослый, крепкий, Ольг не утратил силы и гибкости, и в его светлых волнистых волосах совсем не виднелось седины, взгляд был по-прежнему острым и умным. Когда в вечер приезда Предслава воротилась из бани, князь уже ожидал ее, желая немедленно послушать о событиях в Коростене, и с ним за столом сидели двое знатных родичей-воевод: Велемысл ладожский и Белотур радимичский.

Разговоры пришлось вновь отложить ради объятий, восклицаний и слез. Воеводу Велема, родного брата своей матери, Предслава видела довольно часто, почти каждый год. Приезжая в Киев по торговым делам, он никогда не жалел времени на то, чтобы навестить в Коростене единственную дочь своей любимой сестры или дождаться, пока она сама прибудет в Киев. Воеводу Белотура она тоже любила: это был добрый, щедрый сердцем, искренне к ней привязанный человек, тоже нередко навещавший ее в Коростене. Предслава понимала, что очень много для него значит, но думала, что за отсутствием родных дочерей он нерастраченную любовь перенес на дочь двоюродного брата, один из последних побегов уже почти сгинувшего рода полянских Киевичей, к которым по матери принадлежал и сам. Княгиня Яромила, особенно когда видела их стоящими рядом, думала, вероятно, нечто другое, но не считала нужным говорить об этом с Предславой, коли ее собственная мать предпочла промолчать. Да и несомненное сходство Предславы с Белотуром – как по внешности, так и по сочетанию дружелюбия и мужества в душе – легко можно было объяснить родством воеводы и покойного Аскольда.

– я как узнал про Володыню, так хотел сам к тебе ехать, – говорил Белотур, обнимая ее. – Как ты теперь? Тоскуешь или уж отпустило?

– Да… отпустило, пожалуй, – сказала Предслава, но подумала при этом не столько о Володыне, сколько о змее, приходившем в его облике.

О Звере Забыть-реки она не стала рассказывать. Едва ли удастся совсем скрыть это, ведь о змее знал весь Коростень. Но она правильно понимала, что для Ольга и воевод гораздо важнее положение дел в самом городе, чем возле ее вдовьей лежанки, поэтому подробно рассказала лишь о попытке Крепимера заменить ее Быляной, а Свенельда – собой. Поговорить спокойно не получалось: в избе кипела суета, то и дело прибегали какие-то женщины – то смутно знакомые, то незнакомые вовсе, постоянно задавали княгине вопросы о рушниках, караваях и кто за кем пойдет. На Предславу, которую за время вдовства тут видели впервые, косились с любопытством, но по глазам было ясно, что сейчас все мысли киевлянок сосредоточены на другом. А князь словно не замечал этого мельтешенья и бормотания, не отрывая глаз от Предславы.

Зато когда вошел Воята – с еще мокрыми волосами после бани, в распахнутом кожухе, – князь сразу его заметил и сам встал навстречу – невиданная честь. Мало того: Ольг обнял Вояту, благодарно похлопал по плечу.

– Сыне мой дорогой! – Яромила тоже кинулась его целовать. – Вот спасибо тебе! Чуяло мое сердце, что тебе надо за Славуней ехать – от такой беды ты ее и нас всех спас!

Предслава обнаружила, что не только Велем – тот всем видом и словами выражал удовольствие от встречи с сестричем, – но и княгиня Яромила выделяет Вояту из прочей молодой родни, о чем он сам тоже ранее не упоминал. С его матерью, Святодарой, своей двоюродной сестрой, Яромила в детстве и девичестве была дружна, и особенно они сблизились в те несколько лет, когда жили в Ладоге, обе без мужей, но с маленькими детьми на руках. У Яромилы этим ребенком был Свенельд – тогда еще носивший имя Огнебож и считавшийся сыном Волхова, а у Святодары – Воята. Матери нянчили их вместе, но Яромила увезла сына в Киев, когда тому было всего четыре года, поэтому оба троюродных брата не сохранили друг о друге почти никаких воспоминаний. Если бы не материнские рассказы, они вовсе могли бы не знать о том, что в младенчестве играли с одними и теми же чурочками, ползая по медведине у ног своих дедов, волхва Святобора и воеводы Домагостя. Но Яромила, хоть и не видела сестрича шестнадцать лет, по-прежнему любила его.

