Александр Прозоров - Воин мрака Страница 25

– Как? – не поняла девушка.

– Как хочешь. Как сможешь. Как дотянешься… – напевно ответила ведьма и продолжила свою ворожбу: – Ты иди, Колядо светлый, по кругу небесному, но кругу земному, по кругу времен… Не забывай, зачем идешь. Смысл потеряешь, и сама потеряешься. Сгинешь, заблудишься, не вернешься… Ты смотри, Колядо, на мир живой и мертвый… Не бойся, дитятко, я тебе помогу. Коли клятву дашь, помогу…

– Какую клятву? – насторожилась миллионерша.

– Что в путь последний проводишь… Ты неси, Колядо вечный, свет свой из ночи черной к рассвету красному, ко дню белому… Подними левую руку…

Роксалана послушалась, и ведьма жадно уцепилась согнутым мизинцем за ее мизинец:

– Клянешься ли ты Триглавой земной, Даждбогом небесным, Волхом премудрым, что отпустишь меня в путь смертный, грехи земные приняв? Клянешься?

– Клянусь… – промолвила девушка, и знахарка тут же рванула палец к себе, разрывая сцепку.

Роксалана ощутила короткий стремительный укол, идущий от руки к голове, животу, к сердцу, но боль сразу же отпустила, а ведьма наклонилась, шепнула:

– Слышишь, свечи трещат? То великий Колядо на мольбы наши отозвался. Вот, пей… Отвар чувства все твои обострит…

Старуха приподняла ее голову, поднесла к губам ковш:

– Белены листок, дабы глаза открылись, мята с бадьяном, дабы душа проснулась, морозника черного, дабы духов услышать, вербены с барвинком, дабы голос громче зазвучал… Теперь закрой глаза и дыши, дыши глубоко, как можешь. Воздух в себя впускай, небесам открывайся, к могуществу Коляды вековечного тянись. Его глаза тебе надобны, ими смотреть придется. Он все дела на этом свете вершит, кружит, он дни и ночи ведает, он прошлое и будущее знает… Дыши, дыши…

И девушка дышала – глубоко, полной грудью, увлеченно, до самозабвения. Очень скоро у нее закружилась голова, но она не останавливалась, стремясь принять в себя как можно больше небесной плоти. Голова кружилась сильнее, внутри сверкали радужные искорки.

– Когда дышишь, небесам открываешься, – шепнула в самое ухо ведьма.  – Ноги с руками раскинешь, землю в себя примешь…

Роксалана рывком раздвинула руки и ноги еще шире, насколько смогла, и – провалилась вниз, в бездну. На миг испугалась – но сразу поняла, что парит… Нет – плавает в странном мире без верха и низа, без небес и земли, подсвеченном множеством огней, синих, белых и зеленых, не ослепляющих, а манящих, каждый к себе. Не очень понимая, что все это значит, она нырнула к одному из огоньков – и тот раскрылся ярким многоцветными миром, полным рек и полей, лесов и озер. Тут были сады, рощи, луга, полные цветов – и она завернулась в это разноцветье, словно в одеяло, закачалась в нем, засмеялась, чувствуя себя свободной и бесконечно счастливой.

– Встану раннею зарею, открою очи ясные, – зашептала над ее головой старуха, – умою их росою медовою, обсушу их зноем полуденным, на четыре стороны поклонюсь, берегиням-матушкам помолюсь. Ой вы, берегини-матушки, откройте очи мои ясные, откройте мои синие! Да не те, что поутру умываю, что в полдень осушаю, а те очи, коими во сне милого свого вижу, коими в грезах его касаюсь. Притяните к очам моим милого, дотяните до него мои руки, донесите до него мой голос. Пусть увидит меня, ровно рядом стою, и я его увижу!

– Милый? – проснулось любопытство в заигравшейся душе.  – Кто милый?

– Олег… Чародей ловкий, избранником твоим нареченный… – подсказала знахарка.

– Олег? – Роксалана воспарила из цветочного рая, снова оказавшись в мягком безличном небытии.  – Олег… Каков он, этот Олег?

Память услужливо подсказала образ, и взгляд Коляды повернулся в нужном направлении. Девушка устремилась в еще одно из светлых пятен. Белое, снежное, бескрайнее… Окунулась в этот трескуче-безмолвный мир, закрутилась вокруг серого дымка, нырнула, оказавшись в каком-то тесном замызганном чуме, возле жаркого костра.

Но она была здесь не одна. На куче поленьев сидела девочка в похожей на колокольчик меховой одежде и деловито выговаривала охотнику в просторной оленьей накидке:

– Взрослые охотники говорят, что я должна стать твоей женой, злобный Самсайока! Я разжигала тебе очаг, я готовила тебе угощение, я сберегала твои вещи. Это означает, что ты меня выбрал, я твоя жена. Если я стану твоей женой, ты всегда станешь защищать наш род, пригонять зверей в наши ловушки, наполнять рыбой наши сети и не подпускать к нашим детям черных мертвых духов, высасывающих жизни! Вот, возьми оберег. Я вырезала его специально для тебя, чтобы он заботился о тебе, когда меня не будет рядом. Это был волчий череп, в нем очень много звериной силы!