Воята тепло обнял ее – она к тому же и чертами лица напоминала ему мать, – но со Свенельдом они разве что кивнули друг другу. Им было не из чего враждовать, но и подружиться что-то мешало: возможно, то, что каждый из них сам по своему складу был вожаком и не нуждался в вожаках рядом с собой.

И все же под укоризненным взглядом матери Свенельд подошел и обнял Вояту – не так чтобы нехотя, а скорее чуть снисходительно. И Воята так же снисходительно похлопал его по спине, подмигнув над его плечом Предславе. Многие очень радовались бы такому родству и вниманию со стороны сына и наследника могущественного киевского князя, но Воята, хоть и не имел никаких владений и особенных богатств, держался с нерушимым достоинством, вовсе не считая себя чем-то хуже.

– Чудные дела творятся, брате! – насмешливо сказал ему Свенельд, но Предслава чувствовала в его голосе легкую настороженность. – Тут уже такие кощуны про тебя рассказывают! Дай посмотреть – руки не в золоте по локоть? – Он шутливо задрал рукав Воятиной рубахи. – Ноги не в серебре по колена?[10] Полнится земля Русская слухом, будто ты на Калиновом мосту со Змеем сражался о двенадцати головах и двенадцати хоботах?

– Когда успели только? – Воята вопросительно посмотрел на Предславу, но та покачала головой: она об этом не рассказывала. Однако нечего было удивляться: ведь вместе с ними приехала не только Воятина дружина, но и толпа деревлянских старейшин, а клятвы молчать они ни с кого не брали.

– Да весь Киев уже знает. И говорят, брате любезный, что ты сам в Коростене князем сесть метишь.

– Это еще что за хрень? – Воята переменился в лице, а княгиня Яромила поморщилась и покачала головой.

Теперь ясна была настороженность Свенельда. Предслава похолодела: если в то же самое верит Ольг, то в Киеве их ждет змей похуже деревлянского.

– Воята показал себя достойным сыном своего древнего и знатного рода, – заметил Ольг с видом явного одобрения. – я горжусь тем, что он мой родич. В одиночку он сделал то, на что нам семнадцать лет назад понадобилось войско в несколько тысяч копий. Он снова завоевал для нашего рода Деревлянь, когда она пыталась воспользоваться смертью Володыни, чтобы отпасть от Киева. я догадывался, что они попытаются это сделать.

– Так почему же… – начала Предслава и осеклась.

Она хотела спросить, почему же тогда он не прислал туда полки с воеводами, но теперь, только глянув в его невозмутимое лицо, поняла и сама.

– Я знал, что ты справишься с ними. – Ольг перевел взгляд на Предславу. – Ты – достойная дочь своих родителей, ты четыре года правила деревлянами, они привыкли видеть тебя своей госпожой. И я не сомневался, что ты верна своему роду и не захочешь нарушить права твоего брата. Ты и Воята удержали деревлян от неповиновения, отсекли самую опасную из голов этого змея. За это вам следует великая честь. Уже завтра вы убедитесь, как я ценю тех из своей родни, на кого можно положиться.

А перед тем как воздавать честь, Ольг киевский нарочно бросил ее, молодую вдову, почти в одиночестве среди деревлян, жаждущих воли. Как бы оставив Предславу и деревлян на произвол судьбы, он наблюдал за ними и ждал – не захочет ли вдова взять власть в свои руки, подобрав нового мужа взамен Володыни? Как воспримут эту возможность деревляне? И кто из них посмеет выступить? И ей же, Предславе, в том случае если она предпочтет сохранить верность киевским родичам, предстояло отыскать средство борьбы. Для этого ей прислали всего только Рулава и Вояту. Их видимая слабость подвигла часть старейшин во главе с Крепимером на попытку захватить власть – но тут коса нашла на камень. Вернее, на волчий клык. Руками Вояты Ольг одолел деревлянского змея и достиг своей цели, по виду даже не вмешавшись.