Маленький амулетик из чуть желтоватой кости изображал человечка в два ногтя ростом, с расставленными ногами, развевающимся плащом и двумя мечами на поясе, большим и маленьким.

– Альва, милая, – сказал мужчина, и Роксалана с изумлением узнала в нем Олега.  – Ты совсем забыла, что я дух нижнего мира, мерзкий, темный и подлый. Разве у темного и подлого существа могут быть жена и дети? Если ты станешь моей женой, я больше не смогу оставаться злобным Самсайокой, сражаться со светлыми воинами и отгонять от вашего стойбища других духов. Поэтому не нужно дарить мне этот оберег. Не спеши, Альва. Пройдет лет десять, ты вырастешь большой и красивой, и всякий молодой охотник вашего рода станет умолять тебя стать его женой. Ты выберешь самого храброго и сильного, самого красивого. Того, кто будет любить тебя сильнее всех, не побоится сразиться за тебя с любым духом или воином. Ты выйдешь за него замуж и родишь много красивых и сильных детей. А какие могут быть дети от духа нижнего мира? Нет, страшно даже подумать! – ведун мотнул головой.  – Поэтому завтра я уйду и навеки исчезну из твоей жизни. Ты не должна становиться женою духа. Ты должна быть женой человека!

– Охотники говорят, раз ты меня выбрал, то я должна стать твоей женой, – упрямо повторила девочка.  – Иначе ты обидишься и станешь вредить нашему роду и перестанешь отпугивать светлых воинов!

– Скажи охотникам, я выбрал тебя другом, а не женой! Если я соглашусь взять тебя в жены, то быстро подобрею и не смогу сражаться с врагами вашего рода. Чтобы оставаться плохим, я должен сидеть в нижнем мире, в темноте и сырости, и копить злость.

– А хочешь, я стану тебе плохой женой? – Девочка поднялась и обняла Олега за шею. – Тогда ты всегда будешь злым и сможешь за нас сражаться!

– Нет, – невольно рассмеялся ведун, тоже обнимая девочку. – Лучше я навсегда запомню тебя хорошей, чем всегда буду видеть плохой. Это будет самое чудесное воспоминание в моей темной мерзкой жизни.

– Вот, возьми, – девочка повесила костяной амулет на шею Олегу. – Когда тебе не нужно будет быть злым, ты посмотришь на него и тебе станет чудесно. Тебе захочется увидеть меня снова, и ты придешь в гости еще раз!

– Спасибо, Альва. Я сохраню его навсегда, – пообещал ведун.  – Но больше я не вернусь, прости. Я и так провел в верхнем мире слишком много времени. Завтра я уйду навсегда. Такова судьба духов. Приходить незваными и уходить, когда их не хотят отпускать.

– Я буду приносить тебе жертвы, злобный Самсайока! Каждый день, самые вкусные кусочки мяса и рыбы, самые сочные ягоды!

– Каждый месяц не надо, – забеспокоился ведун.  – Я растолстею! Приноси только по полнолуниям, когда небо совершенно чистое, без облаков. Если я проголодаюсь, то разгоню любые тучи!

– Ты же дух, Самсайока! Ты не можешь растолстеть! – отодвинувшись, засмеялась девочка.

– Лучше не рисковать, – покачал головой Олег.

Роксалана спустилась ниже, вгляделась в амулет. В нем было что-то… Что-то необычное. Она не только видела, она его еще и чувствовала!

«Метка!» – с полной ясностью поняла девушка, и в тот же миг внутри нее словно напряглась струна, задрожала от натуги и потянула наружу, прочь, в никуда…

Она резко выдохнула, села и закашлялась. Отбросила одеяло. Ведьма поднесла к ее губам ковш, подождала, пока Роксалана утолит жажду, и закинула ее руку себе на плечо:

– Идем. Я тебе помогу.

С помощью старухи миллионерша на дрожащих ногах добралась до спальни, упала в постель.

– Господи, что со мной?

– Ты чуть не заблудилось, чадо разноглазое. Три часа в нетях пребывала. Взять в себя мир огромный есть ноша тяжкая, мне ведомо. Отдыхай.

Зебры толкались и тявкали, толкались и тявкали, словно простуженные гиены. Вдобавок почти все лампы перегорели, а потому под низким потолком стойла было темно и муторно, и очень тесно. И кому пришло в голову загонять столько животных в такую тесную загородку?

В потолке открылся люк, опустилась голова, стрельнула глазами по сторонам, свесилась ниже:

– Руку давай!

Таня послушалась. Олег ухватил ее за запястье, легко поднял вверх, на залитый солнцем горный ледник, огражденный со всех сторон грубо вырубленными из камней отрогами.

– Что тебе за каша такая снится, Таня? – укоризненно покачал он головой и принялся старательно отряхиваться.  – Нешто тебе на работе весь этот скот не надоел?